Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Машкевич Стефан

Здесь говорится о конце 1917 года, но эхо летних событий в этом пассаже, пожалуй, слышится.

В конце июня к полуботковцам отправилась делегация Центральной Рады во главе с Винниченко и Петлюрой. Переговоры ничего не дали. Наконец, Генеральный военный комитет принял отчаянное решение: перестать выдавать полуботковцам еду (!). Те ответили демонстрацией у здания Педагогического музея 29 июня (12 июля). Через два дня Генеральный секретариат снова обсуждал вопрос о полуботковцах – Петлюра, в частности, признал, что движение солдат украинцев как на фронте, так и в тылу приобретает стихийный характер – но ни к какому разумному решению не пришли³³²…

Вечером, предположительно, 4 (17) июля, к голодным полуботковцам пришли некие «люди» и стали звать их «идти в город, там дадут хлеба и обмундирование»³³³.

Это были, согласно различным свидетельствам, офицеры³³⁴, представители клуба имени Полуботка³³⁵. Поздним вечером солдаты покинули казармы и пошли в расположенный поблизости, на Сырце запасной полк, где захватили из ящиков винтовки. Затем они «посетили» авиационные и железнодорожные части, в одной из которых захватили автомобили. Часть солдат поехала на этих автомобилях, часть двинулась по шоссе пешком.

Около часа ночи о захвате оружия стало известно в полку имени Богдана Хмельницкого. Подполковник Капкан распорядился разбудить солдат и выехал навстречу полуботковцам с четырьмя ротами богдановцев, вооруженных винтовками, но без патронов, которых в полку вообще не было. Богдановцы преградили было путь полуботковцам, но те начали стрелять в воздух. «Аргументы» оказались настолько сильными, что часть богдановцев решила присоединиться к бунтовщикам и арестовать Капкана. Последнему пришлось заявить, что он готов идти вместе. На самом же деле он поехал в Генеральный военный комитет и около 6 часов утра распорядился издать приказ о том, что временно, до выяснения положения, принимает на себя власть над городом (!)³³⁶.

Дойдя до города, восставшие принялись обезоруживать постовых милиционеров, что удалось им почти без всякого труда. Более смелым, чем милиционеры, оказался Павел Незлобин, повстречавшийся им на Галицком базаре. На попытку обезоружить себя он выступил вперед и обратился к солдатам:

– У кого есть смелость, пусть тот силой отберет револьвер у меня, председателя совета рабочих депутатов!

Нападающие растерялись, уселись в автомобиль и уехали с базара.

Уже на рассвете полуботковцы добрались до штаба милиции, захватили и разгромили его. Разбили столы, ящики, разорвали делопроизводство. Но больше, разумеется, их интересовало оружие: несколько сот револьверов и 70 000 патронов к ним. Здесь же они взяли кожаные пояса, ремни, шашки, которые унесли с собой, а также заменили свою изорванную обувь («люди, не имеющие сапог»!) на найденные на складе сапоги. Разгром штаба увенчался арестом поручика Лепарского. Телефон в штабе бунтовщики предусмотрительно перерезали, поэтому позвать на помощь было невозможно.

Из штаба милиции бунтовщики прошли в помещение Старокиевского района. Здесь они застали врасплох спящих милиционеров и заставили их выдать оружие. Лишь дважды или трижды сами полуботковцы пустили в ход револьверы, но стреляли только в воздух, поэтому никто не пострадал. Однако попытки захватить казначейство, государственный банк и правительственные учреждения не удались. Здесь против восставших сыграло то, что накануне, 3 (16) июля, в Петрограде началось выступление большевиков – та самая «генеральная репетиция» Октябрьской революции, после которой семеро большевиков были арестованы в особняке Кшесинской, а Ленин и Зиновьев бежали в деревню Разлив. Когда в Киеве получили тревожные сведения из столицы, по распоряжению Исполнительного комитета во всех этих учреждениях были выставлены вооруженные патрули. Об них восставшие «споткнулись», как и перед этим о смелого Незлобина.

Из старого города путь полуботковцев лежал на Печерск. Около 6–7 часов утра они явились в дом командующего войсками Киевского военного округа, на Александровскую, 3. Не застав там полковника Оберучева, который был в отъезде, они разгромили его квартиру, «причем не миновали даже мелких вещей». (По иронии, 1 (14) июля именно Оберучев подписал обязательное постановление о запрете «вторгаться в частные квартиры, склады и какие бы то ни было помещения вообще без согласия хозяев квартир и помещений»³³⁷…) Оттуда они проследовали к крепости, где захватили комендантское управление и арестовали коменданта Киева генерала Александра Цицовича.

