Кинжал раздора

Эшли Марина

– А как ты спускаешься? – не подумав, спросила у Рафаэля.

Ответил Бартоломью:

– На грузовом лифте для книг.

– Ой, можно с тобой? – выпалила Женин и смутилась: может, это неудобно.

– Лифт маленький, – возразил Барт.

– Можно, – неожиданно ответил Раф.

Барт только плечами пожал. Он втолкнул каталку с Рафаэлем в клеть. Женин втиснулась рядом и села на пол. В полный рост стоять было невозможно. Барт нажал кнопку и побежал вниз. Рафаэль и Женевьева очутились в темноте. Раф вздохнул.

– Мы с тобой две толстые интересные книги, совершающие побег из библиотеки навстречу приключениям! – сказала Женин таинственным шепотом.

– Да. – Раф нашел ее руку и пожал.

«Как жаль, что мы не одна история в одной и той же книге», – вздохнул он.

Лифт остановился, Барт распахнул дверцы. Женин выбралась первой.

Бартоломью освободил Рафаэля из клети лифта. Увидел Женин в берете.

– А ну-ка, дай мне! – Он натянул на себя зеленый бархатный блин, обнял Женин и обернулся к Рафу весело. – Рембрандт и Саския! Похоже?

– Только беретом, – рассмеялся Рафаэль.

– Отдай! – возмутилась Женин.

Барт надел ей берет на макушку, Женин привычным жестом сдвинула его набок.

– Наверное, портной ошибся с выкройкой. Но мне такой большущий нравится! – вздернула она нос. И вообще, она Рембрандт, а не Саския!

Барт смотрел на нее внимательно, как будто первый раз видел.

Рафаэль не захотел дожидаться, пока Бартоломью найдет такси. Барт сунул ему на колени сумку и покатил инвалидное кресло по улице, рассказывая Женин, как начнется их выставка, что скажет мэр, какие именно фразы прозвучат и растопят сердца их родителей…

– Откуда ты знаешь, что

он скажет? – Женин улыбнулась.

– Так речь мэру Барт и напишет, и убедит его, что это самые подходящие слова, – рассмеялся Рафаэль и запрокинул голову, чтобы увидеть лицо брата. – Бартоломью! Становился бы ты сам поскорее мэром.

Барт захохотал.

– Всему свое время. Не все сразу, Раф.

Они добрались до небольшой площади.

– Конечно, меня выберут рано или поздно: кого же еще, – самонадеянно заявил Барт.

Женин развеселило отсутствие сомнения в его тоне.

– Великий ты наш деятель! Зачем же ограничивать себя одним городом, шел бы сразу в премьер-министры!

Барт отвлекся, увидев такси. Пробормотал:

– А смысл? Только если для Меланьи это будет нужно… О! Пойду спрошу, не подбросят ли нас до замка.

Он вприпрыжку побежал к машине.

Женни шагнула было за ним, но, оглянувшись на Рафаэля, вернулась. Они смотрели, как Барт оживленно договаривается с водителем, пожимает ему руку.

– Для Бартоломью вне стен Меланьи жизни нет нигде. – Правый глаз Рафаэля опять слегка косил, что придавало и выражению его лица, и его словам шутливый оттенок.

Впрочем, он улыбался. Женни задумчиво улыбнулась в ответ, вспоминая, что же это Раф цитирует. Что-то знакомое.

– Редкая удача! – примчался обратно Барт. – У знакомого шофера брат на днях из нашей мебельной лавочки шкафы кухонные везет в Сан-Катарину.

Барт покатил Рафаэля к автомобилю.

– Я им помогу погрузить-разгрузить, а они мне сундук доставят, – довольно пояснил он. – И мы такую экспозицию сделаем! Наш Меланьи прославится далеко за своими стенами!

Рафаэль и Женевьева дружно рассмеялись.

– Вы чего? – добродушно спросил Барт, распахивая перед Рафом заднюю дверцу.

– Рафаэль только что цитировал Шекспира про Ромео. Очень в тему. Хотя, по привычке братьев Медичесов, передернул смысл, – разулыбалась Женни.

