Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Машкевич Стефан

Обе эти фразы, конечно, были сказаны авансом. Украинский парламент и украинское правительство на тот момент были делом будущего, но в исторических масштабах – ближайшего будущего.

Киев против Петрограда

Тем временем в Петрограде произошел первый кризис российского Временного правительства. Поводом стала отправленная 18 апреля (1 мая) министром иностранных дел Павлом Милюковым нота правительствам Англии и Франции с обещанием продолжать войну до победного конца и выполнить все договоры царского правительства. В результате Милюков и военный министр Гучков вынуждены были уйти в отставку. 5 (18) мая образовалось первое коалиционное правительство, в состав которого вошли шесть министров-социалистов; таким образом, правительство заметно «полевело», хотя десять «министров-капиталистов» (представлявших

буржуазно-либеральные партии) по-прежнему составляли большинство. Новым военным и морским министром стал Александр Керенский.

Антивоенные настроения, не говоря уже о желании отмежеваться от «старого режима», тогда были сильны, и заявление министра вызвало массовые антиправительственные митинги и демонстрации.

Менее чем через неделю, 11 (24) мая, Керенский, проездом на Юго-Западный фронт, посетил Киев. Он не побывал нигде, кроме вокзала, но…

Устроенная министру торжественная встреча приняла небывалый характер и обратилась в настоящий триумф. На станции разыгрывались невиданные сцены народного энтузиазма. А. Ф. Керенского носили на руках при оглушительных кликах и звуках военных оркестров, тысячные толпы, окружавшие со всех сторон вокзала, теснились, чтобы увидеть А. Ф. Керенского, и требовали выхода его на площадь. Овации продолжались в течение всего времени пребывания министра на вокзале, более часа.

Министерский поезд ожидали в Киеве к 7 часам вечера. На вокзал прибыли: военное начальство во главе с Ходоровичем; представители Исполнительного комитета и обоих Советов; Исполнительный комитет Юго-Западных железных дорог; делегации солдат из-под Киева; оркестры военной музыки; наконец, масса простых граждан, желавших лицезреть живого министра. На перроне выстроили почетный караул. Публика заполнила не только вокзальную площадь, но и все пути, мосты, стоявшие на запасных путях паровозы и поезда, перроны, залы и коридоры. Весь вокзал был в красных знаменах и лозунгах.

Поезд опоздал больше чем на час. Когда в девятом часу вечера он показался на путях, ведущих к станции, оркестр заиграл «Марсельезу». Керенский, в защитного цвета френче и фуражке-кепи, стоял на площадке вагона в окружении солдат и матросов. Министра подхватили и стали в буквальном смысле слова передавать из рук в руки. Ему с трудом удалось, миновав зал ожидания 1-го класса, дойти до бывших царских покоев. Здесь состоялась церемония встречи. Приветственную речь произнес председатель Совета солдатских депутатов Ефрем Таск. Своей ответной речью Керенский «зажег» присутствующих, как он это умел, и неоднократно срывал овацию.

По требованию толпы, собравшейся на привокзальной площади, военного министра подняли на руки, усадили на кресло и вынесли на площадь, где он произнес еще одну короткую речь. Под овации и крики «ура» его понесли назад, к поезду:

Вся масса людей, увенчанная возвышающимся над головами креслом, на котором сидит А. Ф. Керенский, как стихийный поток движется к вагону мимо стоящей другой массы.

А. Ф. Керенского выносят на площадку вагона. Поезд медленно отходит, и гул и звуки оркестров не прекращаются до тех пор, пока поезд не исчезает в темноте.

Министр уже мчался сквозь украинскую ночь на юго-запад, а вокруг вокзала продолжались импровизированные митинги. Те, кто слышал речь Керенского, взобрались на возвышенные места и начали пересказывать отдельные ее части тем, кто ее не слышал. Еще долго на вокзальной территории слышались восклицания «Да здравствует Керенский!»²²²

Правда, представители украинского движения не были в таком же восторге. В передовой статье «Нової Ради» за 17 (30) мая говорилось не о восторженной встрече, а об ином аспекте визита военного министра:

Коли воєнний міністр О. Керенський проїздив через Київ на фронт, то на вокзалі між иншим, торкнувшись національних справ, заявив, що народи Росії одержать права, але коли зараз хтось “захоче урвати собі ласий шматочок, тому ми (росіяне чи уряд) гукнемо: “Руки прочь!“ <…>

[Ф]раза воєнного міністра глуха і невиразна. Але все-таки вона мала на меті якісь – наші чи кого иншого – домагання, і звучит[ь] вона дуже різко. <…> З народами так не говорять і не розмовляють. Можна кричати скільки духу – “Руки прочь!“, але народи цього просто не почують,

бо вони з необорною силою тягнуться до свого права, і тепер нема ніякого сумніву, що вони його здобудуть²²³.

