Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Сэр Эдгар собирался сунуться в лес. Ночью. Против врага, превосходящего числом. На радостях, что враги – люди. Немайн поспешно сообщила викарию. Что разбойники люди, что возможна бессудная расправа. Тот резко кивнул. Потом запнулся – как всегда. И вдруг тихо и быстро выпалил:
– Тут же никто не понимает греческого… Святая и вечная! Ты переведешь мои слова к этим людям? Хозяевам?
– Да, говори скорее. И впредь обращайся ко мне попроще. Хотя бы на людях.
– Хорошо, сиятельная дева, – понизил викарий августу на пару рангов.
Скороговорка. Ответ хозяина. Перевод. Прощальные кивки. Колесница. И тут… Сэр Кэррадок спрыгивает с коня. Смотрит – весело и пакостно. Ну да, его ж обидели. Мертвую голову не оценили.
– Перед боем, ввиду грозящей мне смерти и выполнив твое желание, я прошу у тебя, благородная дева Немайн верх Дэффид, знак благосклонности.
Клирик знал – эта формула не означает сватовства. Но… Рабыню никто и не спросит. «Свободная» после такого должна вешаться рыцарю на шею и болтать ногами. И не особо их смыкать. «Благородная», кажется, действительно дарит вещичку. Типа платочка‑шарфика, и рыцарь становится официальным ухажером. Предженихом, имеющим право отгонять от предмета привязанности соперников.
Что полагается делать богине, Клирик не знал. Но делать‑то что‑то было нужно, и срочно. Как бы поступила святая? Или… Оно! Кэррадок обнаглел? Пусть получает!
– Подойди ближе, мой верный.
И, едва Кэррадок подошел к колеснице, Немайн ухватила его голову руками, приблизила… Пауза получилась непроизвольно – у Немайн вдруг ослабли колени. Мир пошатнулся. Именно поэтому из задуманной милой шалости – материнского поцелуя в затылок – вышло то, что вышло. Все видели. Твердо и четко сида чуть наклонила голову своего прекрасного рыцаря – и поцеловала его в лоб. Как покойника.
– Теперь ступай и исполни долг, – объявила Немайн.
Перекрестить в спину как собиралась изначально – совершенно забыла. Не до того. Внутри клокотала злость. На Кэррадока. На себя. На тело. На…
– Анна, куда ты переложила рубашки? В бой идут в чистом.
– Так мы ж с утра и оделись…
– Давно это было.
– Ясно… – понятливо потянула Анна. Немайн захотелось ее пришибить. – Вот.
Сида схватила рубашку, метнулась к дому. Оттуда раздалось:– Тазик с водой и комнату без мужчин! И быстро!
Сэр Эктор с недоумением поглядел на покинувшую боевые порядки сиду. Только что рвалась в бой… Что с ней?
– Догоните, – кинул Анне, – а лучше тут ждите. С людьми и без калек управимся.
Он был слишком обрадован прекращению мистики, чтобы думать дальше. Сил было достаточно. Надежда на внезапность хорошая. Чего еще желать? И отряд вышел за ворота быстрой рысью, оставив на месте колесницу – и двух викингов при ней.
Обратно выскочила сида скоро. Настолько, что запнулась. Настолько, что не успела закрыть лицо руками. Хорошо, ткнулась не в камушек и не коровью лепешку, а всего в клумбу. Поднялась, отряхнулась… Вытерла лицо платком. Во двор посыпались обитатели фермы.
– На щеке забыла… – Озерная смеется.
– Спасибо. Нельзя сиде замарашкой в бой идти…
– Только размазала.
– А так?
– А у тебя зеркальца нет?
– Пока нет. В городе заказала.
– Возьми мое. За факелом сбегать? А тебе этот рыцарь правда настолько нравится?
– Я его убью… И не надо света, я и так хорошо все вижу…
– Правда убьешь? – Лукавый взгляд.
– Еще слово – и тебя убью… Анна, гони.
А перевалиться через бортик – не успела. Возникло новое препятствие – девочка. В руках кукла. Очень грубая: полено из неошкуренной ольхи, замотанное в разноцветные тряпочки.
– Не уезжай.
– Почему?