– Шекспира? – удивился Барт, захлопнул дверцу за Женевьевой, уселся впереди, повернулся к ним. – Раф, ты же Шекспира терпеть не можешь?

– За что?

Женни посмотрела на Рафа, но ответил Барт:

– За Макбета. Говорит, что ради красивого сюжета драматург оболгал лучшего из шотландских королей.

– Макбет что, не стремился к власти? – не поняла Женин.

– Конечно, стремился, – включился в разговор Рафаэль, – но не такой ценой! Доблестный и честный воин, он мог убить соперника в поединке, но не старика в постели.

– Откуда ты знаешь… – засомневалась Женин.

– По косвенным событиям тех лет. Шекспир много исказил ради своей идеи, – с горечью сказал Рафаэль. – Взял бы кого-то, кто действительно шел к власти по трупам, разве мало таких было в истории. Ославил великого рыцаря перед потомками. Благородного короля, который защитил страну от норвежского ига и обеспечил ей семнадцать лет безбедного существования.

Женевьева удивленно подняла брови.

– Макбет первый в истории Шотландии защитил права вдов и сирот! Дочерям дал право на наследство! – горячо говорил ей Рафаэль.

– А я считаю – Шекспир прославил Макбета. Кто бы его за благодеяния помнил, – насмешливо заметил Барт. – Ну не мог, значит, Шекспир взять другого короля в герои, знаешь, все эти родственные связи при дворе, тот – шурин короля, тот – прадедушка королевы. Неверный шаг – голова с плеч, не посмотрят, что ты – Шекспир.

– Именно, – закивал Рафаэль. – Выбирая между фактами и желанием угодить своему королю, Шекспир предпочел короля.

– Стюарты считаются потомками Банко, – пояснил он Женевьеве. – Королевскую родню выставил в хорошем свете.

– История запоминается не по научным статьям, которые, впрочем, тоже пристрастны. История переписывается словоблудами литераторами, что поделать, – притворно вздохнул Бартоломью и получил от Рафа по затылку.

– А леди Макбет? – вдруг задумалась Женевьева.

– О ней мало что известно, вдова с ребенком. Ее сын правил какое-то время после отчима. Была ли она так жестока и честолюбива, как в пьесе, летописи умалчивают, – сказал Рафаэль.

– Нет, я не о том. В ее время выдергивали волосы на голове? Это было модно? – наморщила лоб Женевьева, вспоминая даты.

Рафаэль открыл рот.

– Вот правильный подход к жизни! Учись! – рассмеялся Барт и легонько щелкнул брата по лбу. – Нечего ворошить бесполезные для нас сейчас факты. Голова должна быть забита фасонами, модой и историей костюма. Для выставки!

Женин встретилась с веселым взглядом водителя в зеркале заднего вида и покраснела. Вряд ли он прислушивался к их разговору и понял ее глупый вопрос, но она смутилась.

– Гм, не помню. – размышлял Раф, – Одиннадцатый век… Нам же не он нужен, я не искал репродукций…

– Лохматенькие еще ходили, – заверил их Барт.

По приезде Бартоломью уточнил что-то у шофера, и они расстались довольные друг другом.

– Как у тебя это получается? – спросила у приободрившегося Барта Женевьева. – Все, что бы ты ни задумал, моментально идет к тебе в руки.

Барт бросил сумку на порог и притянул к себе Женин. Она обхватила его за шею, подергала за короткие волосы.

– И девушки тоже, – проворчала ревниво.

Барт улыбался.

– У тебя всего одна попытка сказать правильные слова! – заявила строго.

– Мне никто не нужен кроме тебя!

– То-то!

Рафаэль не успел дослушать воркованье влюбленных, скрипнула дверь. Бартоломью отскочил в темноту, увлекая за собой Женевьеву.

– Меня нет! Придумай что-нибудь, – шепотом сказал брату.

Рафаэль подкатил к двери:

– Привет, мама. Бартоломью вернулся в город, забыл что-то в Бальном зале. Он скоро приедет.

Барт и Женин затаили дыхание. Ворча, что забытое можно забрать утром, а не шататься в потемках, мама захлопнула за младшим сыном дверь. Полоска света погасла. Барт и Женин, взявшись за руки, побежали к Чайной горке. У домика Маленьких остановились. Барт обнял Женин.

