Китай в эпоху Си Цзиньпина

Зуенко Иван Юрьевич

Феномену чиновников-предпринимателей 1980-х посвящено множество исследований [65] , общий вывод которых таков: на определенной стадии это способствовало формированию рыночной системы, хотя едва не привело к дроблению национальной экономики из-за «локального протекционизма», когда, защищая интересы собственных компаний, местные чиновники вводили ограничения на продажу продукции из других провинций. Быстрое обогащение чиновников-предпринимателей вызывало стремление подражать им у представителей политической элиты, еще не успевших «выйти в море»

(так в Китае 1980-х называли начало собственной коммерческой деятельности), и… раздражение у тех, кто остался на обочине китайского

экономического чуда.

65

См., например: Walder A. Local Governments as Industrial Firms: An Organizational Analysis of China’s Transitional Economy. American Journal of Sociology. 1995. № 2. Р. 263–301.

Распространенный стереотип, что студенческие выступления на площади Тяньаньмэнь весной 1989-го были про «свободу и демократию», справедлив только отчасти. Такие лозунги тоже были, но на самом деле прежде всего студенты протестовали против социальной бесперспективности: против системы блата, кумовства, инфляции и безработицы. Ценой подавления выступлений и заморозки любых дискуссий о возможности политических реформ Коммунистическая партия Китая власть сохранила. А разговоры о недоверии к партии прекратились. Тем более, начиная с середины 1990-х годов, страна показывала экстраординарные темпы роста экономики. Пресловутый «общественный договор» между обществом и властью трансформировался в схему «власть обеспечивает повышение благосостояния, а население закрывает глаза на коррупцию».

Практика слияния интересов местного бизнеса и политических элит была почти узаконена, но постепенно она перестала отвечать интересам Центра, который к тому же уступал регионам большую часть собираемых налогов. В результате в 1994 году была проведена фискальная реформа, согласно которой большая часть налогов стала направляться в Центр, а ряд налогов (например, на местную продукцию, который платили в местный бюджет вне зависимости от прибыльности предприятий) и вовсе был отменен. Как следствие, у региональных властей исчезли стимулы содержать убыточные местные предприятия, те стали разоряться, а чиновники начали ориентироваться на взаимодействие с крупными компаниями, имеющими коммерческие интересы в том или ином регионе.

«Золотой жилой» оказалась работа с государственными строительными корпорациями. Местные правительства получали у госбанков займы и тратили их на инфраструктурные проекты, а подряды на них получали такие компании. Чиновники, выступавшие в этой схеме в качестве связующего звена, за свои услуги, как водится, брали «откат», и как раз к рубежу нулевых — десятых для них начались подлинно золотые времена: на фоне мирового финансового кризиса 2007–2008 годов Китай начал вкладываться в масштабное строительство инфраструктуры.

Глобальный кризис принципиально изменил формулу успеха китайской экономики: спрос на китайский экспорт на Западе падал, и, чтобы предотвратить замедление роста ВВП, о пагубном воздействии которого на социальную стабильность ученые говорили с 1990-х годов, Пекин перешел к инвестициям, щедро тратя миллионы юаней из кубышки, накопленной со времени фискальной реформы. Правительство снизило налоги на недвижимость и призвало банки давать ссуды. Посредством кредитов и прямых траншей власти начали вкладываться в железные дороги, шоссе, порты и строительство жилья. Строительный бум породил у чиновников грандиозные амбиции, помноженные на надежды урвать «свой интерес».

Самые выдающиеся истории связаны со строительством небоскребов и сети высокоскоростных железных дорог — о них подробнее будет сказано в соответствующих очерках.

К приходу к власти Си Цзиньпина коррупция, наравне с загрязнением окружающей среды и огромным внутренним долгом, считалась главной проблемой Китая. В 2021 году Центральный комитет КПК, подводя итог столетней истории партии, записал в свою резолюцию: «После начала проведения политики реформ и открытости были достигнуты огромные успехи <…>. В то же время возникли новые риски и вызовы, налицо глубинные противоречия и проблемы, которые не были решены в течение долгого времени. Одно время в управлении партией наблюдалась нестрогость, распущенность и слабость, что привело к распространению коррупции и других негативных явлений» [66] .

