Кинжал раздора

Эшли Марина

– Привет, – появился не слишком веселый Барт в дверях домика Маленьких.

– Ты чем-то расстроен? – подметила Женин.

– Понимаешь, манекены – с головами, – сокрушенно махнул рукой Бартоломью. – Нам их насовсем отдают, и ободраны они не сильно – подкрашу в один миг. Но головы!

Барт топтался и не проходил.

– Ни отвертеть, ни спилить! Я уже присматривался.

Изумленная Женин представила Бартоломью с пилой.

Нет, с топором. Нет, лучше с гильотиной! Она захохотала. Глядя на нее, Барт и сам улыбнулся.

– А зачем им надо рубить головы? – еле смогла выдавить Женевьева.

– Торчат из костюмов. Ничем не задекорированы. Визуально мешают.

– Но ведь те кусочки, что мы нашли, Рафаэль определил как части головных уборов.

– Да это всего лишь небольшие фрагменты, – чуть ли не простонал Барт. – И ты сама предложила вставить их в пяльцы.

– Без мозгов… – Женин постучала себя пальцем по лбу. – Вышивать невозможно. Ну как они будут выглядеть, рукодельницы безголовые?

Барт подумал.

– Авангардно?

Они рассмеялись.

– Не руби головы, – попросила Женин. – Давай обернем их на старинный манер однотонными тканями в цвет платьям. А несколько кусков вышивки можно приделать на видные места. И написать пояснения.

– Попробуем, гений. – Барту даже обидно слегка стало, что такая простая идея не ему пришла в голову, хотя это все женские штучки. – Грабли

у вас есть?

Женни пожала плечами.

– Спрошу сейчас у Маленьких. А зачем манекенам грабли?

– Сухие листья нужно убирать, – поучал ее Бартоломью, сгребая листья в кучу.

Женевьеве захотелось вывалять его в этих листьях, такого умного, или обсыпать ими.

– А как же перегнивание в плодородный слой? – поинтересовалась насмешливо.

– Этот процесс происходит годами, в специальных компостных ямах.

– Помедленнее, муж мой, жена усердно конспектирует. – Женин с серьезной миной «записывала» у себя на ладони.

Барт рассмеялся.

– Откуда ты про компост знаешь? – улыбнулась Женин.

– Подрабатывал неподалеку, в пригородном хозяйстве. Они мне потом помогли купить моего Кинжала, – похвастал он.

– Кинжал – красавец! – вспомнила белого коня Женин, и продолжив игру, приготовила ладошку для «записей».

– Какие муж еще пришлет распоряжения?

– Это на тебя письмо так подействовало? – удивился Барт.

Женин не поняла. Бартоломью растолковал ей, что было во втором документе Маленького дедушки, то есть что там особенного вычитал Раф. Барт утрамбовал листья в мешок и выпрямился.

– Как ты думаешь, почему Маленький дедушка этому письму придает значение? Может, Раф чего-то не заметил?

– Узнай у него сам! – предложила Женин и чуть ли не заискивающе спросила: – Ты пообедаешь с нами?

Барт посмотрел на нее и не устоял, согласился.

Прадедушка за обедом шумел: перескакивал с одной темы на другую, путался. Гремел по поводу Медичесов, напуская на себя важность. Женин с жалостью на него смотрела. Сделала попытку заинтересовать его историческим костюмом. Маленький дедушка вообще рассердился. «Надо ему все-таки пить лекарства», – огорчилась она, отвела его после обеда в спальню.

Бартоломью уходить не хотелось, несмотря на то, что Маленький ворчал весь обед и было уже поздно. Он с неохотой поднялся.

– Какой у тебя свитер красивый, – заметила Женни.

– Теплый. Мама из Шотландии привезла. – Барт, не долго думая, стянул свитер и всучил его Женни. – Держи.

Она отнекивалась, но он настоял.

Женни надела. Щеки ее пылали. Глаза сверкали от удовольствия.

Барт сунул руки в рукава своего пальто, застегнул все пуговицы.

– Бартоломью!

– Что? – остановился он на пороге.

– Ничего, – смутилась Женни.

– Я тебя люблю тоже! – улыбнулся он ей и вышел.

– Та-дам… – Женевьева взмахнула руками и закружилась в танце. – Та-дам-там-там.

