Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
Некоторые строения можно было угадать – ту же кирху. Зато ратуша рассыпалась в горы щебня, и Сталин сказал сердито:
– Раствор пожалели. Раствор надо класть как следует.
– Условия Крайнего Севера, – вмешался Алмазов, и Сталин еще более рассердился:
– Везде есть тяжелые условия, но большевики не ссылаются на трудности. Для этого мы и доверили вам, товарищ Алмазов, ответственный участок работы. А это почему не разрушилось?
Трубка Сталина указывала на сложенный из вековых бревен, привезенный с Пинеги двухэтажный
– Удивительно, – сказал Ежов. – Совсем близко от центра взрыва, а устоял. Русская работа, Иосиф Виссарионович.
Ежов облизал губы кончиком красного языка – губы были женские, капризные, изогнутые.
– Какая температура была на месте взрыва? – спросил Сталин, обращаясь к Шавло.
– К сожалению, – сказал Шавло, – установить это не удалось.
– Забыли, как всегда, поставить термометры?
– Нет, Иосиф Виссарионович, – обрадовался возможности исправить ошибку Мати Ежов, – термометры расплавились!
– Если расплавились, – сказал Сталин, – значит, надо было поставить другие термометры. Стойкие.
– Разрешите, я вам покажу пример? – Ежов вскочил – готовый бежать, исполнять, четко отстукивать каблуками по кабинету.
Но Ежов никуда не побежал, в дверях показался Вревский с чемоданом. Он понес чемодан к столу, и Сталин чуть отстранился, будто изготовился бежать. И Шавло понял, что у великого человека есть страх перед чемоданами, сумками и прочими возможными вместилищами смерти.
Ежов и Алмазов совместными усилиями поставили чемодан на дальнем конце длинного стола, так что Сталин мог расслабиться. Из верхнего кармана френча Алмазов достал ключик и открыл чемодан. В нем, словно куски домашнего сала, лежали предметы, завернутые в пергамент. Но что за предметы – Шавло не знал, потому что НКВД не информирует гражданских сотрудников о своих намерениях и действиях. Всей шкурой Шавло чувствовал – от чемодана исходит запах грозы.
Ежов вытащил один из свертков и пошел вдоль стола к Сталину, разворачивая его по дороге и улыбаясь, как будто там сейчас окажется слиток золота.
Он прошел за спиной Мати, и тот почувствовал словно ожог – инстинкт самосохранения завопил – беги!
Матя сидел неподвижно, напрягшись и побледнев.
Сталин перевел взгляд с приближающегося Ежова на Матю – он был интуитивен, – что-то его насторожило в физике.
Ежов бухнул перед Сталиным на стол блестящий растекшийся ком – такими иногда бывают золотые самородки.
– Это, Иосиф Виссарионович, – произнес он, – ответ по поводу температуры. Мы вам на память привезли. Убедительней любых слов.
«Они вытащили это из эпицентра, – понимал Матя. – Эта штука и этот чемодан испускают сейчас смертельную радиацию. Я попался между Сциллой и Харибдой…»
Матя спасал себя – и у него не было времени рассуждать.
– Иосиф Виссарионович, –
В тот момент он не знал, что скажет дальше, – предупредит ли Сталина об опасности или убежит из кабинета.
И Сталин, не разгадав еще причины столь невежливого поведения ученого, еще более насторожился и готов был уже оттолкнуть от себя блестящий самородок, и Ежов сразу обернулся к Шавло – детские глаза наполнились мгновенной болью и упреком, Алмазов, сидевший рядом, больно наступил на ногу.
И Шавло понял, что выбора нет, потому что он сделал его раньше, еще на испытательном полигоне, когда позволил Ежову отправиться в пекло.
Матя криво улыбнулся. Он был бледен, высокий с залысинами лоб взмок.
– Мне нужно покинуть вас, мне, простите… я, наверное, что-то съел в дороге…
Матя был столь испуган, что и в самом деле боль в животе скрутила его так туго, что он готов был кричать.
И Сталину передалась именно эта боль. И сразу примирила его с неприятным длинным академиком, которого он, правда, еще не сделал академиком…
– Скажите в приемной, – заметил Сталин, кладя маленькую короткопалую руку на блестящую спину радиоактивного самородка. – Вам покажут.
И когда Матя вышел, Сталин добавил:
– В будущем, Николай Иванович, когда будете привозить ко мне несмелых ученых, сначала отводите их в туалет.
Чекисты улыбнулись, понимая шутку и разделяя ее.
– А теперь раскройте мне тайну, что же такое вы мне привезли?
– Это самый обыкновенный кирпич, Иосиф Виссарионович, – сказал Ежов. – Он попал как раз в центр взрыва. Так что вы можете собственными глазами убедиться в том, что температура там была высокая. И товарищ Шавло был прав, когда говорил, что все градусники полопались.
Алмазов тем временем достал из чемодана и передал наркому еще один предмет, который, будучи развернут, оказался большой неровной каплей стали. Затем последовал кусок спекшейся земли.
Сталин внимательно разглядывал каждый из трофеев и откладывал в сторону. Ежов заворачивал их в бумагу, передавал Алмазову, и тот клал их обратно в чемодан.
– Каковы результаты с живыми существами? – спросил Сталин, рассматривая главную, как бы завершающую всю серию фотографию – фотографию великого дымного гриба, поднявшегося до низких облаков.
– В зоне испытаний, – доложил бесстрастно Ежов, – живых существ не обнаружено.
Почувствовав какую-то невнятную заминку в голосе Ежова, Сталин подбодрил его.
– Продолжайте, – сказал он. – Большие дела требуют жертв. Я понимаю ваши чувства.
Он посмотрел на дверь – Шавло пора было бы вернуться. Неужели так прихватило? Или это медвежья болезнь?
– Практически все живые существа, находившиеся в пределах километровой зоны, погибли, многие сгорели без следа. Вот общая картина взрыва. В последовательности.