Кинжал раздора
Шрифт:
Формат листов оказался очень неудобным, большим. Женевьева мучилась, мучилась, разулась и с ногами забралась на кухонный стол в замковой пристройке.
«Хорошо, что я в штанах, а то вдруг кто-нибудь нагрянет», – вообразила она, какое шокирующее зрелище сейчас представляет верхом на столе. Женни закусила губу и продолжила старательно выводить ровные квадратные буквы. Рафаэль проверял, зачищал помарки и откладывал готовые надписи на кресла и стулья.
– Никогда и в мыслях не было, – развлекал он Женевьеву разговором, – что детская книжка окажется такой удобной для быстрого исторического анализа.
– Ты о «Панораме»? Я сразу о ней вспомнила. Самая нужная книжка детства.
– Картинки срисовывала? – предположил Рафаэль.
– Туалеты героинь описывала. – Женни протянула ему следующий лист и пояснила: – В тех историях, что я сочиняла для одноклассников. Мне в детстве эти платья казались безумно красивыми, – призналась Женни, – а теперь я поняла, что стала феминисткой.
– Почему? – Рафаэль удивился, он не уловил связи.
– Потому что ненавижу сложную, тяжелую одежду! Свободомыслящие женщины всех эпох прикладывали усилия, чтобы упростить ее! Сделать удобной! Непонятно, почему этого хватало всего на несколько лет. Кто все время усложняет одежду?
– Тоже женщины, тоже умеющие прикладывать усилия, – даже не задумался Рафаэль.
– Ах, женщины!
Женин не успела возразить, что модой, как и всем остальным в этом мире, заправляют мужчины, Рафаэль, срезающий лезвием лишнюю букву, спросил:
– Так ты сочиняешь истории?
– Я
– Кто? – поднял глаза Рафаэль.
– Девушка Барта, которая думала, что короля на троне играет он, и которая полезла с тобой целоваться! – слегка смущенно объяснила Женни.
– А! – вспомнил о ком речь Рафаэль.
Приятный случай, хотя и был он нечаянной смелостью с его стороны, подростковой выходкой. Рафаэль деланно равнодушно пожал плечами и пошутил:
– Может, она нас и не перепутала.
– Ме-ди-че-сы! – укоризненно откликнулась на его слова Женни.
Она произнесла это таким тоном, что Рафаэль почувствовал себя по меньшей мере Казановой. Ему захотелось бросить к ногам своей «дамы» тигриную шкуру, голову врага, охапку цветов, весь мир, а не сверять текст на душной кухне.
Дама о такой буре эмоций и не догадывалась. Она уселась на столе, по-турецки скрестив ноги, и уставилась на необычный рисунок. Наверное, у Бартоломью к последнему листу иссякла фантазия. Он изобразил букву забавными человечками, держащимися за руки. Одел их в бутоны цветов вместо платьев.
– Я в детстве себе кукол так делала. – Женевьева показала Рафаэлю картинку. – Вместо рук втыкаешь палочку, и придворная фрейлина готова. С головой только проблемы. Никакое зернышко не держится.
Она замолчала испуганно. Что же она все время говорит, какую чепуху!
– Бартоломью использовал желуди, – вполне серьезно поддержал тему Рафаэль.
– Желуди тяжелые и большие для голов. Я все перепробовала.
– Барт в детстве из желудей мастерил рыцарей. – Раф улыбнулся. – И лошадей для них. Мы разыгрывали сражения. У меня левая рука тогда совсем не слушалась…
Рафаэль машинально пошевелил пальцами. Женин затаила дыхание, чтобы не смутить его жалостным вздохом.
– И я неосторожно сметал иногда всю конницу противника, даже не успевали навоеваться. – Рафаэль сделал движение рукой и озвучил его.
Они посмеялись и вернулись к работе.
«Забавно выглядело бы: мои цветочные дамы, теряющие головы, и желудевые кавалеры. Какая жалость, что мы не играли в детстве вместе, – вздохнула Женин. – Какой же Бартоломью замечательный брат, чего только не выдумывал».
– Правда, что Барт подарил тебе револьвер? – поинтересовалась она.
– Угу. – Синие глаза Рафаэля озорно сверкнули. – Хочешь пострелять?
– Я не умею стрелять, – призналась Женни. – И на лошади никогда не сидела.
«Конечно, у Медичесов детство было куда интереснее».
– Чему тебя научить сначала? – весело спросил Рафаэль.
