КГБ сегодня. Невидимые щупальца.
Шрифт:
— Меня удивляет, что сотрудник японской полиции так озабочен соблюдением советских интересов. Как я понимаю, проблемы такого рода обычно решает министерство иностранных дел.
— Представители министерства иностранных дел тоже предпринимают соответствующие меры…
Левченко попросил разрешения выйти в туалет, и его отпустили туда в сопровождении четырех японских охранников. Кордон японцев все время держал Роберта и его помощника на почтительном расстоянии; дважды, когда Роберт выходил из зала, чтобы позвонить по телефону, некий японец в гражданском костюме отправлялся вместе с ним и, вернувшись,
— Как видите, дело затягивается, — тихо сказал тот. — Министерство иностранных дел уже уведомлено, и можно предвидеть, что сейчас сюда явится целая свора из резидентуры.
Роберт прошептал:
— Посольство сделало представление лично министру иностранных дел, и наши люди тоже сейчас будут здесь. Вы держитесь молодцом. Не поддавайтесь!
Среди четверых представителей министерства иностранных дел, тоже пытавшихся допрашивать Левченко, был, японец наблюдение за которым Станислав вел еще в Москве, будучи сотрудником Второго главного управления. Делая вид, что они незнакомы, этот человек произнес по-русски:
— Мы ничего против вас не имеем, но в соответствии с консульским соглашением советская сторона вправе настаивать на свидании с вами, прежде чем вы покинете Японию. В противном случае японское правительство ждут серьезные неприятности.
— Что же, выходит, Япония, второе по мощи государство свободного мира, подчиняется Советам, боится их? Неужели японское правительство пугается даже из-за таких пустяков, как мое дело?
— Все проблемы можно будет уладить, если вы встретитесь с советскими представителями и объясните им мотивы своего решения…
— Эта встреча выльется в скандал, а мне она может причинить только вред. Я против.
Между тем аэропорт отправил уже третий рейс на Соединенные Штаты. Даже Роберт не мог больше скрыть озабоченности. И тут позвали к телефону старшего из представителей министерства иностранных дел. Сквозь стеклянную стену зала Левченко видел, как побагровело и напряглось его лицо. Вернувшись, он растерянно поклонился и лаконично объявил:
— Вам разрешается покинуть территорию Японии. Мы сейчас же проводим вас к самолету.
Станислав с Робертом в сопровождении двух десятков японцев дошли по бетонке до огромного «Боинга-747» компании Пан Америкен и поднялись по трапу. В последний момент, у самой двери самолета миниатюрный полицейский офицер потянул Станислава за рукав:
— Прошу вас, скажите нам только одну вещь. Кто сейчас возглавляет работу КГБ, направленную против Японии? Кого мы должны остерегаться больше всего?
Уже готовясь шагнуть в салон самолета, Левченко приостановился и с видом заговорщика шепнул:
— Пронников!
К замешательству и к изумлению пассажиров, уже занявших места в самолете, просиявший офицер порывисто чмокнул Станислава в щеку.
Когда Левченко уже сидел в кресле, офицер, стоя в дверном проеме, переспросил еще раз:
— Пронников, точно?
— Точно. Пронников. Владимир Пронников.
В этот самый момент советские высыпали из трех подъехавших машин и разбрелись по зданию аэропорта, прочесывая помещение. Группа молодцов сомнительного вида, по-видимому изображавшая компанию американских деловых людей и последние
Левченко увозил с собой только одежду, что была на нем, и очень небольшую сумму денег — несколько тысяч иен, что составляло примерно 30 долларов, и сто долларовую бумажку, которую кто-то из американцев сунул ему в руку в последнюю минуту перед отлетом из Токио, так сказать, на карманные расходы. Но прибыв в штаб-квартиру ЦРУ в Вирджинии, он в первый же день объявил, что не возьмет ни цента ни от ЦРУ, ни от какой бы то ни было другой американской правительственной организации.
Он понимал, что в обмен за предоставление убежища и за помощь в осуществлении бегства ему следует правдиво ответить на все вопросы, касающиеся его жизни, продвижения по службе и причин побега. Не подлежало сомнению, что при этом окажутся разоблачены некоторые тайны КГБ. Кроме того, он готов был рассказать все, что знал, о такой мерзкой личности, как Пронников. В то же время он не собирался ничего говорить о тех офицерах КГБ, которых считал приличными людьми.
Левченко настоял также, чтобы ему позволили советоваться с русским православным священником и исповедоваться у него. Если бы ЦРУ не согласилось принять эти условия, Левченко рассчитывал апеллировать к ООН, объяснить там свое положение и попросить посодействовать переезду в какую-нибудь другую некоммунистическую страну.
Сотрудники ЦРУ, беседовавшие с Левченко в эти первые дни в Вирджинии, посчитали его позицию наивной и не вполне логичной, принимая во внимание его ненависть к КГБ и советской системе в целом. Но им пришлось признать ее искренней. Эксперты ЦРУ увидели в его лице человека высокоморального, исключительно честного, с выдающимися интеллектуальными данными — и в то же время глубоко несчастного.
«Расскажите нам все, что, как вы считаете, вам позволяет совесть, — сказали сотрудники, занимавшиеся его делом. — Больше мы от вас не вправе требовать».
Между тем дал себя знать ряд чисто практических проблем. Левченко попросил убрать охрану, приставленную к его квартире в Вирджинии, чтобы ему не чувствовать себя пленником. Охрану убрали, но тут же дала себя знать другая, более серьезная проблема. Она была связана с деньгами. ЦРУ снабжало квартиру Левченко всем необходимым, включая книги и газеты. Но, не имея денег, он был фактически прикован к этой квартире, оставался по-прежнему на положении пленника, что болезненно задевало его самолюбие. Ему было сказано, что американское правительство платит приглашаемым со стороны консультантам от 50 до 200 долларов за день работы. Поскольку Левченко фактически уже работает как консультант правительства, почему бы ему не получать эту плату? Застигнутый таким предложением врасплох, Левченко согласился, чтобы ему начисляли 50 долларов за каждый день работы с сотрудниками ЦРУ. Получив первый чек на 250 долларов, он попросил вычесть из этой суммы сотню и перевести ее в Токио, тому американцу, что выручил его неожиданным займом.