Несмотря на ранний час, весть о восстании разнеслась быстро. Уже с 6 часов утра во дворце собрались представители военных и гражданских властей, обоих советов

и общественных организаций. Сам дворец окружили сильными отрядами юнкеров и казаков, во избежание захвата. Образовалось нечто вроде штаба, куда стекалась информация и откуда рассылались распоряжения³³⁸.

Уже ранним утром богдановцы начали обезоруживать патрули полуботковцев, находившиеся у некоторых учреждений, приводить обезоруженных солдат к музею и подвозить на автомобилях отнятое у них оружие – винтовки, револьверы, сабли, патроны.

Для подавления восстания в Киев вызвали с фронта казачий полк³³⁹. Однако его помощь, видимо, так и не понадобилась. Основную роль в борьбе с бунтовщиками сыграл полк имени Богдана Хмельницкого. Уже к 6 часам утра его личный состав сосредоточился у здания Педагогического музея. Бойцам выдали патроны, и полк расположился в боевом порядке, с пулеметами. Здесь же подполковник Капкан подписал уже упомянутый приказ: «Временно беру на себя власть в г. Киеве до выяснения положения. Прошу мне подчиняться и уверяю, что никаких беспорядков не будет. Приказываю всем войсковым частям г. Киева в полном составе явиться к Украинской центральной раде и ожидать моих распоряжений»³⁴⁰. Сюда же прибыли члены Комитета Центральной Рады и Генерального секретариата. В одной из комнат музея образовался целый склад оружия. На места, дабы убедить полуботковцев сдаться, выехали Винниченко и Петлюра.

«Получив так легко в свои руки власть и оружие, – констатировал корреспондент, – полуботковцы с такой же почти легкостью и отказались от нее». Были освобождены Лепарский, Цицович и комиссары, которых восставшие успели арестовать. Власти же, в свою очередь, перешли от убеждений к арестам. По требованию прокуратуры было начато расследование, имевшее целью привлечь виновных к ответственности. Уже к вечеру 5 (18) июля в городе установился относительный порядок³⁴¹. Значительная часть полуботковцев (их тогда еще называли «грушковцами», по месту расположения их лагеря) вернулись в казармы, часть, как уже сказано, была арестована. От 400 до 500 человек засесли в захваченном ими помещении штаба крепости, вооружившись несколькими пулеметами и большим количеством другого оружия. Предполагалось, что против этой части придется применять силу; начальник гарнизона генерал-лейтенант Трегубов предоставил члену Генерального военного комитета генералу Кондратовичу особые полномочия по наведению порядка. Но чрезвычайные меры, к счастью, не понадобились. Уже в ночь на 6 (19) июля захватчики крепости добровольно отправились в Грушки. Правда, после полуночи разнесся тревожный слух о том, что полуботковцы якобы намерены повторить свое «посещение» Киева. Несколько групп – то ли еще не вернувшихся в казармы, то ли всё же покинувших Грушки – появились в разных местах города. На Жилянской улице одна группа сделала несколько выстрелов, но при приближении патруля бунтовщики рассеялись. На Крещатике около часа ночи собралась большая толпа, появился агитатор, и возникла потасовка. И здесь дело дошло до стрельбы, но обошлось без жертв³⁴².

За всё время неудавшегося путча в городе погиб, насколько известно, один солдат – причем произошло это уже после окончания активной фазы событий, утром 6 (19) июля, в результате фатального недоразумения. Около 5 часов утра по Бибиковскому бульвару в направлении Шулявки прошла большая толпа полуботковцев (возможно, тех, что возвращались из крепости). Стоявший в это время на углу бульвара и Большой Владимирской караул юнкеров из 3-й школы прапорщиков, получивший предварительные инструкции, беспрепятственно пропустил их. Через несколько минут по бульвару в обратную сторону, к Бессарабке, прошла группа солдат. Юнкера решили, что это полуботковцы, возвращавшиеся с агрессивными намерениями, и подняли тревогу. Офицер, командовавший проходившими солдатами (которые на самом деле были из полка имени Богдана Хмельницкого) подошел к начальнику караула, чтобы объяснить ситуацию, но чуть-чуть опоздал: один из юнкеров, уверенный, что перед ним бунтовщики, открыл стрельбу из пулемета… Двое богдановцев были ранены, а один – казак (рядовой) Иван Рыбальчук – убит. Караул был немедленно сменен, а его начальник, штабс-капитан, арестован³⁴³. Еще одной жертвой стал дворник с Малой Житомирской улицы, убитый автомобилем полуботковцев³⁴⁴.