Кисельные берега
Шрифт:
– Прими, уважаемый, - торжественно провозгласил староста, цепляя вырезанными на навершии распахнутыми крыльями ветку смоковницы. – Чтобы возглавить нынешний полёт, достойней тебя человека нам не найти во всей Парнапаке! А уж в нашей общине и подавно…
Премудрый жрец этим почестям, казалось, совсем не был удивлён, напротив, он принял драгоценное подношение с видом ожидаемой неизбежности. Он с достоинством поклонился, согнув худую спину с торчащим, как у кистепёрой рыбы хребтом и разразился перед присутствующими пафосными благодарностями с обильным цитированием загадочных строф
Односельчане сперва почтительно внимали. Спустя минут тридцать слегка подувяли. Ещё минут через пятнадцать, осознав, что речь пандита надолго, расселись под смоковницей – перебить или удалиться никому и в голову не пришло. Оставалось одно: уныло наблюдать копошение в траве беззаботных букашек и задаваться философскими вопросами о необходимости приневоливать простых людей к приобщению совершенно ненужной им зауми на санскрите.
После первого часа разглагольствований Каришма послала Киру поднести оратору кружку воды.
– Пожалел бы людей, многомудрый пандит, - прошептала водоносица в затылок расходившемуся мудрецу, пока тот жадно глыкал, смачивая горло. – Не у всех желудки приспособлены переваривать те брыльянты истины, коими ты их сейчас пичкаешь…
Пандит с высоты своего роста, который Кире был ровно до плеча, бросил на советчицу уничтожающий взгляд.
– Ты, дева, вместо того, чтобы встревать, куда не просят и давать глупые советы, лучше бы прислушалась к советам умным, кои избранник самой божественной Бхавани изрекает!
– А что он изрекает? – проявила Кира саркастическую заинтересованность.
– Он говорит, что скоро полнолуние, о докучливая дева. А ты, между тем, до сих пор ничего не сообщила нам о своей семье в Пашмире! Где живёт она, как тебя встретит и в какую сумму её благодарность выльется?
– При чём тут полнолуние? – удивилась докучливая дева. – В полнолуние я память потеря что ли? Или…
– … А ещё он говорит, - продолжил жрец сердито, - отправляйся на кухню и помоги хозяйке с обедом, несчастная! Там женщине место, а не на собраниях мудрых мужей.
Сзади Киру настойчиво потянули за одежду в направлении дома.
– Куда лезешь, дурёха? – прошипела жена мудреца. – Думаешь, из благородных, так всё можно? Самого пандита перебивать дозволено? Опомнись!.. Пойдём-ка лучше в дом, приодену тебя перед отправлением. А то родственнички твои решат, что мы с убитого нищего лохмотья сняли да тебя обрядили. Или вовсе подумают, что мы плохо о тебе заботились! А это ведь не так?
Кира заверила внимательную хозяйку, что она её заботой более, чем довольна.
Та удовлетворённо кивнула и, закопавшись в сундук, выудила оттуда пёструю ткань в огурцах. Осмотрела гостью с ног до головы и принялась споро накручивать отрез на её стан, поверх заранее надетого короткого ультрамаринового топа. Слой за слоем она умело заложила мягкие складки и пустила струящийся шлейф вдоль спины…
– Так-то лучше, - кивнула она удовлетворённо, покончив с нарядом.
Накрутив длинные волосы своей модели на кулак, собрала их в мягкий узел, закрепила шпильками – и вуаля! – почти совсем приличная девка получилась. Почти – потому что не было в созданном образе ни одного украшения,
Каришма поморщилась, придирчиво оглядев девчонку: ладно, пускай ужо, чай недолго смотреть на неё осталось. Полнолуние на носу… Когда, кстати? Да когда ж – послезавтра, забыла что ль? Пара денёчков осталась…
– При чём здесь полнолуние? – услышала задумавшаяся хозяйка. – Не знаешь, Каришма, что твой муженёк имел в виду, пугая меня этим астрономическим явлением? Он, случаем, не в вампира превращается?
– Превращается, - буркнула тётка. – Тока не в вампира. Мы все тута… превращаемся…
«Ну вот, - стукнуло в голове, и Кира медленно опустилась на застеленную половиками скамью, - начинается сказка. Хоррор в стиле Зиты и Гиты…»
– Превращаетесь? – переспросила она дрогнувшим голосом.
Каришма фыркнула и затолкала обратно в сундук непригодившиеся полотна ткани.
– А ты как себе думала? – неожиданно вызверилась она на собеседницу. – Как ты думала, благородная госпожа, мы собираемся помочь тебе домой добраться, в самый Пашмир? Туды караванным ходом целый сухой сезон тащиться надоть! Ты что ж, возомнила, мы на столько времени дом и храм оставим, в опасное странствие пустимся? Как ты думала мы собираемся тебя доставить?
– Как? – каркнула Кира.
В голове её мелькали со скоростью киноленты предположения на этот счёт одно другого невообразимей и страшнее.
– А увидишь! – бросила хозяйка раздражённо и с грохотом обрушила крышку сундука на место.
В её глубоко запавших, злых глазках вдруг мелькнуло отражение такой тоски, что гостье стало не по себе.
– ------------------------------------
Спорить Кира не стала: Пашмир так Пашмир.
Баларама сам себе это придумал, сам решил, что за приблудившуюся к ним побродяжку срубит благодарственное пожертвование на храм своей благодетельницы, сам вызвался её доставить – вот пусть сам и расхлёбывает. Раз у него столь богатое воображение, пусть сам придумывает в какой город и в какую семью её в этом Пашмире сгрузить. А за ним не заржавеет: с тех пор, как жрец свалился с крыши, он стал весьма самостоятельным и самоуверенным индюком. И хоть шишка зажила, последствия сотрясения мозга ему не избыть, видимо, ещё долго…
Размышляя над этим, гостья поужинала в одиночестве вчерашним карри и засомневалась уже в который раз: сказать, разве, им правду? И попросить помощи не в направлении неизвестного и чужого Пашмира, а… Куда податься-то? В Сяньскую столицу, где сейчас должен находиться «Сигизмунд Великолепный» с Пепелюшкой и принцем на борту? Последний вряд ли будет ей особенно рад. Как бы снова не надумал прикокнуть ненароком… Может, в Египетские земли, чтобы там дожидаться «Стремительного дракона»? Ладно, допустим. В какой из портов? Это во-первых. А во-вторых, вдруг Никанорыч уже завершил свои дела и мчится, ветер рассекая и гремя мошной, по направлению к родным краям? Что тогда делать?