От его поцелуя у Женевьевы перехватило дыхание и соскочил с запрокинутой головы берет. Барт поднял его и надел ей на голову.

– Когда мы поженимся? – спросила Женин и испугалась своих слов.

Что же она вечно выдает вслух первое, что приходит на ум, что он про нее сейчас подумает. Женин вспыхнула.

– Скоро, – прошептал Барт, снова целуя ее, – скоро, девочка. На следующий Рождественский бал пойдем мужем и женой.

– До него же месяц всего остался.

– Нет, на этом мы помирим Медичесов с Мединосами. Пока они привыкнут к мысли, что мы вместе, я заработаю деньги. Кучу денег. За лето. Проведу осенний карнавал и сыграем свадьбу. – Он опять ее поцеловал.

– Как долго ждать, – вздохнула Женин, отстраняясь. – Мне пора. Спокойной ночи, Бартоломью.

– До завтра, – сказал он ей вслед.

Женни ворочалась в постели. Вот бы поскорее пожениться! Бартоломью был бы сейчас рядом, как в их путешествии, но теперь она могла бы его обнять, прижаться, поцеловать… Женни наконец уснула.

Барт брел в замок. «Спокойной ночи». Какая спокойная ночь после таких поцелуев. «Как долго ждать». И правда, долго. Он сумеет организовать свадьбу до карнавала. Может, родители чего подкинут. Нет, он сам. Он найдет, как летом заработать. Думай, Барт, думай! Стоп, не сейчас. Все должно идти по плану. Выставка!

Дома он рванулся было к Рафаэлю с тарелкой в руках. Мама возмутилась. Ужин – за столом! Барт проглотил не жуя, чмокнул маму в щеку и исчез в коридоре. Рафаэль не спал, аккуратно переписывал документ Маленького дедушки.

– Раф, кажется, я уловил изюминку, вот смотри. – Барт достал блокнот из нагрудного кармана. Секунду подумав, он запихнул его обратно, взял большой чистый лист из стопки перед Рафаэлем и набросал портрет.

– Похожа! – ахнул Раф.

– Женни – девушка в берете набекрень! – довольно рассмеялся Барт. – Даже если на ней нет берета. Я поймал ее изюминку.

– Она – ангел, – улыбнулся Рафаэль, рассматривая рисунок.

Барт захохотал.

– Если ангел, то с нимбом набекрень!

– Подаришь мне рисунок? – спросил Рафаэль.

Бартоломью опешил. Он был доволен, что ему наконец удалось выразить сущность Женевьевы в портрете. Это был первый удачный рисунок. Но он привык уступать брату: в конце концов, это всего лишь изображение, завтра он

прижмет к себе живую, веселую Женни, поцелует в улыбку, нарисует еще миллион ее портретов.

Барт размашисто поставил свои инициалы в правом нижнем углу и щедрым жестом вернул Рафу.

– Держи!

Бартоломью проснулся рано. Новый проект настолько захватил Барта, что и во сне его преследовали какие-то идеи. Он сел, позевал, наяву додумывая воплощение ночных грез. Почувствовал смутное беспокойство. Официальное заявление на участие они еще не подали. Все. Нужно подниматься, заниматься делами.

Бартоломью заказал телефонный разговор со столицей и с заявлением, вложенным в «Бюллетень Исторического общества», пошел к Рафаэлю.

Раф возле кровати делал упражнения с резиновыми жгутами.

– Доброе утро, – ритмично выдохнул он Барту.

– Привет. – Барт перешагнул через ноги брата, подошел к столу и уселся на краешке.

Он вытянул из кипы бумаг портрет девушки в берете набекрень.

– Надеюсь, через год слышать понежнее «Доброе утро», – улыбнулся Барт портрету.

Рафаэль понимал, что Женни – девушка Барта. Он давно уже не ревновал. Почти не ревновал. Но от известия, что еще целый год продлится неопределенность в их отношениях, приятно защемило сердце. Этот ангел будет запархивать к ним в дом, смотреть то удивленно, то смешливо, то нежно. Смеяться его шуткам и слушать его истории. Все будет по-прежнему хотя бы еще год.

