Кетополис: Киты и броненосцы
Шрифт:
И значит, «масляный насос высокого давления» должен оказаться размером… скажем, метра полтора-два в высоту.
Забавный автоматон – для которого нужен насос такого размера.
О-очень забавный.
Кажется, я уже произносил слово «вранье»?
В моей голове звучит музыка.
Танго.
Танец одиночества и похоти, Козмо. Одиночества и похоти…
Нитхинан. Ядвига. Девушка в розовом.
В клубящемся дыму предметы меняют
– У вас есть кофе?
Бармен ухмыляется черной дырой рта. Двух передних зубов не хватает. Красавец.
– У нас есть ром, – говорит он. – Для тебя это сейчас самое то, приятель.
Я выпрямляюсь и смотрю на него в упор. Во мне метр девяносто роста и пара тысяч тонн прозрачного арктического льда за спиной.
– Хочешь со мной поспорить? – жду ответа. Ну давай, улыбнись еще. Мне хочется взять бутылку и расколотить ее о лицо бармена. С другого конца стойки на нас смотрят две девушки – рыжая и блондинка. Одна что-то говорит другой, та кивает.
Бармен скисает.
– Нет, господин офицер.
– Тогда заткни фонтан и налей мне коньяка. И крепкий кофе.
Рыжая тем временем поднимается и идет ко мне, фальшиво улыбаясь из-под спадающих на лицо локонов.
Я поднимаю стакан, смотрю на просвет. Коричневая коньячная жидкость – хоть с цветом не ошиблись, и то ладно. Играет граммофон, мужской гнусавый голос поет по-итальянски. Уличная песенка, но мне неожиданно нравится. Как-то все это подходит одно к другому, все складывается: сигаретный дым, витающий в полутьме, теплый гнусавый голос и запах дешевого пойла. Хорошо.
– Как тебя зовут, красавчик?
Я поворачиваю голову. Вблизи рыжая кажется симпатичней – обманщик-свет, лучший союзник продажных девушек.
Я говорю:
– Козмо.
– Ничего себе! – она отстраняется, словно в удивлении. – Это из «Левиафана», да? Я знаю эту оперу.
– Нет, из «Аиды». Мои родители были без ума от имен Радамес и Амонасро.
Она надувает розовые губки:
– Грубиян.
Я улыбаюсь:
– Шлюха.
Пауза. Я думаю, что рыжая уйдет, но она не уходит.
– Ну да, именно. – Она забирается на высокий табурет рядом со мной. – Угостишь меня?
Она протягивает руку – по-мужски. Мне сразу вспоминается мамин социалистический кружок. Белое платье…
– Нона.
Я поднимаю брови. Пожимаю тонкие сильные пальцы.
– Польщен.
– Как хорошо перестать притворяться. Хотя бы на время.
– А ты не притворяйся, – советую я.
Нона хмыкает.
– Вообще-то я имела в виду тебя… – она рассматривает меня в упор, откровенно. – А ты действительно красивый, Козмо, – ее рука касается моей щеки. – Настоящий морской офицер. Я бы с тобой даже за бесплатно согласилась.
Теперь
– Угу. Ты всем клиентам это говоришь?
– Да, – легко соглашается Нона. – Каждому хочется верить, что он у меня особенный… Я буду ром с сахаром.
– Как прикажете, моя госпожа. Эй, хозяин!
Пока она закуривает, я делаю глоток. Коньяк проваливается внутрь, скорее обжигая, чем грея. Чертова подделка. Размешиваю сахар в кофе, начинаю пить. Ложечка делает: звяк.
Рыхлая блондинка находит себе другую цель. Я провожаю ее взглядом. Блондинка, покачивая крупными бедрами, подходит к столику, за которым скучает одинокий морской пехотинец.
Я прислушиваюсь к разговору.
– Хочешь поразвлечься? – игриво спрашивает блондинка. Морпех поднимает голову.
– Почему бы и нет.
– Так чего мы ждем?
Морпех смотрит в пустой стакан.
– Я уезжаю в Патройю. Сегодня вечером.
– Ох, бедняжка! – блондинка проводит пальцем по его щеке. – Тогда тебе срочно нужен сувенир на память.
Вместо ответа морпех оглядывает девушку с ног до головы. Не особо ласково.
– Твой триппер, что ли? – говорит он грубо. – Нет уж, спасибо.
– Кретин! Я чистая!
– А мне по хрену.
Потом я ухожу в местный гальюн, а когда возвращаюсь, вижу, как морпех поднимается наверх с той, рыженькой Ноной.
Видимо, ему был нужен какой-то совершенно определенный триппер.
Нона на ступеньках оглядывается – я салютую ей кофейной ложечкой. Она улыбается мне и подмигивает.
Я – особенный.
На столе лежит забытая морпехом фотографическая открытка. На ней – комната (бордель?), полураздетая девушка в белом корсете, поставив ножку на табурет, поправляет чулок. Фотография раскрашена от руки. В пальцах у девушки дымится сигарета.
Цветные пятна: желтое покрывало на зеркале, розовая юбка и ярко-голубая лента на подвязке.
Я беру открытку и разглядываю. За этим занятием меня и застают.
– Молодой человек?
Я поднимаю голову. Передо мной – типичный кабинетный ученый: худой, в драповом клетчатом костюме, непричесанный, в очках. Не такой уж и старый, кстати. Многие офицеры параллельно учатся в Университете, изучая кто иностранные языки, кто философию и математику… Вспомнил! Он читал лекцию в офицерском клубе. Что-то про восточную культуру. Кажется, было даже интересно.
– Профессор?
– Вообще-то я всего-навсего лиценциат. Но с правом чтения лекций, – он произносит это с гордостью. Да, точно он.
– Что вы делаете в этой дыре, профессор?
– Вы, наверное, удивитесь, молодой человек, но… я здесь работаю.
Некоторое время я пытаюсь связать обстановку и обитателей «Канатоходца» с понятием «работа». Выходит что-то странное. М-да.
Профессор смотрит на меня и говорит:
– Я вас шокировал?
– Э… ну, я как-то лучше думал о человечестве.