Кисельные берега
Шрифт:
«Далеко мне так не уйти, - подумала она, отдуваясь – тугой корсет не давал вздохнуть полной грудью. – Но до деревни… пожалуй… доковыляю… Может, там следующая серия… а, чёрт! Неужели целая деревня ряженых? Невероятно… Это во сколько же денег Ренатику обошлась игрушка? С ума сойти…»
Грязно-белый с рыжими пятнами кобелёк бежал, весело плямкая вислыми ушами, следом.
– Вот увязался! – удивилась Кира. – Кормить мне тебя всё равно нечем. Да и не за что. Да и незачем…
К животным она была всегда совершенно равнодушна: котики её не умиляли, собаки – не вдохновляли. В доверии и душевной теплоте друзей человека она не нуждалась.
Маленькой Кире, тем не менее, для развития и приобщения была куплена аквариумная черепаха. Земноводное дремало, кусалось и уныло ползало вокруг табуретки, если её в кои-то веки спускали на пол. Черепахой живая и подвижная девочка не прониклась, но навсегда уяснила для себя: домашние питомцы – ужасно скучная тема…
Пёс радостно выслушал обращённые к нему реплики и, весело обогнав принцессу, побежал впереди, чтобы обстоятельно обнюхать придорожные кусты, задрать у каждого ногу и облаить шустрых белок. Периодически он надолго пропадал в зарослях, но за каждым новым поворотом дороги неизменно возникал вновь, мелькая своим бело-рыжим экстерьером и весело болтая розовым языком.
– Госпожа! – дрожащим голосом прошелестел молодой дубок в ближайшем перелеске.
Из-за дерева выглянуло круглое личико Мари.
– Чего тебе? – неприветливо осведомилась принцесса.
– Пожалуйста, прошу вас, - девушка засмущалась, - не могли бы вы… свернуть с дороги сюда, под сень деревьев? Я… не хотела бы, чтобы меня… увидели…
Кира ухмыльнулась:
– С опальной принцессой? Ещё бы!..
Горничная виновато потупилась. А изгнанница, тяжело вздохнув, полезла через высокую траву, чертыхаясь и поминутно теряя туфли.
– Ну?
– Не гневайтесь, госпожа, - пролепетала Мари, - если я сделала что-то не то, но…вот… - она протянула узелок.
– Что здесь?
Мари бросилась распаковывать принесённое:
– Шерстяной плащ… удобные башмаки… немного сыру, хлеб…
Принцесса с облегчением скинула дворцовые туфельки и нырнула в мягкие ботинки.
– Вы уж простите, - продолжала каяться горничная, завязывая на них шнурки, - что я не принесла вам вещи из дворцовой гардеробной - побоялась, что госпожа Вайнцирль обвинит меня в воровстве. Не успели вы за порог выйти, она уж всё пересчитывать-переписывать принялась, ходит с такой огромной амбарной книгой… Все чулки ваши учла: какие целые, какие штопаные; какие шерстяные, какие шёлковые. Ужас просто… Плащ и ботинки мои, уж не побрезгуйте… Они, конечно, и грубы, и просты чрезвычайно, зато крепкие… Да и как вам без них в дорогу?.. Я подумала, что пусть уж вы немного рассердитесь на меня за мою трусость, чем останетесь ночью без плаща…
– Ой, ну всё, хватит оправдываться! – остановила поток причитаний экспринцесса. – Устала я от ваших отрепетированных импровизаций! Отыграла роль, притащила лохмотья эти – уматывай, всё… Стой! Помоги мне снять эту хрень…
Мари, ползая в траве на коленках, долго отстёгивала фижмы.
– И корсет!..
– О нет, что вы! Как можно! Без корсета вас могут принять за неприличную женщину!..
– Вот блин… Ослабь тогда его, что ли… Тоже
– О чём вы, госпожа? – наивное хлопанье честными прозрачными глазами.
– Ясно… - Кира подобрала плащ, узелок с едой и, не прощаясь, выбралась на дорогу. – Скажи мне тогда, - бросила она через плечо, - этот твой жест доброй воли - он по задуманному сценарию чем обусловлен?
– А?
– Почему ты мне всё это принесла?
– Мне… просто стало жаль вас, госпожа! Всё это так ужасно… Всё, что произошло… - она вытерла заблестевшие глаза уголком наплечной косынки и тут же восторженно их округлила. – О! Сырник с вами пошёл? А дядька Петерс его обыскался…
– Кто пошёл?
– Да пёс этот, с рыжими пятнами! Дядя Петерс его Сырником кличет, потому как этот обалдуй большой любитель овечий сыр воровать. Хоть и кормят его при хлеве, а он всё одно в сыроварне бедокурит, паразит!..
– Дурацкое имя…
– Ой, вам так кажется? А мне, знаете, напротив, оно кажется очень милым!
– Ого! – вскинула брови Кира. – А ты я вижу расслабилась совсем, прекословишь госпоже… Мнение своё смеешь иметь… Впрочем, - усмехнулась она, - я же больше не принцесса…
Она отряхнула юбки и двинулась по дороге. И тут же в растерянности остановилась перед неожиданно вынырнувшей из-за куста шиповника росстани. Секунду помешкав, решительно шагнула на её правую рогатину…
– Госпожа! – возопила из зарослей непрошенная доброжелательница. – Вы куда?! Эта дорога – в селенье!
– И что? В селенье упырей без счёту?
– О нет, что вы! – искренне удивилась наивная девушка. – Там живут добрые христиане…
– А! Ну ясно! Ваши добрые христиане пострашнее упырей…
Мари, опасливо озираясь по сторонам, решилась всё-таки выбраться из кустов на обочину дороги: так, видимо, показалось ей, непонятливая госпожа её увещевания воспримет более эффективно:
– Вам нельзя в деревню – ни в коем случае! Подумайте сами: как воспримут вас люди в новом качестве - униженной и развенчанной… Не приведи, господи, кто-то ещё обидеть замыслит! А уж сочувствия – крова и хлеба – вы даже от добросердечной фрау Рихтенгден не дождётесь: его величество запретил своим подданным вас принимать и помогать вам! Уж и указ на базарной площади зачли…
– Вот как! – Кира с усилием отодрала от кружевной манжеты репей. – Как какую гадость ближнему сделать – никаких бюрократических проволочек… И куда же ваш режиссёр планирует направить мои стопы ?
Мари вновь недоумённо захлопала ресницами.
– Куда, говорю, мне идти?! – проорала бывшая принцесса, будто с тугоухой разговаривала.
Горничная шмыгнула носом и даже слегка обиделась на столь неприкрытое раздражение. Но обида эта тут же, как у человека совершенно незлобивого, растаяла утренней дымкой, и девушка вновь принялась жалеть несчастную изгнанницу. Кира давно подметила в ней это свойство характера и, со свойственной ей безапелляционностью, списала его на врождённую придурковатость. А вечную готовность помочь и услужить – на плебейское раболепие. В оценках своих, резких и окончательных, профессиональный маркетолог не сомневалась никогда. Потому что ей было лучше знать – что к чему…