В тот же день, когда Керенского привечали на вокзале и слушали «Руки прочь!» в его исполнении, заведующему секретариатом Центральной Рады поручили обратиться в «Общество международных спальных вагонов» и купить девять билетов первого класса Киев – Петроград.

Пассажирами должны были стать Владимир Винниченко, Сергей Ефремов, Николай Ковалевский и еще шестеро членов делегации, отправлявшейся на переговоры с Временным правительством (по другим сведениям, в делегации было десять²²⁴ или двенадцать человек²²⁵). У каждого члена делегации было по экземпляру указаний Центральной Рады и еще двух документов на русском языке: «Декларации по вопросу об автономии» и «Декларации по вопросе об образовании Краевого комиссариата». В первой декларации объявлялось, что Временное правительство будет всемерно содействовать осуществлению автономии Украины; вторая учреждала новую должность временного краевого комиссара – представителя Временного правительства в девяти украинских губерниях (Киевской, Подольской, Волынской, Черниговской, Полтавской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской, Таврической). Oдной из задач комиссара было организовать Краевой совет, который занялся бы пересмотром границ Украины (исключением неукраинских частей этих губерний и включением украинских частей из прилежащих губерний – Холмской, Минской, Курской, Воронежской, Кубанской области и других). Декларации эти составила, естественно, сама Центральная Рада, а делегации предстояло добиться от Временного правительства официального издания этих документов. (В указаниях содержались и другие требования, например: допуск украинских представителей на будущую мирную конференцию; меры по украинизации школ; запрет антиукраинской пропаганды – всего 13 пунктов)²²⁶.

Принципиальное решение о посылке делегации Центральная Рада приняла сразу по окончании военного съезда²²⁷. Решение было принято 9 (22) мая, состав делегации и инструкции утверждены через два дня. Делегация выехала из Киева в ночь с 13 (26) на 14 (27) мая²²⁸, а 16 (29) мая в полном составе была принята князем Львовым. Последний вознамерился передать декларацию Центральной Рады в Совет министров, но делегация выразила желание принять участие в обсуждении. Премьер-министр согласился с этим и распорядился создать особую комиссию для совместного обсуждения²²⁹. Следующие два дня делегация, разбившись на группы, вела переговоры с министрами и с председателем Совета рабочих и солдатских депутатов Николаем Чхеидзе. Тем временем 19 мая (1 июня) военный министр Керенский, возвращаясь с фронта в Петроград, снова посетил Киев.

На этот раз он задержался в городе на целый день. Поезд подошел к перрону около 8 часов утра. Снова торжественная встреча, «Марсельеза», почетный караул… «А. Ф. Керенский казался очень усталым, измученным, с сильно пожелтевшим лицом, но с бодрым, горящим взглядом. Не прекращающиеся овации подействовали, видимо, на него возбуждающим образом[,] и он сильно оживился». К 11 часам утра министр прибыл во дворец, где получасом позже открылось объединенное заседание исполнительных комитетов. Все «первые лица» – Страдомский, Суковкин, Незлобин, Григорович-Барский, Оберучев – само собой, были здесь. Собрание продолжалось до часа дня. Далее, в 3 часа дня, в городском театре состоялось объединенное собрание Советов, под председательством Таска. Присутствовавший на этом собрании Гольденвейзер вспоминал о том, каково было «всеобщее, всеохватывающее и всепобеждающее впечатление от фигуры Керенского». После каждой приветственной речи Керенский вставал и пожимал руку оратора. После последней речи он не опустился обратно на стул, а медленно подошел к рампе. «Зал дрожал от рукоплесканий, а Керенский стоял у рампы, со своей рукой на перевязи, со своим бледным, измученным лицом…» Публика уже была, что называется, «разогрета». Сам же Керенский был блестящим оратором. Речь его состояла из отдельных, отрывистых, коротких фраз: по выражению одного журналиста, он «метал слова». Когда он закончил речь, «вся толпа ревела, все были растроганы и потрясены до полной потери самообладания…»²³⁰