Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.3
Шрифт:
Добрался Гаузе до вершины. Знамя развернул. Далеко внизу Левкой успокоился, радуется торжественному виду.
Гаузе покачивается, словно плывет по бурному морю, ветер знамя из рук рвет. И момент подходящий. И кричит бесстрашный Гаузе:
– Товарищи! Вас обманывают! В Китае власть захватила клика Мао Цзэдуна! Никакой поддержки клике! Вас обманывают…
Но рухнула пирамида, не выдержали старческие плечи. И с высоты грохнулся Петр Гаузе, держась за китайское знамя.
Левкой
– Бездельники, симулянты! Контры! Всех без горячего!
Зэки строятся, а Гаузе в больницу вернулся.
В закутке изменения. Бессонов пришел, сталинский портрет принес, на стенку приколотил.
– Ты ему в глаза гляди, – приказывает. – Может, стыдно станет.
– Нет такого человека, – Гаузе настаивает. – Памятники его сняли, города обратно переименовали, колхозы тоже.
– А Сталинград? – Бессонов спрашивает. – Что с ним?
– Волгоградом называется, – сказал Гаузе. – На всех картах.
– Значит, Волгоградская битва теперь? Ну и сволочь ты, П-234, но завираешься.
Махнул рукой, расстроился такому упорству. Ушел.
Вместо него другое явление: Полина. Красивая, только йодом шрам покрытый через всю щеку.
– Как тебя зовут? – спросила Полина.
– Петр Гаузе.
– А номер какой?
– Нет у меня номера. Теперь свобода. Все без номеров ходят.
– Не внушай иллюзий, – сказала Полина. – Ведь хочется верить.
– Вы верьте, обязательно верьте.
– Обидно разочаровываться. Хотя что мне – везде одинаково.
– Здесь у вас привидения ходят, – переменил тему Гаузе.
– Ага, я как-то видала, издали. Генерал какой-то. Наверно, из замученных. Одних генералов здесь штук сто замучили.
– Нет, не генерал. Сталин.
– Его сюда не сажали. Я бы узнала.
– Но ведь ходит.
– Нет, я бы узнала.
– Я его точно узнал. С погонами и с усами.
– Молчал бы ты лучше, Гаузе. И так тебя за Гитлера здесь держат. У них просто. Приговорят, в пакет, и задохнешься.
– Но они уже сомневаются. Я в них сомнение заронил.
– Глупый ты, Петя. А что с того, что Сталин помер? Они этого Сталина и в глаза не видели. Они сами по себе. И никто их не тронет.
– Как увидят, так тронут. Обязательно тронут.
– А так уж ты уверен, что никто про наш лагерь не знает?
– Я убежден в этом.
– А с кем он по телефону разговаривает?
– Нет у него телефона. Провод разрезан.
– А я слыхала.
Тут Павлик пришел, Полину отослал по делу. Был он взволнован, молоденький, а старичок.
– Вы уж простите, – сказал, – но, если ваши сведения правильные, как мне можно рассчитывать работу по
– Как доктору медицинских наук?
– Нет, – сказал Павлик. На кровать с краю присел, чтобы потише говорить. – Я писатель. И художник.
– И что же вы написали? Воспоминания?
Невзлюбил Гаузе Павлика. Что ты будешь делать? Не за его прошлое, а за зубы Чапаева.
– Я роман написал. И еще повесть. И несколько картин имею. Кроме того, из корней и сучков могу делать композиции. Я вам балерину Уланову покажу. Не отличите от настоящей.
Смылся Павлик, а тут уж и капитан Левкой в дверь лезет.
– Вы дали ход моему заявлению? А то я жду, а меня не вызывают. Это непорядок. Должны вы меня вызвать.
– Вызову, – сказал Гаузе. – Некогда сейчас. Вы бы мне помогли пока что отсюда уйти.
– Ни в коем случае! – испугался Левкой. – Это же нарушение.
– Тогда ждите.
– Жду. Надеюсь. Могу рассчитывать на место начальника лагеря? Кстати, должен вам сказать, что Бессонов держит под крылышком царского агента, провокатора из охранки.
– Кого же?
– Ах, не знаете?
Левкой улыбнулся, покачал перед носом Гаузе забинтованным пальцем.
– Вы тряпочку снимите, неудобно как-то.
Но Левкой не успел подчиниться – Павлик в дверь. Несет сооружение из корня. Напоминающее паука.
– Вот! – кричит. – Балерина Уланова. Похоже?
Тут он увидел капитана Левкоя. Оробел. Стал балерину за спину прятать.
– Ага, – сказал капитан. – Писатель! Художник! Где обещанное?
Но Павлик задом к двери – улизнул.
– Лови его! – Левкой за ним. Потом обернулся: – Вы, товарищ начальник, пошли со мной. Мы сейчас выследим его склад. Сейчас мы его выловим. Он туда побежал.
– А чего вы ищете? Куда он побежал?
– Он на склад побежал. Склад у него есть. Как кто в больнице помирает, он перед смертью у него на сохранение все самое дорогое берет. И куда-то складывает. Каждый раз обещает со мной делиться. И не делится. Понимаете, какая сволочь?!
Выбежали в коридор. Никаких следов Павлика. Сгинул.
– Сделаем, – сказал Левкой. – Обратите внимание.
Он встал на четвереньки.
– У меня, – нос к Гаузе повернул, – замечательный нюх. Я раньше розыскной собакой служил. В породе доберман-пинчер.
И побежали они по коридорам, все ниже под землю, по лестницам и закоулкам. Большой дом. Очень большой.
– Что тут раньше было?
– Сибирский граф один жил. Деньги на партию давал.
– А потом?
– Когда потом?
– После революции.
– Взяли графа.