Кэннон
Шрифт:
— Я… о Боже… — я хватаюсь за его голову, прижимая его к себе, стараясь, чтобы мой голос оставался не громче шёпота, помня о том факте, что наши родители в доме, что если бы они обнаружили нас, всё будет кончено. Всё будет испорчено. Самое хреновое в том, что я думаю, угроза разоблачения на самом деле делает это ещё более напряжённым. — Когда мы купались ночью, я… о чёрт… вернулась сюда и трогала себя, думая о тебе.
Хендрикс стонет у моего клитора, и вибрация почти сводит меня с ума, точно так же, как это было на
— Расскажи мне, Эдди.
— Я лежала на кровати в этой комнате, думая о том, как возьму твой член в рот, — шепчу я. Моё дыхание прерывистое, слова прерывистые и перемежаются судорожными вздохами. Пальцы Хендрикса продолжают поглаживать меня, и я так близко. Он снова стонет, и тот факт, что Хендрикс так возбуждён, выводит меня из себя. — Я кончила, думая о тебе внутри меня, сверху на мне. Я кончила, думая о тебе, кончающем в меня.
— Блять, — я слышу, как он стонет это слово, его рот наполняется мной, и я сильно кончаю, прикусывая губу, чтобы не закричать, мои руки прижимают его голову к себе так крепко, что думаю, он, возможно, не сможет дышать.
Я всё ещё кончаю, мои мышцы крепко сжимаются вокруг его пальцев, но он не даёт мне передохнуть. Когда он убирает от меня пальцы, я практически кричу от ощущения пустоты. Но он поворачивает меня, усаживает на пуфик рядом с моим креслом.
— Садись, — рычит он.
Я безмолвно подчиняюсь, больше сосредоточившись на пульсирующей боли между ног, чем на чём-либо другом, пока он не снимает с себя одежду и не встаёт передо мной обнажённый, его огромный член в нескольких дюймах от моего лица.
— Охренеть! — выдыхаю я. Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю подумать.
Хендрикс поднимает брови:
— Соответствует ли он твоим ожиданиям?
— Я не уверена, что смогу… — но я не могу отвести от него глаз и протягиваю руку, поднося его к своим губам. Я дотрагиваюсь языком до единственной капельки предэякулята, которая блестит на кончике, пробуя её солёность на вкус.
Хендрикс стонет, хватая меня за волосы на макушке.
— Обхвати своими сладкими губками мой член, Эдди, — говорит он. Это не просьба — это приказ. И я подчиняюсь, беря его в рот. Я провожу языком по всей длине, пока он бормочет своё одобрение. — Чёрт, Эдди, ощущения во рту у тебя лучше, чем я мог себе представить.
То, что он говорит, подстёгивает меня, и я стону, когда сосу его, обхватывая его тяжёлые яйца одной рукой, а другой поглаживая основание его члена. Когда он у меня во рту, о чём мечтала годами, я пьянею от вожделения.
Когда Хендрикс дёргает меня за волосы и рассказывает, как он дрочил при мысли о том, что я сосу его член, я заглатываю его глубже, подстёгиваемая его словами, пока мне не кажется, что он вот-вот взорвётся. Он трахает мой рот, проникая глубже мимо моих губ, крепко сжимая мои волосы, пока не оказывается совсем близко.
Затем он
— Блять, Эдди, — тихо произносит он, его голос срывается, когда он кончает мне на грудь, одной рукой всё ещё сжимая мои волосы. Когда он останавливается, то смотрит на меня с застенчивым выражением лица. — Чёрт. Я не знаю, что на меня нашло.
— Ну, я знаю, что на меня нашло, — говорю я, смеясь.
Глава 17
Хендрикс
Четыре года и одиннадцать месяцев назад
— Кто это, черт возьми, такая? — Лоусон хватает фотографию с нижней стороны моей стойки и держит её подальше от своего лица. — Это твоя девушка?
Я выхватываю фотографию у него из рук и отталкиваю его со своего пути:
— Не трогай дерьмо, которое тебе не принадлежит, Лоусон.
— Пошёл ты тоже, чувак, — говорит он, присвистывая. — Ты под кайфом или как? Ты чувствительнее телки.
— Это не его девушка, идиот, — произносит Эндрюс. — Это Эддисон Стоун.
— Предполагается, что я должен знать, кто это, чёрт возьми? — спрашивает Лоусон.
— Она музыкант, — говорит Эндрюс. — Ты что, никогда не видел это шоу «Американский певец»?
— Нет, — отвечает Лоусон. — Я был слишком занят, трахая твою мать, чтобы смотреть это.
— Убирайтесь отсюда, тупые засранцы, — я засовываю фотографию обратно. — И заткнитесь. Я не хочу слышать ваши голоса.
— Ты сталкер, не так ли, Коул? — говорит Эндрюс, называя меня по фамилии. — Точно говорю.
— Что, если я скажу тебе, что я ее родственник?
Лоусон смеётся, звук эхом разносится по комнате:
— Тогда я бы сказал, что ты подонок, раз держишь её фотографию у себя на стойке, чтобы подрочить на неё ночью.
Я сильно толкаю его в грудь.
— Не говори больше ничего подобного, — рычу я и близок к тому, чтобы ударить его, но отстраняюсь, заставляя себя сохранять самообладание. Я изображаю безразличие, пожимая плечами. — Как будто я всё равно стал бы дрочить в комнате, полной вас, придурков.
Лоусон просто смеётся.
— Ты сумасшедший ублюдок, Коул, — говорит он, хлопая Эндрюса по руке и качая головой. — Как будто ты знаешь кого-то знаменитого.
***
Наши дни
Я не трахаю Эдди сразу. Я веду её в душ, где провожу с ней час, разговаривая в коконе душной комнаты, мои руки исследуют каждый дюйм её тела, мой рот на её губах, её сиськах, между её ног. Она снова гладит меня рукой, её голос звучит как страстное мурлыканье, когда она заставляет меня кончить, говоря, чего она хочет. Когда мы, наконец, заканчиваем, её лицо раскраснелось от горячей воды и оргазма, и я поднимаю её и несу обратно в её комнату, не потрудившись взять полотенце.