Барт потерпел небольшое финансовое фиаско и нуждался в понимании и ободрении. Что-то пристрастился он в последнее время к утешениям. Смотрят на тебя широко распахнутыми от ужаса голубыми глазами. Ну как же! Ты же страдаешь. И говорят ласково, что ты самый умный. Что у другого на твоем месте и того бы не вышло.Он экономил на всем. Отказался от заманчивой идеи иллюстрировать брошюру фотографиями. Эх, где теперь их фотоаппарат… Обошелся своими же рисунками. Он нашел излишки подходящей для печати бумаги у одного отцовского приятеля. Но сами типографские услуги… Вот жук попался! «Членам Исторического общества? Скидка до 60 %! Местным жителям я всегда сбрасываю 5 %. Лично для вас, нравится мне ваша затея, персональная скидка в 15 %». Сколько бы процентов эта лоснящаяся морда ни называла, общая стоимость волшебным образом оставалась в результате неизменной! Барт от злости, что пришлось раскошелиться, возвращался домой пешком, чтобы не платить за такси. Хотя это было лишним, его бы с удовольствием подбросил кто-нибудь из знакомых водителей.
Женни сейчас захлопает сочувственно ресницами. Повздыхает по поводу его дурного настроения и скажет, что он сделал все, что мог… Бартоломью улыбнулся. Холодная капля попала ему за шиворот и вернула на землю. Он задрал голову: то ли дождь собирается, то ли снег. Барт прибавил шагу.
Возмущенно замяукал встретивший его кот. Бартоломью достал из холодильника молоко. Кот обрадованно засуетился возле блюдца, мешая наливать. Барт взял со стола лист, пробежал глазами. Женни вместо последней точки нарисовала ромашку. Как же так можно, это же серьезный проект, завтра его увидят чиновницы из Министерства культуры. А где сама Женевьева? И Рафаэль? В замке было тихо. Барт покричал – никто не отозвался. В комнатах пристройки – никого. Озадаченный Барт вернулся на кухню, сунул что-то в рот пожевать. Женни могла закончить работу и уйти. Но куда подевался Раф? Барт забеспокоился и решил сходить к Маленьким. По дороге он вспомнил голодного кота и заглянул в конюшни проверить, есть ли корм у лошадей. С этой выставкой они с Рафаэлем забросили все свои домашние обязанности. Бедный Кинжал. Соскучился. Застоялся… Вот, значит, куда исчезли Женевьева и Рафаэль. Бартоломью чуть не наподдал ногой пустое инвалидное кресло.
– Не давай лошади выбора, – учил Рафаэль. – Направляй ее сама, не сжимай ее так ногами – это команда перейти на галоп. Про галоп Женни догадалась и без его слов. Как только она стиснула коленками бока невысокой коренастой лошадки, та радостно ускорилась. Ох, как сложно заставить себя расслабиться, сидя верхом. Перестать бояться свалиться. Или, по крайней мере, не показать этого непринужденно гарцующему на Кинжале Рафаэлю. Сначала поездка была удовольствием, теперь хотелось поскорее сползти вниз, однако они заехали далеко от замка. Вот бы Рафаэль наконец устал, не ей же первой просить о пощаде.
А Рафаэль похваливал и подбадривал Кинжала. Рассказывал Женни, во что им обходится содержание лошадей. Сколько стоят корма и снаряжение. Да нужно еще подковать раз в месяц-полтора. Убирают они с Бартом по очереди.
– Ты – молодец! – похвалил он Женин.
– Хорошо для первого раза? – рассмеялась она.
– Нет. Вообще хорошо. Схватываешь все на лету.
– Лошадь замечательная. А Кинжал – просто красавец, – восхитилась Женни, бросив быстрый взгляд на спутника и опять сосредоточившись на своей езде.
– Вот видишь, лошади чувствуют, что они тебе нравятся. Они – добрые и настроение твое угадывают. Никогда не обидят. С ними так легко… – говорил Раф отрывисто.
– Может, это им с тобой легко? У меня даже с Бартоломью бывают недоразумения, а с тобой – никогда, – заметила Женни.
Рафаэль помолчал и решился:
– Женни. Почему именно Барт? Вы же с ним такие разные? Почему, например… не я?
Сердце у него неистово застучало.
Только сейчас Женни заметила, что седло, оказывается, скользкое, вертикально удержаться невозможно. И при этом все время думать о направлении? Лошадь только притворяется послушной, а сама со спокойным и даже равнодушным видом пытается пойти в сторону. Фух! Что спросил у нее Рафаэль? Почему она любит Бартоломью?
– Разве это можно объяснить словами? Или понять? – улыбнулась Женни.Замок! На следующем холме замок Медичесов! Они возвращаются! Что там сказала Амелия, оглядываясь в последний раз на замок, из которого она сбежала? Ее любимая героиня из легенды, с первого взгляда полюбившая своего рыжего вора.
– Я знаю только одно – я жена одного мужа! – заорала Женевьева.
