Кикимора болотная

Мясникова Ирина Николаевна

— Нет, чтобы я вещи сторожила! — Дуська возмущенно дернула плечом.

Тася и Штукина направились в курилку, которая напоминала аквариум, где вместо воды люди плавали в клубах дыма. Зато из этого аквариума хорошо просматривалась Дуська, около которой тут же организовался один из баскетболистов.

— Да! — сказала Штукина, разглядывая Дуську. — Держись, мать! Как бы тебе эта красотка кого-нибудь в подоле не принесла, как ее бабка непутевая.

— Эта ни за что не принесет. Она шибко правильная, вся в прабабушку. Как твой Валерик, сначала на олигарха выучится, а потом уже будет о шурах-мурах думать.

— А мне показалось, что ей младшенький Жеребов нравится.

— Мне тоже так показалось. Не приведи господь, яблоко от яблони недалеко падает.

— В смысле петрушка от сельдерея недалеко ушла.

Объявили посадку на их рейс, Дуська

распрощалась с баскетболистом и стала озабоченно высматривать мать и Штукину.

— Ну, где вы опять болтаетесь? — строго спросила она, когда они пришли из курилки. — Фу, и пахнет от вас табаком!

— Вот и хорошо, что ты с нами не пошла. Лишь бы спорить с матерью. А это что за мальчик был? — поинтересовалась Тася.

— Да так. — Дуська махнула рукой.

— Дуська, а ты с ним по-каковски разговаривала? По-фински, что ли? — поинтересовалась Штукина.

— Тетя Лена! В наше время все приличные люди на английском разговаривают.

— О как! — Тася со Штукиной переглянулись.

— Между прочим, мне этот мальчик рассказал, что на бюджетных рейсах надо места занимать самим, так что, кто быстрее в самолет ворвется, у того места лучше будут.

Штукина подпрыгнула на месте, схватила свой рюкзак и с криком «Догоняйте!» ринулась в сторону выхода на посадку. Тася с Дуськой кинулись следом. Но куда там! Бабе-майору, которая еженедельно посещает занятия по самбо, в деле посадки на бюджетный авиарейс равных нет. Когда Тася и Дуська наконец протолкались в салон, они увидели замечательную картину. На трех креслах у прохода русалкой лежала майор Штукина и ругалась с проходящими мимо пассажирами. Надо сказать, что ругалась Штукина забористо. Причем не только на русском языке. Она в девичестве все-таки была Леной Шерман, которую учили и языкам, и фортепиано. Стюардесса смотрела на все это безобразие строго, но не вмешивалась. Тася с Дуськой радостно уселись на занятые Штукиной места, а та сразу поинтересовалась:

— Когда жрать дадут?

— Штукина! Сколько же в тебя влезает? — удивилась Тася.

— У меня большой расход калорий приключился. Я же вся изнервничалась, — пояснила Штукина.

— Тут, тетя Лена, еда тоже всем подряд не положена, а только за деньги, — радостно сообщила Дуська.

— Нет, Тася, это ж офигеть можно, какой Жеребов жмот получается! — возмутилась Штукина. — На всем, сволочь, сэкономил.

— Если тебе невмоготу, то мы, конечно, купим тут чего-нибудь, но я советую все-таки потерпеть. Самолетная еда в большинстве случаев — это изрядная гадость. Лететь нам часа четыре, потом добираться еще часа два. Потерпишь шесть часов или будем рисковать?

— Да ладно! Конечно, потерплю. — Штукина махнула рукой. — У меня бывает, что я и по двенадцать часов не ем ничего, а то и сутки целые. Просто думала, что по Европе путешествия отличаются от наших внутренних дурдомовских поездок.

— Конечно, отличаются! Ты чего? У нас знаешь сколько перелет до Анапы стоит? А дурдом почище этого! И у нас тебе никто такие понтовые места занять не даст. На них блатные уже рассажены.

Когда они наконец взлетели, Тася поняла, насколько она устала. Она откинула кресло и закрыла глаза, но сон почему-то не шел. Тася думала о предстоящей встрече с непутевой мамашей и ее семейством. В первый раз, когда они с Дуськой прилетели к непутевой мамаше после смерти бабушки с дедом, Тася поняла все. Она и раньше-то никогда особо сильно не осуждала непутевую мамашу, но тут пожалела, что дед так и не увидел семью своей дочери. Муж непутевой мамаши Алессандро оказался добрейшим и жизнерадостным человеком. Внешне он походил на Колобка — был упитан и абсолютно лыс. Чувствовалось, что он очень любит непутевую мамашу и гордится такой красивой женой. Непутевая мамаша в свойственной ей манере звала его Сашка, чем очень веселила Тасю. Еще бы, на родине всех по-иностранному называет, а за рубежом всех на русский лад переиначивает. И Тася, как то яблоко, от своей непутевой мамаши недалеко укатилась. Вон, один Ленни чего стоит.

