Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

Булычев Кир

Внутри был стол, покрытый клеенкой. На нем стояло четыре чашки и стакан с отбитым краем. Посреди стола возвышался сверкающий начищенный чайник, на блюдечках лежали сухарики и печенье.

Марфута уселась во главе стола.

Партизан поставил свой стул, прыгнул на него с ногами и сел на корточки. Привычно, видно, каждый день так садился.

– Сначала по маленькой? – спросил Пыркин. – С приездом.

– Мне в чашку, – сказала Марфута, будто был какой-то выбор.

– Я сегодня не пью, – сказал Партизан.

Пыркин

налил себе и Марфуте. Егор вспомнил, как Пыркин пил водку там, возле метро. И жаловался, что водка на него не действует.

Марфута стала разливать из чайника воду по чашкам. Вода была совершенно чистая, бесцветная. Вода из-под крана, и все тут.

– У нас плохо с огнем, – сказала Марфута гостям. – Огонь здесь горит плохо, да и мало горючих материалов. Так что чай пьем негорячий. Вы уж не обижайтесь. Вода зато у нас хорошая, родниковая, из Москвы-реки. Промышленности нет, загрязнения никакого. Пейте, не бойтесь.

Егор отхлебнул из чашки. В ней была холодная вода.

– Берите печенье, дети, – сказала Марфута. – Печенье хорошее, фабрики «Большевичка». Сама из фирменного киоска брала.

– Это не чай, – сказала Люська. – А чаю нет?

– Другого для тебя не приготовили, – проворчал Пыркин. – Что сами пьем, то и тебе предлагаем. А если водки хочешь, прошу – пожалуйста, присоединяйся.

– Я не пью и тебе не советую, – сказала Люська. – Известно, чем это кончается.

– Пей не пей – конец один, – ответил Пыркин и поднес стакан к губам. Затем запрокинул голову и плеснул в открытый рот.

– Ну, с богом, – сказала Марфута. И тоже стала пить. Но маленькими глоточками, морщась, фыркая и наслаждаясь вкусом водки.

– Не бойся, – сказал Партизан. – Опьянения не наступит. Проверено.

– Знаю, – сказал Егор.

– А зачем пить тогда? – спросила Люська.

– А затем, чтобы вкус ощутить, – сказал Партизан. – Можно, я вам свою историю доскажу?

– Конечно, – сказал Егор.

– Мне удалось убежать от Фридриха Мольтке. И случилось это под новый, 1920 год. Я мчался как зверушка. Ведь я привык большим быть, а меня уже вдвое успели уменьшить. И стали меня настигать! И деваться некуда. Но лучше смерть, чем судьба в руках большевиков. «Нет! – закричал я себе. – Я хочу умереть!» Но пробило двенадцать часов, и я оказался здесь. И было это более семидесяти лет назад.

Партизан отхлебнул воды из чашки, стал хрустеть сухариком, потом кинул сухарик на пол, спрыгнул со стула и, рыдая, пошел наружу.

– Что с ним? – спросила Люська.

– Трагедия у него, – ответил Пыркин серьезно. – Он там полюбил одну девушку. Великую княжну Евдокию.

– Семнадцати лет, – вставила Марфута.

– Семнадцати лет. Она тоже была в лапах этого Фридриха. Но ею занимались раньше. И когда он увидел ее в день побега, пробравшись с риском для жизни в женское

отделение, он увидел существо ростом с кошку. Это была его возлюбленная. До сих пор он не может пережить.

– Любовь, – объяснила Марфута, – не терпит компромиссов.

Поверить в эту историю было нелегко, но окружающие говорили об экспериментах зловещего Фридриха как о само собой разумеющемся. И уловив сомнения Егора, Марфута подтвердила:

– Здесь много необъяснимого. Я сама иногда теряюсь.

– Но это же было у нас! – возразил Егор. – Давно и у нас, а он все равно такой же.

– Глупости, присмотрись, – велела Марфута.

Егор присмотрелся. Партизан, как бы желая ему помочь, снял цилиндр. Волосы у него были длинные, седые, редкие. Лицо молодое, почти юношеское. Глаза оловянные. Все остальное досталось Партизану от древнего старика.

– Вы с какого года? – спросил Егор.

– Я на десять лет старше века, – ответил Партизан.

– Вам сто лет?

– Чуть больше. Но я неплохо сохранился. – И Партизан засмеялся легко и беззаботно. – И пока не сойду с ума или не попадусь к бандитам, буду так же хорош, весел и рассудителен.

– Милый мальчик, ты пей воду, пей, – сказала Марфута. – Здесь организму не требуется пища. Ты можешь, конечно, поесть, и желудок у тебя сработает, но еды не требуется. А вода нужна. Наши с тобой организмы беспрерывно выделяют пар и пот. Вода очень нужна. И не важно, какой это чай, от воды не отказывайся.

Марфута была ласковая, заботливая, как родная тетя, к которой ты приехал на дачу. Люська послушно отпила из чашки. Но ей пока пить не хотелось. Егор поблагодарил Марфуту, но тоже пить не стал.

– Кто не пьет, быстрее стареет, – сказала Марфута.

– А здесь стареют по-разному? – Этот вопрос давно крутился в голове Егора. Ответ на него был не так уж и важен. Егор решил для себя, что он отсюда выберется. Не останется в этом глупом мире. Но для того, чтобы уйти, важно было понять. Ведь Егор многого не понимал до сих пор. Даже куда попал – не понимал, что это за мир людей, которые в новогодний час, в новогоднюю минуту мысленно отказались идти в новый год с остальными людьми. Мир беглецов? Это, очевидно, будет лишь самый первый, поверхностный ответ. А суть-то, наверное, глубже. И нужно задать правильный вопрос.

– Здесь никто не стареет, – ответил Партизан. – Безусловно.

Пыркин слил в стакан оставшуюся водку. Спросил:

– Никто мне компанию не составит?

Когда никто не ответил, он выпил стакан и сказал:

– Люди стареют, как стулья. Стул бывает новый, а потом разваливается. Он неодушевленный. Так и мы – стулья.

– Стулья! – засмеялся Партизан. – Из красного дерева.

«А сколько вам лет?» – хотел спросить Марфуту Егор. Но у женщины спрашивать об этом неприлично.