То ли лошадь испугалась громкого голоса, то ли Женин опять ее нечаянно подстегнула – лошадь понесла с холма.
«Нет, – подпрыгивая в седле, думала Женин, – это Амелия говорила внутри замка, перед побегом».
Рафаэль догнал ее и озабоченно сказал:
– Бартоломью бежитБелый от бешенства Барт набросился на Рафаэля с кулаками. Лошади шарахнулись, Женин вскрикнула. Барт опомнился и опустил руки.
– Я, конечно, знал, что один из вас никогда не задумывается перед тем, как что-то сделать, – иронизировал Бартоломью, бросив взгляд на Женевьеву, – но чтобы и второй не подумал…
У Женин вертелось на языке спросить, кого конкретно он имеет в виду под этим одним, но она сдержалась. Зачем лишний раз ссориться.
– Мы глупо поступили, нужно было оставить записку, – признала она.
– О чем надо было подумать? – одновременно прозвучал вопрос Рафаэля.
– Ах, о чем?! – взорвался Бартоломью. – Да зачем мне ваша записка? Съесть с хлебом вместо масла? – язвительно поинтересовался он у Женин. – Что бы ты делала, если бы с Рафаэлем что-то случилось? А? Что бы ты делала, если бы Рафаэль упал с Кинжала?
Женин растерялась, лошадь под ней двинулась.
– Как с нее слезть? – спросила Женин.
Барт помог. Какой же он красивый, когда сердится, но чужой. Женин не решилась его обнять.
– Почему я должен падать с Кинжала? – зло отпихнул подошедшего к нему Барта Рафаэль.
– Не должен, но мог. Какого черта тебя одного понесло кататься верхом, да еще на Кинжале?!
– Не одного, – робко заметила Женин.
– О да! – Барт показал на нее пальцем. – Не одного! С новичком! Раф, а что бы ТЫ делал, если бы Женин свалилась?
– Лошадь такая спокойная, – оправдывалась Женин.
– Ты посмотри, какая погода! В оврагах лужи в лед превратились. Поскользнулась бы лошадь – и все.
– Может, Рафаэлю и надоела твоя опека, но я сейчас умру от счастья, – заявила Женевьева, расплывшись в улыбке. – Ты, значит, и обо мне беспокоился.
Барт застыл с открытым ртом, новый поток ругательств застрял у него в глотке.
– Я чуть не умер, пока вас дожидался, – смягчился он. – Не знал, какой маршрут проверять на наличие двух трупов. Каким вы ездили?
– По Большой Петле, – буркнул Рафаэль.
– И как тебе? – удивленно спросил у Женевьевы Бартоломью.
– Ничего, – кивнула она. – Непонятно только, зачем у лошадей такие широкие спины. Ноги устали.
Барт захохотал. Рафаэль улыбнулся.
– У лошадей нормальные спины. А мне придется искать другую партнершу на Рождественский бал. Ты ходить не сможешь теперь с месяц. Ничего, посидишь у стенки, посмотришь, как другие танцуют, – злорадствовал Барт.
Женин ему поверила. Она уже сейчас не очень-то могла передвигаться. Барт сжалился: очень несчастный у Женевьевы был вид.
– Пойдем, наездница, помогу тебе воды закипятить. Примешь горячую ванну, может, легче станет.
– Вернусь – проверю, как ты лошадей в порядок привел, – пригрозил он Рафаэлю и проворчал: – Ну катались бы во дворе замка, если так приспичило. Зачем сразу на Большую петлю ехать.Женевьева с трудом поспевала за Бартом.
– Бартоломью, – крикнула она ему в спину, – это была целиком моя идея. Я уговорила Рафаэля!
– Так я и поверил, – остановился Барт, – целиком твоя. Включая Большую петлю. Вас двоих нельзя надолго оставлять вместе.
Он улыбнулся.
– У тебя шапка набекрень.
Женни поправила вязанную светлую шапку с большим подворотом. «Так, значит, он не меня имел в виду под этим одним, который не задумывается? Или меня?!» Барт ее обнял и чуть ли не простонал:
– Как ты не понимаешь? Я испугался. Не говорю о том, что вдруг мама узнает. У нее сердце больное, да еще что-то с гормонами нашли. Ей только лишних волнений не хватает.
Какие растерянные у него бывают глаза. Женни засопела сочувственно и попыталась успокоить:
– А кто ей скажет? Нас никто не видел.
Она взяла его за руку, они тронулись дальше.
– Я бы не поехала далеко, если бы Рафаэль так уверенно не держался в седле. Он очень ловкий! Так мастерски взнуздал лошадей! Вообще не заметно было, что он колясочник. Как будто так и надо! Я бы без его помощи не забралась на лошадь, а сам он просто взлетел на Кинжала, – оправдывалась она.
