Кисельные берега
Шрифт:
Он сунул голову обратно в кладовку:
– Ганс! Иди скорей!
Брат поспешил на зов. Пошептавшись, они снова подошли к запертой двери. Ганс тихонько поскрёбся… Как ни странно, но ему тут же ответил, будто дожидался, тихий голос:
– Кто здесь?
– Агнес, - прошептал он. – Это я, Ганс.
Молчание.
– Хотел увидеть тебя… Ты… короче: ты умеешь целоваться, как взрослая?
После недолгой паузы, показавшейся пленникам вечностью, тихонько щёлкнула задвижка. Дверь приоткрылась, пустив в коридор полоску лунного света…
– А
Но ответить тот не успел – его оттеснил проворный младшенький:
– Агнес, - сказал он и приложил палец к губам, - твой отец почему-то велел нам поменяться комнатами. Я щас до ветру ходил – он сидит за столом мрачный такой, топориком поигрывает… Грит: поди к девчёнкам, пусть они вам, как гостям, комнату свою уступят, а то в той кладовке, куда вас старуха моя определила, такие потёмки – мне, грит, ни черта не видать!.. Не знаешь, кстати, чего ему должно быть видно в нашей кладовке?
Девочка угнулась и медленно покачала головой.
– Да! Он ещё сказал: тихо и быстро! Что за спешка, не знаешь?
Агес сжала худые кулачки, не поднимая глаз, снова помотала головой. И не двинулась с места.
Повисло молчание.
– Ну? – не выдержал Спальчик. – Если не веришь мне, поди переспроси отца!
Девочка вздрогнула:
– Нет-нет! Я поняла. Сейчас…
Она проворно растолкала пришибленных и тихих, как мыши, сестёр, спавших на одной огромной кровати. Привыкшие казаться незаметными и не издавать звуков, они бесшумно прошмыгнули в кладовку.
Сонных мальчишек старшие впихнули в девичью спальню. Киру, всё ещё пребывающую в столбняке, тоже.
Перед тем, как прикрыть дверь и задвинуть щеколду, Спальчик бросил быстрый взгляд на старую ветошь, отделяющую комнату с очагом от коридорчика. От их передвижений, открывания и закрывания дверей, она предательски колыхнулась… Людоед зашёлся сухим кашлем. Что-то громыхнуло…
– Тише ты, старая кляча! – буркнул хозяин. – Перебудишь всех! Этак нам до утра тут сидеть придётся, выжидая… Впрочем… на кой чёрт выжидать? Начну, пожалуй, помолясь… - что-то звякнуло, лязгнуло, громыхнул отодвигаемый табурет. – Даже если и не все заснули – не справлюсь я что ли с детьми?Главное, со старших начать…
Быстро заперев дверь, дрожа от страха и возбуждения, недорослик кинулся к окошку, раму которого уже лихорадочно дёргал Ганс.
– Давай! Быстрее же!
– Заело, чёрт! Не открывали они его что ли никогда…
– Что с этой делать? – бросил Спальчик в сторону Киры. – Её как приморозило… На себе ж не потащим! У нас и так малышни куча!
– Я однажды видел, - отозвался Фриц, с беспокойством поглядывая на безуспешные попытки по открыванию окна, - как дядька Гоц усмирял припадок у своей снохи Вилды. Помнишь, у неё мужик в город на заработки ушёл да так опосля и не вернулся? А староста у ней за мужнины долги корову забрал. Ну и как уводили, значиться, животину, Вилда и затеялась – то хохотать, то рыдать, то на землю падать, то волосы на голове рвать…
– Короче!
– Короче, он ей леща здоровенного
Не дослушав, Спальчик схватил с умывальника большой глиняный кувшин, вскочил на лавку и опрокинул его на голову, впавшей в сомнамбулизм коровницы.
Кира хрюкнула, захлебнувшись от неожиданности, вскинула к лицу руки с растопыренными пальцами…
– Я тебя прибью, коротышка, - пообещала она, смахивая воду с лица и приглаживая мокрые волосы.
– Ага, - удовлетворённо констатировал коротышка, спрыгнул с лавки и быстро обернулся в сторону раздавшегося наконец со стороны окна характерного скрежета и дребезжания – рама подалась. – Пошли дела потихоньку…
Фриц живо перемахнул через подоконник, огляделся впотьмах:
– Давай!
Ганс торопливо и не очень бережно перекидал ему ойкающих младших…
– Кажется, идёт! – прошипел Спальчик, отлепляя ухо от двери и в ужасе тараща блестящие в лунном свете глаза.
– Сюда? – предобморочным голосом осведомилась Кира, чувствуя, как отнимаются ноги.
– Туда, дура! Мы же в комнате его дочерей! Но всё равно лучше не мешкать…
Полностью солидарный с братом в этом вопросе Ганс немедленно вывалился наружу…
– Как дочерей? Его дочерей? Но он ведь… сейчас их… О боже!
Спальчик с непредполагаемой в нём силой пихнул Киру в спину – она, спотыкаясь, пролетела к окну и грохнулась грудью на подоконник. Ганс ухватил её за предплечья и выволок в ночь. Следом на неё свалился недорослик. Тут же подскочил и, схватив коровницу за руку, поволок следом за братьями, бегущими во всю прыть через ярко освещённую луной просеку.
– Как вы могли? Зачем так? – в ужасе твердила Кира, увлекаемая своим буксировщиком к спасительной черноте леса. – Боже… Впрочем, да: в сказке ведь так и было – он поменялся местами… или чем там он поменялся… ох, не припомню…и… людоед по ошибке зарезал своих… - она вырвала руку.– Да вы что! Так нельзя!
– Нет? – разъярился Спальчик. – А как можно? Покажи-ка нам, дуракам! А ещё лучше – людоеду вернись объясни! Ну? Что стала?
Кира, дрожа, словно в лихорадке, заозиралась по сторонам. Что можно сделать, когда с минуты на минуту мирное стрекотание сверчков в ночи прорежет детский крик, полный ужаса и боли?... А его всё нет… Нет и нет…
Бум! Звук хлопнувшей двери полоснул по натянутым нервам беглецов острым ножом. Спальчик, шарахнувшись пугливым зверьком, дунул вслед за братьями – только пятки сверкнули. Кира застыла на месте, уставившись на выбеленное лунным светом крыльцо.
Из двери выползла, пошатываясь, словно пьяная, жена людоеда. Она с усилием сжимала ладонями уши, готовясь и боясь услышать крики своих гостей. И, видимо, даже не предполагая, что кричать сейчас будут вовсе не они…
Не успев обдумать и взвесить свои действия, Кира бросилась к ней. Подлетев вихрем, схватила за локоть. Женщина вскрикнула и шарахнулась от неведомой опасности, налетевшей на неё из темноты.