Рафаэль с ожесточением взялся за гантели, физическими усилиями вытравляя из головы все мысли.

– Что-нибудь интересное? – Барт отложил портрет и повертел в руках копию документа Маленького дедушки, что вчера старательно снял Раф.

Потный обессилевший Рафаэль лежал на полу. Повернул голову.

– А! Это? Очень!

Он сел.

– Таких памятников бытового письма сохранилось мало. Как только Мединосам удалось заполучить переписку Медичесов? Если бы Мединосы разрешили опубликовать – я бы гарантировал маленькую сенсацию.

– Опубликуешь! – бодро заверил Барт. – Мы всех помирим. Мэр так расхвалит нас и наши семьи за выдающиеся заслуги перед Меланьи, что Медичесам и Мединосам придется пожать друг другу руки. Вставай, проверишь, правильно ли я составил заявление!

Барт пробежал глазами письмо – будущую сенсацию:

– Ну и какое это отношение имеет к кинжалу или гостям? Господин задерживается в поездке, пишет своей жене распоряжения…

– Предполагаю, что новый паж, с которым старый господин Медичес просит жену быть построже и не баловать в его отсутствие, – это тот мальчик, что упоминается в первом письме, тот, которого приедет забирать отец. Возможно, болезнь матери – истинная причина, а возможно – предлог: с ребенком слишком строго обращались в замке, потому что им были недовольны.

Барт нашел упоминание о паже. Перечитал. Медичес сетовал, что тот ни к чему не способен: дикий, пугливый и рассеянный. Что-то сломал. Но мальчик – явно родственник: так о чужих не пишут. И первое письмо подтверждает, что родственник.

– Обычное ворчание дяди на племянника, от которого он ждал сразу больших успехов. Не мог отец ребенка в отместку взять кинжал и ножны. Спрошу сегодня у Маленького дедушки, почему он придает письму значение. – Барт улыбнулся при мысли, что увидит Женевьеву.

Раф тем временем поднялся, сел на кровать, перебрался в кресло и подкатил к столу.

– Ты зайдешь к ним сегодня? – спросил.

– Надо бы. Хочу помочь листья убрать. Представляешь: вчера целуемся, а под ногами шуршат листья. Полон двор. Куда Женин смотрит, – проворчал Барт.

А для Рафа это прозвучало волшебной музыкой: поцелуи под шуршание опавшей листвы. Он вздохнул и начал искать в «Бюллетене» нужную страницу.

– В заявлении все правильно. Но ты понял, что его должен подписать действующий член Исторического общества?

– Подмахнет не глядя! – выхватил бумагу из рук Рафаэля Бартоломью и отправился к отцу.

Он оказался прав. Отец не стал вдаваться в подробности, поверил на слово, что Барт затевает нечто грандиозное, за все ручается, но детали сообщит позже. Требуется только формальная роспись, вот в этой графе.

Улизнуть без участия в семейном завтраке Барту не удалось. Он ждал звонка. И мама была настроена решительно, накрыла не завтрак, а просто обед какой-то.

– Бартоломью, где ты вчера задержался? – как бы невзначай спросила мама.

– Дела, – попробовал отмахнуться Барт.

– Девушка? – мама не отступала.

– Угу, – буркнул Барт, быстро запихивая себе в рот большой кусок хлеба с маслом.

Отец посмотрел на него добродушно, улыбнулся маме.

– Пора ему! Вот я в его годы!

– Не придумывай! – осадила мама мужа. – Бартоломью, мне нужно серьезно с тобой поговорить.

– Да? – изобразил готовность слушать Барт.

Раф прыснул.

– Мимолетные связи, они развращают душу и… – Мама покраснела. – Калечат тело. Нам даны заповеди. «Не прелюбодействуй».

Раф подавился и закашлял.

– Знаю-знаю. И не возжелай чужую жену! Чужой мне не надо! – рассмеялся Барт, пытаясь превратить лекцию о морали в шутку.

Зазвонил телефон. Барт вскочил, чуть не опрокинув стул, и побежал в коридор.

– Бартоломью делом занят! Что ты выдумываешь! – отчитывал маму отец. – А если увлекся кем, то кто же не увлекается в его возрасте.

