Кейджера Гора
Шрифт:
– Но он не заклеймил меня, и не надел ошейник, - напомнила я.
Раньше, то, что он не сделал этих столь обычных здесь вещей, как мне казалось, просто было связано с его желанием отомстить мне ещё жёстче и продолжать позорить и оскорблять, заставляя меня служить в качестве рабыни, несмотря на то, что фактически я оставалась свободной. Но теперь, я с испугом осознала, что, возможно, у этих упущений могли быть и более сложные побуждения.
– Если он не хочет Тебя, тогда почему просто не продаст? – спросила Тина.
– Может он и хочет меня, - прошептала я, - по крайней мере, иногда.
– Мне он
– Это точно, - признала я, подумав, что меры безопасности, применяемые ко мне, действительно казались несколько необычными.
В течение всего дня мои запястья обычно были скованы цепью, а зачастую ещё и к фургону. Вечером, в местах стоянок, как и в настоящее время на лодыжках у меня были ножные кандалы. Ночью, Спьюсиппус забирал мою тунику, и запирал меня в ящик, служивший мне конурой.
– Он сдает твоё тело в аренду?
– поинтересовалась Тина.
– Иногда мужчина-рабовладелец может получить подобное предложение относительно его собственности.
– Нет, - прошептала я.
– Тогда, всё становится столь странным, что я совсем запуталась, -призналась Тина.
– Да, - поддержала я её.
Внезапно я испугалась. Спьюсиппус совершенно очевидно полагал, что я могу быть рабыней. И при этом казался заинтересованным в том, чтобы не позволить мне погрузиться в мое рабство слишком глубоко. Но, почему нет? Большинство мужчин, само собой гореан, не вмешиваются в естественный рост, продвижение и развитие женщин в их неволе. По крайней мере, большинство мужчин, разрешает им заниматься этим самосовершенствованием. Некоторые из них даже, конечно, в пределах определенных дисциплинарных рамок, разрешают им развиваться в значительной степени в их собственном темпе, постепенно приходя к пониманию, неоспоримости того факта, что они, любящие и покорные, внутренне всегда были рабынями.
Конечно, я не была рабыней! Но, если бы оказалось именно так, то почему Спьюсиппус действовал таким странным образом? Я сильно сомневалась, что он отказал мне в ошейнике просто назло мне. Скорее, я бы предположила, что более вероятен вариант, при котором, желая натешить свою жажду мести, он надел бы его на меня, а затем заставил бы меня сожалеть, что я носила это. Даже, если я не была прирождённой рабыней, разве теперь не самое подходящее время, чтобы закрыть на моём горле свой ошейник? В результате, я, свободная женщина, вынуждена к моему унижению и позору, служить ему, как самая презренная рабыня.
Конечно, следующим естественным шагом для осуществления своей мести он должен был бы сделать меня рабыней юридически, и владеть мной по закону. Разве это не была бы роскошная месть! Привести Шейлу - Татрикс Корцируса, к кузнецу, чтобы полюбоваться, как она будет дёргаться и верещать под раскалённым железом, а потом подобрать для неё подходящий ошейник, чтобы затем замкнуть его на её горле, и таким образом, сделать её настоящей рабыней? Но, кажется, у него были некие иные намерения. И меня не могла не интересовать, какую судьбу в таком случае приготовил для меня Спьюсиппус из Турии?
Я выловила из воды последнюю тунику, и отжав её, положила вместе с остальными. Теперь их следовало растрясти и развесить на фургонах для сушки.
– Есть какие-нибудь
– О чём? – удивилась рабыня.
– Да о чём угодно.
– Ничего особенного, - пожала плечами женщина.
– Есть некоторые опасения за урожай Са-тарны из-за последних проливных дождей. В Аре собираются праздновать День Рождения Марленуса, тамошнего Убара. Лактантиус считает, что это важно.
– А есть ли какие-либо известия с запада? – осторожно поинтересовалась я.
– Да всё как обычно, - ответила она, но потом, задумчиво добавила, -
Разве только…
– Что? – нетерпеливо спросила я.
– Ты слышала о побеге Татрикс Корцируса?
– Нет, - солгала я.
– Это, пожалуй, самое странное, - сказала она.
– Побег произошёл несколько дней назад. Там сейчас проводят большую облаву на неё.
– Интересно, я не знала этого, - опять солгала я. – И что они думают, по поводу того, куда она исчезла?
– Да кто же это может знать?
– удивилась Тина.
– Ох, - вздохнула я, слегка успокаиваясь.
– Знаю только, что за её поимку объявили награду в тысячу золотых монет, - сообщила мне рабыня.
– Это же огромные деньги, - пробормотала я, внезапно почувствовав слабость в ногах, и присев на колени, вновь позвала, - Тина.
– Да? – с готовностью откликнулась она.
– Лактантиус, Твой Господин, он ведь из Пункта Ара.
– Что он делает на этой дороге?
– Он взял подряд на перевозку в Аре, - ответила она. – Сейчас он везёт груз на запад.
– А куда именно? – не отставала я.
– В Аргентум, - ответила Тина, и тут же воскликнула, - Что с тобой?
– Ничто, всё в порядке, - отмахнулась я.
– Что он делает на этой дороге?
– Что Ты имеешь в виду? – удивилась она моему вопросу.
– Он делает точно то, что и обычно делает взяв подряд.
– А куда ведёт эта дорога? – всё ещё на что-то надеясь спросила я.
– В Аргентум, куда же ещё, - ответила Тина.
Я сделав вид, что не удовлетворена видом пары выстиранных мной туник, принялась елозить ими в потоке, выжидая пока Тина не закончит свою работу и не отправится к фургона её хозяина. Лишь дождавшись этого момента и убедившись, что никто не смотрел в мою сторону, я наклонилась к речке и подняла со дна заранее примеченный небольшой, но с острой кромкой, камень. Я припрятала его под своей рабской туникой. Позже, когда Спьюсиппус забрал у меня одежду, собираясь закрыть меня в ящик, я незаметно сунула камень в рот. Ящик, хотя и крепкий, не был железным или стальным контейнером для доставки рабынь с Земли. Этот был сделан из дерева, и лишь усилен железными полосами по углам.
21. Дорога
Я продвигалась вдоль по мощёной камнем Аргентумской дороге, придерживаясь направления на восток, назад, в сторону Виктэль Ария. Меня окружала облачная гореанская ночь. Сырые камни дороги легко ложились под мои босые ноги.
Потребовались две ночи, чтобы я смогла с помощью острой кромки камня, проточить днищевую доску ящика, прикрывая это место подстилкой. Я начала с небольших царапин, скорее даже чёрточек. Но постепенно они превратились в царапины, потом после неоднократных моих усилий, в борозды, постепенно углубляясь, медленно и осторожно.