Барт вздохнул.
– Это все обманчиво, Женин. Ты его не видела, когда он болеет. Ты не представляешь, как плохо ему может быть.
– Ну я не знаю… Рафаэль такой необычный. С ним чувствуешь, что все, за что он берется, он сделает. Иначе бы он не затевал. Даже с тобой не всегда так.
Это был очень удачный момент. Барт надулся.
– Да куда мне. Даже этот типографский жук обобрал меня, как хотел!
– О! – глаза Женевьевы широко распахнулись.
Через полчаса ласковых слов, нежных поцелуев и горячих заверений, что Бартоломью самый лучший в мире, Барт согласился, что он действительно не так уж плох. Они решили, что когда тому жуку потребуются какие-нибудь услуги Бартоломью, то Барт тоже возьмет с него по полной. Про себя Барт подумал, что не все еще потеряно, может, мэр выделит бюджетные деньги, услышав, как ахают дамы из министерства. А они будут ахать!– Мне остаться потереть тебе спинку? – игриво поинтересовался Барт, вылив в ванну последнюю кастрюлю кипятка.
Женин со смехом вытолкала его за дверь.
Она с наслаждением вытянулась в теплой воде, закрыла глаза. Открыла и вздрогнула, приняв большое полотенце на крючке за Барта. Ей почему-то стало не по себе. Был бы это Барт, она, конечно, возмутилась бы и запустила в него мочалкой. Но, с другой стороны, ей захотелось, чтоб это оказался Барт. Чтобы они уже были женаты. Женин быстро взбила мыльную пену и спряталась в ней по самый нос.
– Бартоломью, будешь обедать? – спросила мама.
– Конечно. С утра ничего толком не ел.
Мама обрадованно положила ему двойную порцию. «Может, уже и нет никакой девушки?» – посетила ее мысль, но тут же вытеснялась беспокойством, почему у Рафаэля теперь пропал аппетит. «Заболел?»
Раф гонял по тарелке кусок мяса. Окинул глазами их обеденный стол и рассмеялся, представив Женевьеву, сидящую по-турецки, прямо посредине.
– Что тебя так развеселило? – ядовито поинтересовался Барт.
– Вспомнил, как сегодня работал над текстом.
– Я видел подписи. Оригинально, – похвалил отец.
«Ах, ты улыбаешься после всех моих волнений!» – Барт не слышал отца.
– Знаете, что сегодня произошло? – спросил он.
– Что? – испуганно всплеснула руками мама.
Барт злорадно наблюдал, как побледнел Рафаэль. Выждал минуту и принялся расписывать свои типографские злоключения.
– Что же ты не принес брошюру домой показать? – посетовал отец.
Теперь Рафаэль усмехнулся, в брошюре же напечатаны фамилии.
– Забыл. Торопился и забыл. Увидишь перед балом, – выкрутился Барт.Раф без стука распахнул дверь к Барту в комнату.
– Я хоть раз в жизни падал с лошади? – крикнул с обидой.
– Смотря с какой. – Барт передернул плечами. – Ты совсем недавно пересел на Кинжала.
Барт поднялся на ноги и навис над Рафаэлем.
– Конечно, это все мелочи. Зачем спрашивать: «тук-тук, можно ли к тебе войти» или «можно ли взять тво-е-го коня». Но подвергать опасности свою и чужую жизнь, Раф!
– О! Я представляю, ЧТО ты наплел про меня Женевьеве, – скрипнул зубами Рафаэль. – И что она теперь обо мне думает. «Разве можно связываться с инвалидом».
Вся обида Барта улетучилась. Ему стало жалко брата.
– Женин не знаешь? – улыбнулся он. – Всю дорогу прочищала мне мозги, какой ты надежный, какой ты ловкий, как мне до тебя далеко.
– Правда? – Раф глупо улыбнулся.
– А тебе не приходило в твою голову, что мне самому охота поучить Женин сидеть верхом, но времени нет? – вздохнул Барт.
– Есть еще револьвер, – смущенно подсказал Раф. – Мы с ней не успели пострелять, а ей хотелось научиться.
– А, – безнадежно махнул рукой Барт. – Когда? Столько дел.
– Останешься? – кивнул на кровать.
Раф покачал головой.
– Пытаюсь систематизировать все сведения о кинжале и Глазе бури.
– Вот не дает тебе покоя. Что-нибудь новенькое нашел?
– Ничего особенного. Увеличил и рассмотрел клеймо на ножнах по рисунку. Клеймо мастерской Брескии. Очень известной производством доспехов. Не оружейной.
– Ну и что, – равнодушно зевнул Барт. – Редко, но бывает.
В дверях Раф остановился и с виноватым видом попросил:
– Прости меня.
Барт отмахнулся.