– Вот именно! – громко сказала мама. – Случайные увлечения до добра не доводят!

– Ш-ш-ш, – махнул Рафаэль, подъехал к дверям и прислушался к разговору брата. – Барту слышно плохо!

Родители замолчали.

– Как? Вы еще не получили нашу заявку? – весело врал в трубку Барт. – Ох, это наша почта в Меланьи! Я сегодня же проверю, отправили ли они конверт. Наверное, все еще у них валяется. Девушка, милая, включите нас, пожалуйста. Как же вы обойдетесь без нашей экспозиции исторического костюма?

Барт чему-то засмеялся.

– Спасибо. На днях получите. Я потороплю. Когда показать комиссии? Да хоть завтра.

Рафаэль схватился за голову и затаил дыхание.

– Если у вас плотное расписание, то можно отложить. Да. И у нас в помещении еще ремонт, а хотелось бы продемонстрировать во всей красе. Да. Перед Рождеством? Великолепно!

Раф с облегчением выдохнул и восхищенно покачал головой.

– Дай пять! – со смехом протянул ему ладонь Барт. – Побежал я на почту отправлять заявку.

– Потом сразу домой? – спросила мама.

– Нет, загляну в Бальный зал, проверю, как убрали.

– И домой?

– Нет, мне манекены нужны для нашей затеи. – Барт начал раздражаться, это что еще за неожиданный контроль.

– У Бартоломью есть голова на плечах! – вступился отец.

– Знаю я эти головы! Посмотри на некоторых наших знакомых! Тоже не тыквы на плечах, – со слезами в голосе запричитала мама. – За минутную слабость они теперь всю жизнь расплачиваются! Женились по залету…

– Мама! Спасибо за завтрак, спасибо за советы. Я тороплюсь.

Он умчался. На почту. В Бальный зал. За манекенами. И – к Женин.

Дверь за Бартоломью захлопнулась. Мама посмотрела в окно. Барт торопился, чуть не бежал. Полы его расстегнутого пальто развевались от резких движений. Мама вздохнула и перевела взгляд.

Рафаэль кружил вокруг стола, собирая посуду.

– Ой… – Он столкнул чашку, но успел подхватить ее довольно ловким движением. – Не разбил! – повернулся к родителям.

Мама видела сейчас только колеса его инвалидного кресла, колеса, тыкающиеся в стол и издающие скрипучие звуки. Она накапала себе лекарства. Закрыться в спальне не успела – отец придержал дверь.

– Что с тобой сегодня? – спросил ласково.

Мама беспомощно посмотрела на него.

– Я так хочу, чтобы у мальчиков жизнь сложилась удачно. Я так боюсь, что Бартоломью наделает глупостей.

– Бартоломью весь в меня, – перебил ее с улыбкой отец. – Он сделает правильный выбор. Как я.

Его слова вызвали совсем другую реакцию, чем он ожидал. У жены слезы закапали из глаз.

– Другая женщина родила бы тебе здорового ребенка, – прошептала она.

– Я не хочу другую женщину и других детей. – Отец все еще пытался успокоить маму. – Никто в болезнях не виноват – это стечение обстоятельств.

– А ты еще Бартоломью одобряешь, мол, ты в его годы… Мы здоровьем своим и своих детей расплачиваемся за грехи.

– Господи, да какие у нас с тобой грехи? – Отец упорно улыбался. – Никто не знает, за что получает свой крест.

Отец погладил ее по голове и поцеловал вместо утешений.

– Я не вовремя? – появился на пороге Рафаэль. – Если я вам понадоблюсь – я в замке, разбираю сундук.

– Тебе помочь? – предложил отец.

– Нет, справлюсь. – Рафаэль не решился посвящать отца в совместную с Женевьевой затею.

Надо будет что-то уточнить – спросит отдельно.

– А ты матери рассказал, что твою статью опубликовали?

– А что тут рассказывать. Закономерный итог наших с Бартоломью усилий, – Раф довольно улыбнулся.

Мама подошла и порывисто поцеловала его в макушку. Он погладил ее по руке, посмотрел своими лучистыми глазами, кивнул и укатил.