Киевские ведьмы. Выстрел в Опере
Шрифт:
Розовый дом-замок, башня, поддерживаемая химерными чудищами, с головами львов и крыльями демонов — уплыли.
— Это только предположение, — посрамленный историк переваривала свой непрофессионализм, и была крайне осторожна в формулировках.
Как могла она подтасовывать понравившиеся ей яркие факты, отмахнувшись от тех, что не вписывались в ее Великое Знание?
Как могла откреститься от Катиной прапрабабки с камеей?
Как могла отогнать на запасные пути, показавшийся не слишком важным трамвай, наверняка
…и трамваем из повести Куприна.
Впрочем, на этот булгаковско-купринский вопрос Маша знала ответ.
Ей никогда не нравилась версия Мирона Петровского!
Уже потому, что в книге «Мастер и Город» Булгаков, хоть и в кране вежливой форме, с расшаркиваниями, обвинялся в плагиате.
— Еще в 2001 году один литературовед написал, что повесть Куприна «Звезда Соломона» по фабуле подозрительно напоминает первую главу «Мастера и Маргариты», — сказала Маша. — Все начинается с того, что к главному герою приходит дьявол или черт…
— Воланд? — откликнулась с заднего сидения Чуб.
— Мефодий Исаевич Тоффель. То есть, Мефистофель, как в «Фаусте». А оканчивается все смертью под колесами трамвая, которую видит главный герой, запутанный дьяволом.
— Так Булгаков тоже обокрал Куприна?— беспардонно обвинила Машиного любимца Землепотрясная. — Бедный Куприн, все у него воруют! Один записку. Другой трамвай и сатану. Потому ты сказала, что три наши трамвая — один? Куприн увидел его и описал, а Булгаков прочитал и украл?
— Это еще не доказано! — подняла лозунг студентка.
Не было, не было у Мирона Петровского никаких доказательств булгаковской вины.
Никто из окруженья писателя, — ни братья, ни сестры, ни друзья, ни коллеги, ни одна из трех его жен, ни дневник самого Михал Афанасьевича, не оставил свидетельств, что автор «Мастера и Маргариты» когда-нибудь держал в руках повесть автора «Звезды Соломона».
И вся мироно-петровская версия базировалась лишь на явном их сходстве, и предположении: Булгаков мог прочитать!
Мог. И что из того?
Маша вон тоже могла — но не читала. И Катя могла. И Даша. (И вы, мой читатель, так же имели возможность, но, подозреваю, вряд ли воспользовались ею).
А, значит, из того, что Михал Афанасьевич теоретически мог, не следует ничего ровным счетом!
Это предположение. И ни один уважающий себя ученый не станет выдавать предположение за доказанный факт.
Не пойман — не вор! Ни трамвай, ни сатана-мефистофель, не являются ничьей авторской собственностью. О них вправе писать, кто угодно!
Но почему-то написали двое… два писателя из Киева.
— Действие повести Куприна происходит в городе N, где есть Александровская улица, Караваевы дачи, — сказала вслух Ковалева.
— Короче, в Киеве, — упростила Чуб. — Тогда, пожалуй,
— И «Голгофа», — сказала Маша, — на которой казнен булгаковский Христос Иешуа Га-Ноцри — тоже из Киева. Она стояла на Владимирской горке, рядом со второй Лысой Горой. И в романе «Мастер и Маргарита» Иешуа тоже принимает смерть на Лысой горе.
Она замолчала.
«Голгофа» стояла на Михайловско-Владимирской горке, у подножья которой лежала Царская площадь, по которой бежал булгаковский трамвай…
Раньше Маша никогда не замечала насколько «Мастер и Маргарита» -киевский роман.
Москва, была только сценой, подобной сцене МХАТА, где в 20-х. годах, срывая аншлаги, разыгрывалась сугубо киевская пьеса «Дни Турбинных» — о киевской революции.
— И Берлиоз — из Киева. И Воланд — тем более наш, — развила приглянувшуюся собственническую идею певица.
— Нет, — возразила Маша. — Демон сказал, Миша, как и Миша Врубель, не видел в нем демона. Врубель написал своего «Демона» с женщины, которую любил. А Булгаков Воланда…
— Тупо содрал у Куприна! Я только так и не поняла при чем тут революция?
— А я так и не поняла, при чем тут я, — сказала Катя. — Но, если это я, почему меня называют «змеей»?
— Потому что характер у тебя соответствующий, — охотно разъяснила ей Даша.
— Змеей не страшно, — отчужденно ответила Маша. — Сила Киевиц — сила Земли. Сила природы, сила Огненного змея, которого слепые сочли Сатаной, и которого Киевица Марина заковала ради равновесия сил, а наша Кылына пыталась освободить на Купалу.
— Освободила, — исправила Чуб. — Но мы всех спасли.
— В заговоре сказано «змея-Катерина и две сестры ее». — Вид у «змеи» был крайне мрачный. — Получается, — сказала Катя, — тот, кто писал этот заговор, знал: пророчество сбудется. В Киев третий раз придут Трое. И одной из этих Трех буду я — Катерина?
— Предположительно ты, — присовокупила историчка. — О чем он предположительно знал. Имя — может быть совпадением. И смерть твоей прапрабабушки под трамваем — тоже может быть совпадением. И схожесть двух произведений — может быть совпадением.
— А мой дедушка Чуб, утверждал, что три совпадения подряд совпадениями быть не могут! — заспорила Даша. — А у нас как раз три трамвая... Четыре. Или один? Я запуталась!
Маша посмотрела в окно.
Справа проплывал оперный театр, в девичестве — Городской.
Театр, в котором Митя Богров убил Столыпина и 50 миллионов людей.
Театр, в котором Миша Булгаков смотрел оперу «Фауст» 41 раз.
И Куприн мог посмотреть ее.
А мог и не посмотреть…
Но, как бы там ни было, он точно знал о Мефистофеле, ставшим в «Звезде Соломона» Мефодием Тоффелем.