Представила себя знатной дамой, в платье со свисающими рукавами-типпет. Вот только голова у нее не задекорирована. Придется рубить! Женни тихонько рассмеялась. Ах, какая же она счастливая. Счастливая!

Она налетела на Маленькую бабушку, та совсем неслышно вошла в кухню.

– Дедушке плохо? – испугалась Женни.

– Нет, солнышко. Дедушка задремал. Посматривай на него, а я прилягу.

Прабабушка поковыляла к себе, а Женни, подвернув рукава у свитера, перемыла посуду и заглянула к Маленькому дедушке.

– Джек? – спросил он.

– Джек ушел. Это я, Женни. – Женевьева присела рядышком.

– Время вы убиваете с вашим историческим костюмом. – Прадедушка всерьез сердился: наверное, болело у него что-нибудь. – Ишь чего удумали.

– Я потом тебе объясню, зачем мы это затеяли, – поправила его одеяло Женни. – Расскажи лучше о кинжале и Глазе бури.

Маленький дедушка успокоился и стал рассуждать вслух. Женни слушала. Ну вот. Рафаэль, похоже, опять прав: все значение, что прадедушка придавал письмам, заключалось в том, какие они, Мединосы, ловкие – смогли раздобыть переписку и определить гостей, и какие Медичесы подлые – наверняка обижали собственного племянника.

Но разве можно было этим испортить Женевьеве настроение? Она сняла свитер, повесила на спинку стула у своей кровати. Рукав как бы невзначай оказался на ее подушке. И заснула она абсолютно счастливая. Ну почти. Для полноты счастья не хватало ей таблеток от старости для любимого прадеда.

Бартоломью сделал глупость. Не надо было ему отказываться от обеда, говорить, что он сыт. Тут же посыпались вопросы: а где он пообедал, а у кого. Маму интересовало даже, чем его угощали. Отец не вмешивался: прикрывшись свежей газетой, он тихо давился от смеха. Спас Бартоломью Рафаэль, начавший притворно возмущаться, что по милости того весь день копался в тряпье, а Барт не удосуживается посмотреть результаты. Бартоломью пошел за Рафаэлем в комнату, и тут мама заметила, что он в одной рубашке.

– Я свитер отдал одной знакомой, поносить, – отмахнулся Барт не оборачиваясь.

Которой знакомой, мама не спросила, поняла – той, что накормила обедом.

Отец отложил газету и посмотрел на жену с улыбкой.

– Бартоломью отдал свой любимый свитер, – многозначительно сказала она и, подождав немного, горестно добавила: – Нет у нас больше сына.

У отца улыбка сползла, и лицо вытянулось от удивления.

– Не ожидала, что Бартоломью будет молчать. Не познакомит нас. Семья узнает все последней в городе!

– Ну почему последней? – попробовал пошутить папа. – Уверен, что Рафаэль с первой секунды в курсе происходящего.

Папа пригрозил маме пальцем.

– Только не вздумай их расспрашивать! Ни одного, ни другого!

Мама сердито загремела кастрюлями.

– Да, может, ничего серьезного, вот и не рассказывает, – после молчания предположил отец.

– Точно! – всплеснула руками мама. – Бартоломью что-то не похож на влюбленного.

Она принялась рассуждать.

– Бартоломью – всегда нараспашку. Не видно, чтобы он мучился, страдал, переживал. Довольный жизнью и весь в своих проектах!

Отец облегченно вздохнул. Но это был не конец, а всего лишь начало.

– А вот девушка? – вскрикнула мама. – Бедная девочка! Интересно, мы ее знаем? С ее стороны выглядит все очень серьезно! Заботится, чтобы не ушел голодным. Свитер с его плеча выпросила. А он, паршивец, даже не считает ее кем-то важным, чтобы познакомить с нами!

Мама переживала.

– Он не понимает, как серьезно девушки относятся к любви. Он ее обидит. А каково потом будет девушке? Ох, нужно поговорить с Бартоломью! Чтобы он понял, что с чужими чувствами нужно бережно обращаться. Что есть люди тонкой душевной организации, чуткие…

Отец захохотал:

– Ну, мать, ты определись сначала, за кого ты волнуешься и по какому поводу.

– За обоих! И я себе не прощу, если мой сын сломает кому-то жизнь!

