Кизиловый мост
Шрифт:
– Возможно, не помню. А зачем тебе на заочный? Осенью вернемся в Баку, поступишь на очный.
– Нет, Адиль, я хочу работать. И потом, мы решили всей бригадой вместе работать и учиться.
– Так... Ну, а если меня после окончания этого строительства направят в другой район?
– Что ж. поедешь, куда тебя назначат, а я буду работать там, где бригада. Впрочем, я думаю, всегда можно договориться, чтобы нас послали на твою стройку.
– И все это совершенно серьезно?
– Конечно, Адиль. А что тебя удивляет?
– Меня удивляет одно: ты как будто забыла, что ты моя жена.
Помолчали.
–
– Мне все равно.
– Тогда я разогрею мясо. От ужина осталось.
– Значит, хочешь сегодня поехать в город?
– спросил я.
– Да, надо съездить. Нужно купить учебники, тетради- начинаем готовиться к экзаменам. Адиль, я суп поставлю и поеду, а ты только посмотри, чтоб не выкипел, ладно?
– Хорошо.
Она поставила на портативную газовую плитку кастрюлю. Потом переоделась, залила бензин в газик и уехала. Уехала, а я остался у кастрюли. Черт знает что! И ведь сам согласился!
Когда мы жили в Баку и жизнь шла своим чередом, я не представлял себе, что Сария так мне необходима. Я даже не задумывался, люблю ли я ее.
Приходил с работы, умывался, садился ужинать с женой. Вокруг чисто, уютно, стол накрыт шуршащей белой скатертью... Все как полагается. После ужина с газетой ложился на тахту. Мог ли я представить себе тогда, что моя хорошо налаженная, плавно текущая жизнь вдруг помчится бурным потоком и я буду сходить с ума от сознания, что теряю жену...
Теряю... Черт подери, как я мог отпустить ее одну! Она же водит машину как сумасшедшая, может сорваться в пропасть...
Я сидел у палатки, перебирая в голове все опасные места дороги и прикидывая, миновала ли уже их Сария.
Она вернулась через четыре часа, как обещала. Вытащила из машины большую стопку учебников, переоделась и занялась обедом.
– Еле спаслась от Сатаник Айрапетовны, - весело говорила она, быстро и ловко нарезая картофель для супа.
– "Вечером, говорит, поедете". Представляешь, вечером? "Как же, говорю, я могу бросить мужа одного на целый день?"
"Интересно, - думал я, рассеянно слушая Сарию.- Ведь она старается выполнять свои элементарные обязанности, чувствует, что запоздала с обедом, спешит, суетится. И в то же время снова заезжала к этой, как ее, маникюрше. И даже не пытается скрыть от меня... Может быть, эта маникюрша и прекрасная женщина, не в том дело. Важно другое, что я, муж, запретил ей, моей жене, знаться с ней. Сария же не желает считаться с моим запрещением, а ведь в семье, как и во всяком коллективе, младшие должны подчиняться старшим. Я муж, я старший. И дело даже не только в том, что муж, - патриархальные времена давно прошли, - просто я старше ее на десять лет, опытнее, умнее, наконец!.. Ведь естественно, что опытный капитан не может отдать руль в руки бесшабашного юнги.
Нет, я чересчур нервничаю последнее время. Что, собственно, происходит? Не хочет жить так, как я считаю нужным, пусть уходит. В конце концов, я не из последних! Могу найти себе жену в десять раз достойнее Сарии. О, если бы для меня существовали другие женщины! В этом мое несчастье! Чтобы освободиться от чар своей собственной жены, я готов сокрушать стальные ворота, рушить крепостные стены, мечом рубить зловещих колдунов! Но я хорошо знаю, что только время поможет победить проклятую власть Сарии надо мной.
Мы обедаем.
– Еще что-нибудь хочешь?
– Нет, я сыт.
– Ну, тогда ложись отдыхать, а я отнесу ребятам книги.
И она снова уходит. Да, надо что-то решать. Сколько можно так жить: неделю, месяц? Что же делать?!
САРИЯ
Адиль становится все нежнее и предупредительней; он не упускает случая сказать мне ласковое слово, сдедать приятное. И это огорчает меня больше всего. Я с детства не выношу фальши, двуличия, боюсь этого в людях, чувствую себя бессильной перед обманом.
Я часто думаю: зачем в нашей жизни, честной, справедливой в самой своей основе, люди иногда лгут, изворачиваются, ловчат, чтобы достичь каких-то дешевых преимуществ?
Ведь я же чувствую, что Адиль неискренен, - неужели он этого не понимает? Вот подошел, положил руку мне на плечо. А я знаю, что он делает это не потому, что захотелось приласкать меня, а потому, что считает необходимым поступить так.
Начался дождь. Мы похватали со стола вещи и убежали в палатку. Быстро стало темнеть, с гор подул холодный, порывистый ветер. Гроза. Гром то громыхал далеко в лесу, широкими раскатами наполняя ущелье, то тысячью пулеметных очередей разрывался где-то в пропасти. И вода... Сколько воды... Через несколько минут внизу уже бушевал настоящий сель, он разрастался, вбирал в себя потоки вспененных вод, стремительно мчавшихся к нему со всех сторон.
Мне нравятся грозы. Могучая, буйная природа возвышает человека, рождает желание сделать что-нибудь большое, величественное!..
Какими жалкими, бессмысленными показались мне вдруг эта ложь, лицемерие, все, что отравляло последнее время нашу жизнь...
Вдруг в шуме стремительно мчащихся потоков и раскатов грома я услышала два тяжелых удара. Что-то затрещало.
– Как бы не повалило мост...
– озабоченно проговорил Адиль.
Дождь все лил. В темноте то появлялся, то пропадал огонек - фонарь в палатке строителей. Мы с Адилем выпили по чашке остывшего кофе с хлебом и улеглись, Я повернулась лицом к выходу, ветер брызгал в лицо холодными капельками дождя. Может быть, поэтому я долго не могла уснуть...
В палатке было сухо, но вокруг - сверху, снизу- струились потоки воды. Я лежала и слушала ее шум. Адиль тоже не спал, он курил и изредка негромко вздыхал. Так мы лежали, молча, слушая шум грозы.
Вдруг раздался страшный грохот.
– Что случилось?
– спросила я Адиля, вскакивая с постели. Он тоже встал и выглянул из палатки.
– Кусок скалы оторвался, знаешь, тот, с большим дубом наверху.
– Ой! Наверное, всю дорогу завалило!
– Ничего. Обойдется. Ложись, Сария.
– Спокойной ночи, Адиль,
Когда я открыла глаза, было совсем светло. Адиля в палатке не было. Я быстро оделась и вышла.
Утро было тихое, ясное, как всегда после грозы: небо светло-голубое, прозрачное, листья, трава, цветы, омытые дождем, ослепительны и свежи. Ничто здесь не на* поминало о ночной буре, только поток внизу мчался мутный, стремительный, лохматый от пены... Горы вдали были окутаны густым туманом там, видимо, еще шел дождь, и горные потоки со всех сторон стремились к реке, вода в ней все прибывала.