Киндернаци
Шрифт:
Сказать, что до самого вечера, было бы слишком, так что скажем — под конец этого веселого, отпетого денька для нас еще придумали упражнение, чтобы мы освежили свои навыки в том, как надо правильно строить устное сообщение при рапорте. Формула для запоминания — ООАЕУ: ктО чтО кАк гдЕ что-я-бУду-делать-дальше? Тут я в своей стихии. Последнее упражнение: по свистку все беглым шагом спускаются с холма, каждый срывает лист с какого-нибудь дерева, определяет его породу, бежит с листком к младшему вожатому, говорит, какому дереву он принадлежит («называние»), и затем, вернувшись в строй, несет его домой. Мне удачно подвернулось дерево, с которым трудно было ошибиться, я догоняю идущую колонну, мчусь к Биссеку, выпаливаю на последнем
Зато у нас сегодня ранний отбой. Мы глядим из спальни: солнце уже скрылось, но за окном еще светло, мы глядим на шпинатно-зеленый прямоугольник, где покой и печальная тишина, мы выбились из сил, нам уже ничего не хочется делать, но нам так жалко этих печальных остатков затухающего дня, этот прямоугольник так замкнут, так противоположен свободному приволью, он становится все темней и темней.
Эпизод 45. Как-то в воскресенье в июне 42-го
Слоняясь без дела. Внезапно появившееся свободное время, никак не используемое, зримо обнаруживает лагерную обстановку, выворачивает наизнанку ее содержимое. Слоняясь без дела, я задержался у подоконника и глянул вниз: в бездонные пропасти чужих серых окон, серых колодцев и балконов для выколачивания ковров над извилистыми закоулками гостиничного двора. Вечность. А для одного человека — вечность без собеседника, без точки опоры, к которой он прибегал при любых обстоятельствах. Потому что после покушения Штейна и больничного изолятора Шлезак отсюда смылся. Он навсегда испортил себе жизнь, говорят теперь, не давая зажить свежей ране.
Однако если смотреть на гостиничный двор с улицы и снизу, он кажется лучше, то есть просто замечательным! Весь желтый, полный ярких цветов. Во все отверстия свободно льется теплый полуденный ветерок, насквозь продувающий помещение кафе. Баладьи из четвертого класса пародирует нашего учителя музыки Рауксля, изобретая, как тот пародирует англичан: Черчилля, Идена и первого лорда адмиралтейства: «…Куда это мой флот пропал? Утри глаза и не реви, бедняжка Александер. На дне морском он весь лежит, вот там им и командуй». Еще один слоняющийся приплелся, потому что ему прислали из дома ноты «Песни фризов», теперь он поет ее и никак не напоется, а в придачу ему прислали еще и целую картонку хрустящего жареного картофеля, который и на третий день еще сохранил чудесный, такой домашний вкус, это угощение напоминает ему, как его недавно навещали родители, напоминает венский Пратер, поэтому он бережливо позволяет себе сегодня схрумкать в час по две-три штучки, так славно пахнущие подсолнечным маслом из ныне ставшей немецкой Украины.
Слоняясь, можно остановиться и около фонтана, отдохнуть перед ним на скамейке. Хочешь — ложись, хочешь — садись верхом на спинку. Со старшими уже пересмеиваются девушки, гуляющие по цветнику. Весна в самом пышном разгаре. Внутри фонтана, конечно же, зеленая слизь. Интересно, когда вылезет на свет первая жаба? Один из без дела болтающихся, приставив к глазу монокль из указательного и большого пальца, пытается поймать в него весь залитый солнцем гостиничный портал с надписью «Хратценхоф» вместе со скамейками и цветочными клумбами. Сенсация: латинист, великий путешественник, сегодня фотографировал! Для желудка время ожидания тянулось очень медленно, но вот наконец настал-таки обеденный час и на сладкое нам дают желе — такое холодненькое и разноцветное — желтое, красное и синее, на выбор. Тот, что с моноклем, хотел бы все замерить и старается мысленно представить себе конструкцию верньера, ее только что проходили в школе.