– С утра ты боялась, что жизнь сломают ему.

Отец встал, подошел и обнял жену.

– Давай дадим ему время самому понять, что с ним происходит. Не дави на него!

Она закивала.

Но успокоиться не могла. Нужно что-то предпринимать или подождать? Поворочавшись в постели, мама встала и пошла посмотреть, как там мальчики. В комнате Рафаэля горел свет. Оба склонились над

письменным столом. Эскизы, планы, черновики.

– Спать пора! Уже за полночь!

– Мама, очень много работы, – посмотрел на нее один сын.

– Потом отоспимся, после выставки, – повернул свою похожую, но более заросшую голову второй.

«Пора Бартоломью в парикмахерскую», – подумала мама, засыпая.

Бартоломью развернул записку Женевьевы и чуть не рассмеялся вслух. «Женин, Женин».

– Что за адрес? – поинтересовался молодой веселый шофер.

– Сан-Катарина, Цветочная улица, 72.

– У нас в Меланьи тоже есть такая. Возле вокзала. Домов двадцать.

– Тридцать один, – со вздохом уточнил Барт.

Водитель притормозил и окликнул прохожего, выясняя, где у них Цветочная улица.

Дом номер семьдесят два был больших размеров, но обликом своим напоминал домик Маленьких. Бартоломью решил, что у всех Мединосов схожие архитектурные вкусы.

– Джек Смит? За сундуком? – догадалась тетя Женевьевы. – Я как раз с него пыль обтерла.

Барт не удержался и первым делом открыл крышку. Закрыл, потом снова проделал то же самое.

– Подумать только, механизм работает до сих пор, – удивился он мелодичному громкому перезвону.

– Да, – закивала головой тетя. – Уж как наши девочки им не баловались, а не сломали. Умели делать в старину вещи.

Барт рассмотрел сундук со всех сторон. Ощупал, простукал дерево. Хотя чего стучать, уж если «музыка» работает…

– То, что нам надо для выставки! Лучше не придумаешь. И в отличном состоянии! Правильно хранили, – похвалил Барт.

Тетя зарделась от удовольствия.

Барт заглянул внутрь сундука. Какая-то одежда. Пусть Рафаэль с Женевьевой разбираются. Он оформит любую.

Главное, что-то есть. Барт вынул пучок сухой травы, растер пальцами. Старая. Не пахнет.

– Это розмарин, – пояснила тетя, – от моли. С каких же он там времен?

– Мама обычно лаванду использует… – Бартоломью пустился развивать тему хранения одежды.

Тетя заинтересованно выслушала, сама с удовольствием объяснила такому хозяйственному молодому человеку, в чем преимущества розмарина. Барт пошел за водителем, чтоб тот помог вынести сундук.

Но он не успел.

– Мама! – послышался от дверей звонкий девичий голос. – Ты дома?

– Дочка приехала! – всплеснула руками тетя.

– Мне нужно посоветоваться! – весело помахала матери толстым пакетом кузина Женевьевы. – Выбирай, какие свадебные фотографии отошлем родне.

Она замерла, увидев постороннего, и нахмурилась. Тряхнула недовольно своей роскошной копной волос и разве что ножкой не топнула.

– Это еще кто такой? И что за грузовик стоит у нас во дворе? – повернулась она к маме.

Есть у некоторых красивых девушек манера не замечать предмет разговора. Барт знавал таких.

Тетя принялась по-своему объяснять, что за выставку затеяла Женевьева и за чем конкретно прислала она из Меланьи вот этого самого Джека Смита.

– Ах, наша Женин вся в отца! Кстати, может, вы знакомы? – предположила тетя и пояснила Барту, что дочка весь прошлый год провела в Меланьи.

– Нет, – решительно возразила кузина, – первый раз вижу. Джек Смит из Меланьи?

– Не знакомы, – покачал головой Барт и заверил многозначительно: – Я бы не забыл даже случайной встречи.

Кузина спрятала довольную улыбку. Успокоенный Барт шагнул к двери.

– А удостоверение личности какое-нибудь он показал? Ты что, собираешься отдавать семейные ценности незнакомцу? – громко спросила кузина маму.

– Женин же звонила. Предупреждала, – оправдывалась тетя.

Барт обернулся. Женщины уставились на него вопросительно. Бартоломью похлопал себя по карманам в поисках документов. Развел руками с простодушной улыбкой.