66

Цит. по: Полный текст «Резолюции ЦК КПК об основных достижениях и историческом опыте столетней борьбы партии». URL: https://russian.news.cn/2021-11/16/c_1310314781.htm

Вот

с этой «нестрогостью, распущенностью и слабостью» и принялся бороться Си Цзиньпин.

«Бить тигров и мух»

Безусловно, антикоррупционная риторика существовала и до Си Цзиньпина. И Дэн Сяопин, и другие руководители постоянно говорили о недопустимости «нарушений партийной дисциплины». Однако эти слова настолько явно расходились с делами, что на них никто не обращал внимания. До сих пор в Китае борьба с коррупцией сводилась к показательной порке некоего «козла отпущения» или использовалась как тяжелая артиллерия в борьбе партийных кланов. И сначала казалось, что Си Цзиньпин будет использовать антикоррупционную кампанию именно в этом качестве!

Однако довольно скоро выяснилось, что это не так. Собственно, «ноу-хау» Си Цзиньпина является тотальный характер предпринятой им кампании. Был провозглашен лозунг «Бить тигров и мух»

, что следует понимать как заявку на искоренение коррупции на всех уровнях. Перед лицом затеянной Си «опричнины» все оказались равны: и высокопоставленные «тигры», и «мухи» с зарплатой 5 тысяч юаней.

Главной целью такого подхода было насаждение атмосферы тотального страха, искоренение ощущения, что «меня пронесет, ведь есть наверху надежные люди». Российские региональные чиновники по итогу работы с китайскими партнерами в 2013–2014 годах констатировали: какая-либо активность с китайской стороны практически прекратилась, все притаились, стараясь не привлекать к себе внимания. Таким был один из побочных эффектов антикоррупционной кампании.

Понятно, что всегда лучше убить двух зайцев, поэтому антикоррупционные чистки Си Цзиньпин, как и ожидалось, совместил с зачисткой политической элиты от своих конкурентов. Наиболее известными жертвами кампании стали такие деятели, как бывший начальник канцелярии ЦК КПК Лин Цзихуа

, бывший заведующий Политико-юридической комиссией ЦК КПК Чжоу Юнкан

, заместитель председателя Центрального военного совета и один из наиболее высокопоставленных китайских военных Сюй Цайхоу

[67] и уже упоминавшийся Сунь Чжэнцай, которого прочили едва ли не на роль преемника Си. Покровители осужденных — бывшие руководители Китая Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао — напрямую от этих чисток не пострадали, но влияние их фракций было подорвано и к концу десятилетия растворилось полностью.

67

Лин Цзихуа, Сюй Цайхоу, Чжоу Юнкан, а также Бо Силай, формально снятый с должностей еще до прихода к власти Си Цзиньпина, объединяются в условную группу под названием «Новая банда четырех» (отсылка к подвергшимся опале лидерам «культурной революции»).

Другой особенностью предпринятой кампании явилась ее медийность. Раньше «честное имя партии» старались в негативном контексте употреблять пореже. Коррупционера снимали со всех постов, осуждали, и он навсегда пропадал из поля зрения публики. Сейчас ситуация поменялась. Поскольку цель кампании — вернуть доверие общества к власти, то и медийный охват — чем больше, тем лучше. Более того, журналисты стали копаться в очень грязном и очень дурно пахнущем белье. Раскрытые в СМИ подробности личной жизни бывшего шефа силовиков и китайской «нефтянки» Чжоу Юнкана, обладателя нескольких роскошных особняков и целого «гарема» из сотрудниц Центрального телевидения, — отличный сюжет для порнофильма [68] .

68

См., например: Sheridan M. China’s Party Chiefs Used State TV as Harem. The Times. 16.02.2014.