– Праздник. Твой. А обычно у нас вместо тебя кукла сидит. Взрослые говорят, если есть кукла, то и ты есть. Как бы. Я не понимаю.
– А, это я? Не скажу, что похожа. Наряди ее в белое. Хочешь страшный секрет? Я и без куклы есть. Без всяких как бы. И на празднике буду. И вот что – если я не
– А рыцари говорят, громить разбойников очень легко и совсем не страшно.
– Они рыцари. Им не положено бояться. И мне тоже. И дай ухо, пошепчу. – Сида перешла на шепот. – А все равно страшно‑то. Аж жуть. Говорю, потому что никто тебе не поверит. А для других – для других я уже кто‑то. Богиня, учитель, царица, ангел, сида… Им нельзя бояться. А я пока для тебя – ольховое полено, которое нужно наряжать. А куску дерева не стыдно немножко трусить.
Ведьма – не сида. Но слух у Анны хороший. Расслышала. Поняла – все не смешно, все плохо. Если сама Немайн немного боится. Если симпатичного ей рыцаря, вполне готового под каблук, в лобик чмокнула, оттолкнула. А сама не то что сохнет – мокнет… Значит, есть шанс умереть. Всем. Даже ей. С кем же это воевать придется? Как бы не с Гвином. И про ворон забыла рассказать…
От бездорожья не спасают и рессоры. Особенно на галопе.– На Лжедмитрия совсем не похожа, – произнесла Немайн, разглядывая свое начисто протертое отражение. – И даже на Марину Мнишек… Ну за что мне такое?
По бортам колесницы скачут норманны. Этим на приказы сэра Эдгара наплевать. Старый феодальный принцип: вассал моего вассала. Богиня идет в бой отдельно от остальных? Отлично! Больше чести!
Сэр Кэррадок мчался в общем строю – да полно, можно ли назвать толпу строем? Первые секунды, когда пьянила ярость погони, когда не выветрился из памяти и крови мятный запах рук богини – был беспечен как все соратники, успел даже отвесить шутку‑другую про разбойников, которые уж точно не ожидают, что на них навалится почти четверть королевской армии… То, что "красные куртки" оказались людьми, Кэррадока не разочаровало в Немайн. Напротив, это означало, что ее заступничество помогает и от злых людей. О чем он тоже поспешил всем сообщить. Потом же посвежевший к ночи ветер вымел восторг. Кэррадок начинал понимать, что только что натворил. До этого вечера он мог надеяться. Теперь надежды не было. Немайн еще утром вела себя как закадычный друг и свой парень в юбке. Он этого не только позволил себе не заметить. Обнаглел. Принял воинское братство за знак женского внимания. И устроил игру, как с деревенской девчонкой! И сида, само собой, четко показала ему место. Как заигравшемуся псу. А виноват, конечно, сам. Даже простая дочка хозяина заезжего дома имеет право на то, чтобы любая ее мелкая просьба не воспринималась как испытание жениха. А уж показать озерную – не служба, службишка.
Снедаемый черными мыслями рыцарь перестал подгонять коня и понемногу отстал от войска, впав в глубокую задумчивость. В угаре ночной скачки товарищи этого не заметили и уверяли потом, что в лес он примчался вместе со всеми. Что весьма и весьма отразилось на разбойничьих судьбах. Да и Немайн аукнулось.
Но самую злую шутку в День Неметоны сыграли "красные куртки" – и сами с собой. Уж в этот день нападения они никак не ожидали. Даже караулов не выставили. Чем и сделали свое положение безвыходным. Ну а кроме этого, у сэра Эдгара был козырь в рукаве, пусть он и отказался его учитывать. Потому как сида, оставленная без приказа, не есть сида, оставленная без дела. Дело она нашла себе – и двоим своим викингам – сама. Колесница с ленцой болталась вокруг леса, изображая весьма и весьма импровизированное оцепление. Немайн, конечно, видит ночью лучше, чем днем. Но лезть в лес колесницей и днем – не лучшая идея. Хорошо, Клирик был сердит и не поддался общему благодушию. Перечить командующему – не стал. Просто натянул на «скорпиончика» тетиву. Но поскольку был зол и торопился – забыл перетянуть торсионы. И не стал ждать, пока местный клан пришлет ополчение.