Слоняясь без дела, все поневоле притихли.
Ах, да! Проведал Кальтенбауэра в больничном изоляторе. Этот тиран недоволен, что его так редко хотят видеть. Все четверть часа он только и делает, что тебя подкусывает. Ты терпишь, набычив от злости лоб, но в разговоре притворно изображаешь подавленность, высиживаешь двадцать минут, чтобы не показалось, что ты зашел ровно на четверть часа. Освежающий ветерок у фонтана быстро выдувает остатки унижения, уносит тяжелые лазаретные запахи, овевает цветочными: среди них есть навязчивые и есть нежные.
Дальше болтаешься у себя в палате, перебираешь письма.
Дорогой Тильки!
Что же ты так ленишься писать? Или у тебя так много домашних заданий, что некогда заняться письмом? Ну, здравствуй, мой дорогой! Привет тебе также от тетушки. Не забудь, пожалуйста, поздравить ее с благополучным выздоровлением после операции. Бабушка тоже на тебя очень обижается за то, что ты забыл поздравить ее с именинами. Так жаль, что на Троицу ты даже не успел с нами попрощаться, потому что ваши вожатые забрали вас в кино, нам с отцом это было очень больно. А мы в тот раз потеряли обратные билеты на поезд, так что десять марок выброшены зря, но это уж, видно, судьба. Надеюсь, что на днях придет от тебя письмецо.
Погода очень хорошая. Балконная дверь стоит у нас все время открытая, даже ночью.
Воздушной тревоги ни разу не было. Недавно возле парка устраивали показательное тушение зажигательной бомбы. Жаль, что ты не видел, было на что посмотреть.
Следишь ли ты за порядком? Вчера я разбирала «твой» комод, и навидалась при этом таких чудес, словно побывала на столетнем мышином юбилее, — это было такое чудное зрелище, пахнуло таким застарелым дегтярным духом, там тебе и воск, и засушенные листики в баночках. Чего ты только не собираешь! Я повозилась основательно, полтора часа сидела на корточках перед ящиками. Я все опустошила и навела полную чистоту.
Как тебе живется, как твое здоровье? Загорел? Худенький ты или полненький? Не нужно ли тебе чего-нибудь такого, что мы могли бы прислать? Может быть, тебе нужны туристские ботинки для лесных прогулок? С едой у нас плоховато: нигде ничего не купишь. Ни фруктов, ни конфет, ничего нельзя достать, такие постные времена, каких я и не упомню. Ну ничего, когда-нибудь все переменится к лучшему. Только в саду сплошное изобилие. Уже скоро созреют ананасы.
Стирает ли кто-нибудь твое белье? С талонами на мыло ничего не выйдет. Старые ведь у тебя с собой, а новых я без тебя еще не достала. Есть у тебя еще деньги? Ты хорошо кушаешь? Это очень нужно для твоей пользы! Дают ли вам что-нибудь мясное? Хорошо ли ты спишь ночью? Пожалуйста, постарайся не очень рисковать, будь очень осторожен на воде и не переусердствуй в том, что касается твоих обязанностей.
Последние новости следующие: 1. В начале этой недели папа заболел ангиной с температурой за 38 градусов. Я тоже от него немножко подхватила, но сейчас мы уже поправляемся. Завтра папа снова пойдет на службу. Новость 2-я: В половине четвертого к нам пришла тетушка с каким-то особенным выражением лица, а за ней — д я д ю ш к а! Вот это была радость! Оба передают тебе большой привет. Он по-прежнему хорошо выглядит, весь в военном, но только совсем худющий. Похудел на 15 килограмм. Поездка заняла семь суток. Его рассказы совершенно ужасные: один, в России, и так несколько недель, он заблудился, спал на голой земле, питался степной травой, запивая водкой.