– Эх, не догадался взять.

– Что? Совсем ничего? – кузина явно потешалась.

– Вот разве что записка с адресом. Почерк Женевьевы, – протянул он бумажку.

Кузина уловила иронию в его голосе.

– Женин витает в облаках! – заявила она маме. – Доверяет всем подряд. Сундук и содержимое надо оценить, перед тем как отдавать. Застраховать.

Кузина посмотрела на Бартоломью насмешливо. Барт пожал плечами, стараясь не выдать досаду.

– Жаль, что мы не подумали об этом заранее. Столичная комиссия приедет смотреть нашу выставку для участия в «Днях культуры» через десять дней, – приуменьшил он сроки. – Это нереально: успеть оценить, доставить и подготовить для экспозиции.

Тетя завздыхала, она ведь пообещала Женевьеве. Как же неудобно вышло. И не хочется огорчать племянницу.

Кузина закусила губу. Пожалуй, она зашла далеко. Женевьева обидится на нее из-за никому не нужного сундука с тряпками. По правде говоря, Женин – молодец, нашла ему применение. Но не идти же на попятную?

– Хотите, я расписку вам дам? – предложил Барт после небольшой паузы.

Все облегченно вздохнули, хотя ничего особенного он не написал: забирает сундук, обещает доставить Женевьеве Мединос в целости и сохранности.

– Какую фамилию поставить? У кого я сундук забираю? – поинтересовался Бартоломью.

– Как это у кого? – удивилась тетя. – У Мединосов.

– Мединосы не меняют фамилию в замужестве! – гордо добавила кузина.

– Значит, можно будет указать, что вещи из коллекции семьи Мединос. – Барт думал о своем.

Он вовремя спохватился и расписался как Джек Смит.

Бартоломью с шофером бережно обернули сундук одеялами и погрузили в машину.

– Какой приятный молодой человек, – смотрела на Барта в окно тетя. – Красивый. Как ты думаешь, не будущий ли он наш родственник? – толкнула она дочку локтем. – А ты с ним так грубо разговаривала…

Барт вскочил на подножку, обернулся и, улыбаясь, помахал рукой на прощание.

– Не такой уж он приятный и красивый, – хмыкнула кузина. – Вообще, откуда взялся в Меланьи Джек Смит?

– Я не поняла Женевьеву. Вроде как родители из Америки. Ох, увезет он ее от нас… – Тетя с нетерпением открыла пакет с фотографиями.

Они перебрали, что кому из родственников напечатать в память о свадьбе. Полюбовались глянцевыми изображениями. Кузина решила остаться на ночь у мамы. Ей не спалось. Вся история их с мужем отношений прошла у нее перед глазами. Просто сказка. Они голову потеряли от любви. Бродили: то наговориться не могли, то молчали. Ели одно на двоих мороженое в горячем тесте у конной статуи, кусали по очереди, он поцеловал ее липкие пальцы и сказал, что это серьезно, что так серьезно у него еще не было, рыцарь-наемник в свидетелях. «Какой наемник?» – не поняла она. «Да ты совсем не знаешь Венеции!» Он рассказал ей историю Бартоломео Коллиони, чей конь занес над ними бронзовое копыто. Они опять бродили. Сумасшедшие. Счастливые. А потом – глупые подозрения. Ссора. Она сбежала к Маленьким. Жизнь рушилась. А все вокруг как сговорились. Влюблялись, целовались, смеялись, устраивали карнавалы.

На центральной площади Меланьи журналисты снимали репортаж. Рыцарь в тяжелых доспехах на белом коне позировал перед камерами, привставая в стременах. «Бартоломью!» – окликнули его. «Бартоломео Коллиони!» – вырвалось у нее. «Нет, – возразили ей, – какой Коллиони, это же Медичес, Бартоломью Медичес». Проклятый Медичес снял шлем, оглянулся и, улыбаясь, помахал публике рукой. Это было слишком! Она в слезах вернулась к Маленьким. А там ждал ее смущенный жених с извинениями. Ну уж нет! Слишком долго она страдала, чтобы простить так быстро! Она его три дня промучила.

Кузина рассмеялась тихонько своим воспоминаниям и вдруг похолодела.

«Джек Смит?!»