Кисельные берега
Шрифт:
– Все ли готовы? – спросил он негромко и просто. – Бхавани дарит нам эту ночь блаженного полёта, мы облагодетельствованы ею более всех на земле. Но за это она берёт с нас тяжкую плату сожалениями о несбывшемся. Не стоит сегодня проливать об этом слёзы, жители Меендасари. Насладитесь божественным даром, а похмелье пусть приходит завтра!
Плащ за его спиной шевельнулся… дёрнулся… мгновенно и шумно распустился в огромные кожистые крылья, взмывшие над головой безумным видением.
Дрожа, словно в лихорадке, Кира таращилась круглыми от невообразимости открывшегося ей зрелища глазами на то,
Гудя взбиваемым воздухом, люди ринулись ввысь, в безоблачное небо, подсвеченное фонарём луны. Они взлетали по-одиночке и группами, беспорядочно и внезапно, как вспугнутая стая голубей в парке, пока на площади не осталось никого. Никого, кроме чужестранки с собакой и приютившей её пары.
– Ты с нами? – спросила Каришма, разворачивая за спиной то, что Кира принимала за плащ.
Заметив её обалдевшее лицо, чернокосая рассмеялась:
– Попробуй, ну же! У тебя получится!
– Я?
Кира пошевелила лопатками и, внутренне замирая от щекочущее-восторженного ужаса, почувствовала, как откликнулись они внезапно и с готовностью мощным движением – непривычным и чужеродным.
– Боже мой… - прошептала она, косясь за спину.
За спиной неуверенно трепетали полусложенные, неразомкнутые, тяжёлые крылья.
– Я смогу? Правда? Как же это… делается-то?..
Баларама с Каришмой подсмеивались над неофитом, подбадривали и засыпали советами, пока она привыкала к своей новой, неожиданно обретённой части тела. Пока пыталась рассмотреть её, кружась вокруг себя, как пёс за хвостом, пока училась расправлять крылья, уверенными взмахами вздёргивая себя в воздух, повизгивая при этом от совсем детского восторга, пока с горящими глазами кидалась обниматься со своими покровителями… Или друзьями?
«Друзьями! Друзьями! – звенело в голове. – Конечно же, друзьями! Какая удивительная, какая чудесная, волшебная, потрясающая сказка! Как невероятна и замечательна жизнь! И луна! И небо, которое зовёт и манит к себе – такое глубокое, такое родное… Я счастлива! Я влюблена! Я умею летать! Я наполнена жизнью по самые уши!»
Она поднималась над храмом всё выше и выше – над маленькой, неказистой, но милой и трогательной избушкой с мерцающими светляками зажжённых лампад… Ограда, увитая лианами, пальмовые крыши деревенских домов… Кира развернулась навстречу огромному апельсину луны и рассмеялась - легко, счастливо. Радость, бурлящая внутри, словно шампанское, искрилась, щекотала, пьянила.
«Вот оно! – плясали в голове ликующие мысли. – Я познала дзен! Я постигла смысл жизни – он в полёте! Да-да-да! Больше ни в чём! Господи, милостивая Бхавани, как просто! Как же всё просто! Небо и крылья! Крылья и небо! И… Сырник! – она опустила глаза вниз. – Как же с ним?.. Ну о чём ты, дурочка? Какие могут быть вопросы, какие сложности в такую ночь?! Ведь всё легко! Легко и воздушно!»
–
Снизу раздался заливистый лай, что-то метнулось над храмовой площадью, подобно большой, неуклюжей птице и, неуверенно набирая высоту, пронеслось перед ней, мотыляя розовым языком и беспорядочно хлопоча шерстяными крылышками.
Последними поднялись в воздух брахман Баларама и жена его Каришма из Меендасари. Нагнав уже вовсю резвящуюся в воздухе Киру, они полетели вместе в сторону обточенных морем скал, откуда не так давно явилась в деревню и попросила помощи жалкая голодная оборванка с бело-рыжим псом.
Теперь она летела над тёплым ночным морем, сверкающим под полной яркой луной, захлёбываясь упругим встречным воздухом и казалось ей, что и море, и скалы, и весь маленький подлунный мир лежит сейчас в её ладонях. Как трогательный тёплый шарик новорождённого котёнка. И нет в нём более ничего страшного – ни опасностей, ни угроз, ни страданий. В нём есть безграничное счастье и восторг бытия.
«Как глупо я жила раньше, - подумала она со стыдом и недоумением. – Неужели я этого не видела и не понимала? Это же так очевидно… Я обязательно всё изменю! Я стану совсем другой! Ни за что не забуду о своём решении завтра!»
«Великая и всеблагая Бхавани, - истово воззвала Кира к богине, подарившей ей полёт и прозрение. – Благодарю тебя! Ты самая лучшая из всех экзистенциальных сущностей, признанных человеком! Нельзя ли сделать так, чтобы полёт этот длился вечность, а? Прошу! Что тебе стоит!..»
Парящая рядом в струях воздушный течений Каришма махнула Кире рукой, привлекая её внимание, и указала вниз: по сверкающей глади моря медленно скользила тёмная тень корабля.
Сердце у летучей девы отчего-то ёкнуло. Она заложила круг и принялась спускаться по спирали к маленькой букашке, надеясь и одновременно боясь опознать: знакомый рисунок на парусах и деревянную голову дракона, задранную над корабельным носом…
– Значит, нельзя… - сказала она вслух.
Кира помахала приблизившейся к ней паре и крикнула:
– Я остаюсь здесь! Этот корабль – тот самый, на котором я прибыла в ваши земли. Прощайте, друзья!
Баларама кивнул головой и улыбнулся:
– Счастливого тебе возвращения домой, Кира!
Он впервые назвал её по имени. Может быть, поэтому девушке показалось, что простое пожелание содержит в себе нечто знаковое – может… и впрямь этот корабль возьмёт, наконец, правильный курс? Бригитта сочтёт миссию выполненной и позволит Кире вернуться в свой мир? Может быть. Только… Теперь она уже совсем не уверена, хочет ли этого по-прежнему…
Последний раз взмахнув крыльями, летунья опустилась на палубу. Следом за ней плюхнулся Сырник, взвизгнув при падении. Он тут же вскочил на лапы, энергично отряхнулся и, закинув голову за спину, с остервенением попытался выгрызть блоху в крыле.
Стоявший на руле матрос – суровый морской волк, дебошир и забияка, не гнушающийся в портовых трактирах лихой поножовщины, жестокий и мутный тип – бросил штурвал и попятился, выпучивая глаза, пока не осел на доски палубы без чувств, подобно нежной аристократке.