Сашка был богат и ни в чем непутевой мамаше не отказывал. Ни ей, ни своему единственному сыну Антонио, Тони, Тонечке, Тоше. На Антонио вообще они оба чуть ли не молились. Он был потрясающе красив, какой-то волшебной неземной красотой, и совершенно беспомощен. Вернее, не совсем так уж беспомощен, ведь у него было просто космическое, с кучей никелированных и хромированных рычажков и кнопочек инвалидное кресло, в котором он передвигался по дому. У Тони оказалась какая-то редкая болезнь позвоночника, из-за которой он

не мог ходить. Непутевая мамаша каждый день делала ему всяческие полезные процедуры. Массажи и иглоукалывания. Она надеялась на чудо, но чудо не происходило. Чудо находилось у Тони в голове, в его выдающихся умственных способностях. К тому моменту, когда Тася увидела сводного брата в первый раз, ему исполнилось уже двадцать четыре года, и он был довольно известным математиком. Не только в Италии, но и за ее пределами. Казалось, он не испытывал никаких неудобств от своего положения, имел благодаря Интернету кучу друзей по всему миру, писал статьи и научные работы, то есть вроде бы жил полной жизнью. Однако в глазах непутевой мамаши, когда она глядела на сына, читалась такая безграничная любовь и боль, что Тасе даже делалось стыдно. Стыдно за то, что она жалела себя в детстве, жаловалась луне на свои проблемы и мечтала о большой и дружной семье с мамой, папой, братьями и сестрами. Ну да, когда у тебя руки и ноги целы, разве ты о них вспоминаешь с благодарностью? Все познается в сравнении, и в этом сравнении детство Таси показалось ей счастливым и безоблачным.

Встречала их в аэропорту Бергамо непутевая мамаша собственной персоной. Она, несмотря на возраст, невероятно красивая в своей роскошной норковой шубе, сразу бросалась в глаза в толпе встречающих. Казалось, какая-то небесная дива спустилась на землю и вынуждена торчать тут, среди всех этих итальянских макаронников. Хотя макаронники тоже были весьма симпатичные.

Дуська, увидев бабушку, ахнула и кинулась к ней на шею. Тася поразилась, насколько они внешне похожи. Штукина растерянно вертела головой и даже забывала стрелять глазами. Было тепло, и Тася скинула куртку. Штукина последовала ее примеру, тем более что ее замечательный бюст без куртки выглядел очень и очень заманчиво.

— А ну-ка, вертихвостки питерские, срочно оденьтесь, — велела непутевая мамаша. — Ветерок опасный, прохватит, и будете потом сопли на кулак мотать.

Тася и Штукина послушно надели куртки.

— Мы-то подумали, что ты шубу для красоты на дела. — Тася пощупала невероятно красивый мех.

— Если б у меня такая шуба была, — мечтательно закатила глаза Штукина, — я бы в ней даже спала!

— Это мне Сашка купил. Он любит мне всякие красивые штуки покупать. Конечно, по нашему климату вполне можно и без шубы обойтись, но раз уж куплено, надо носить, — с гордостью в голосе поведала непутевая мамаша.

— Как там наша Вера? — поинтересовалась Тася.

— Вера отлично, после первого курса в клинике стала настоящей красавицей. Я, честно говоря, даже не представляла, что она такая красивая. Приехала мымра мымрой, а теперь не узнать. Богиня. Вот только Тони…

— Что с Антошей? — испугалась Дуська.

Тасе тоже стало не по себе, она очень нежно относилась к брату.

— А! — Непутевая мамаша нервно махнула рукой. — Похоже, он в нее влюбился.

— В Верку? — удивилась Штукина. — Она же ему в матери, наверное, годится. Ну, не совсем, конечно.

Штукина знала все о Тасином брате, видела его фотографии и, будучи мамой мальчика, очень сочувствовала непутевой мамаше.

— Фу ты! Ерунда какая. — Тася облегченно выдохнула. — А я уж испугалась, что у него ухудшение какое-нибудь.

Всю дорогу до городишки на озере Орта, где проживала непутевая мамаша, Штукина не могла оторваться от окна автомобиля. Ахала и охала. Тася, конечно, не первый раз видела окрестности Милана, но тоже не могла удержать своего восторга.

Когда они въехали в ворота дома, им навстречу по подъездной дорожке вышла Вера, рядом с которой в инвалидном кресле ехал Тони. Тася увидела их, и сердце ее замерло. Это была невероятно красивая пара. Вера похудела, закрасила седину, явно пришла в себя и стала той прежней Верой, которую Тася знала еще в институте. Только намного лучше. С возрастом ее красота стала зрелой и какой-то ярко выраженной, что ли. Тони был младше Таси, а соответственно, и обеих ее подруг на десять лет. С того момента, когда Тася видела его в последний раз, он возмужал и стал еще больше похож на непутевую мамашу. Только волосы у него были хоть и вьющиеся, но угольно-черные, длинные, аж до середины лопаток. Когда он ехал по дорожке в своем кресле, они развевались на ветру у него за спиной. Божественно красивое, какое-то одухотворенное лицо Тони светилось радостью. И чувствовалось, что радость эта не только связана с приездом Таси и Дуськи, а имеет непосредственное отношение к присутствию рядом с ним Веры. Штукина уставилась на Тони и Веру, даже рот открыла. Дуська с визгом кинулась целовать Тони и затарахтела: