Кизиловый мост
Шрифт:
Кусок скалы, с росшим на ней старым ветвистым дубом, рухнул ночью на дорогу - проехать по ней было теперь невозможно.
Могучий дуб, вчера еще высоким сводом нависавший над дорогой, сейчас лежал в пыли среди обломков скалы, изуродованный, с обломанными, расщепленными ветвями.
А ведь казалось, что он стоит здесь целую вечность и всегда будет стоять над этим ущельем, гордый, несокрушимый..
Адиль и рабочие молча осматривали завал. С ними был еще какой-то незнакомый мне рослый, широкоплечий парень в синей спецовке, - видимо, шофер пятитонки, которая застыла
Я подошла к ним, поздоровалась,
Парень переминался с ноги на ногу и беспокойно поглядывал на свою машину,
– Начальник, - нерешительно заговорил он наконец, - что делать-то будем? Мне муку надо на ферму доставить. Люди без хлеба сидят!
– Что-нибудь придумаем, - спокойно ответил Адиль и, не оборачиваясь, спросил Гариба: - У вас бульдозер в исправности?
– Не отказывал пока.
– Надо расчистить дорогу.
– Конечно, расчистим.
– А справитесь? Может быть, из района вызвать еще бульдозер?
– Не стоит, - проговорил Гариб, чуть прищурив глаза.
– В таком случае расчищайте!
– коротко бросил Адиль и пошел к нашей палатке - ехать в район, пока не расчистят дорогу, он не мог. Наш газик, словно послушный пес, смирно стоял у дороги.
Бульдозер с сердитым урчанием потащил три огромных камня. Вот он подполз к пропасти и столкнул камни вниз. Они раскатисто и гулко загрохотали по ущелью, пока не докатились до воды.
Я снова - в который раз!
– вспомнила день нашего приезда, бульдозер у края пропасти, насмешливое лицо Гариба, искоса поглядывавшего на меня.
Сейчас он не улыбался и не смотрел в мою сторону - ему не до меня. Лицо у него было сосредоточенное, серьезное.
Завал уменьшался медленно, и видно было, что бульдозерист работает изо всех сил. Лицо и шея у него побагровели. Он работал молча. Мы тоже молчали, чтобы не мешать ему, хотя из-за шума мотора он все равно не услышал бы наших голосов.
"Странно...
– думала я, глядя на напряженное, даже злое лицо Гариба. Ведь тогда, в первый день, он показался мне эдаким бесшабашным, озорным парнем... даже нахалом... А теперь он такой молчаливый, сосредоточенный, слова из него не вытянешь. Ни с кем не разговаривает, кроме Солтана и Керемхана, словно всех остальных презирает... Хотя нет, не всех, - наверное, это только Адиля и меня. Как он старается скрыть свою ненависть к Адилю - даже отворачивается, чтобы тот не видел его лица! Только все равно это чувствуется - в каждом его слове, в каждом движении, в том даже, как он мнет губами папиросу, когда при нем упоминают об Адиле. Что ж, он прав. Прав, что презирает и меня - жену преуспевающего инженера Джафарзаде...
Может, поговорить с ребятами? Ведь они мои товарищи. Поговорить обо всем, даже о моих отношениях с Адилем. Мне будет трудно это сказать, но я скажу, мы и не такие трудные вещи делаем. Только я, наверное, разревусь... Ну и пусть, зато потом всем нам станет легче.,."
Солнце стояло уже высоко и светило прямо в лицо Гарибу - жаркое, беспощадное, какое всегда бывает после грозы.
– А вы не думаете, что Гарибу хочется пить?
– спросила
– Хоть бы стакан воды догадались принести. ..
– Полностью принимаю критику!
– вскочил шофер пятитонки.
И он, с неожиданной для его большого грузного тела легкостью прыгая по камням, побежал к своей машине. Через минуту он принес бутылку пива, открыл ее и передал Гарибу. Тот не отрываясь выпил все и швырнул бутылку в кусты.
– Вот так, - удовлетворенно произнес шофер.- Еще?
Гариб отрицательно покачал головой.
Керемхан и Солтан стали ломами разбивать обломки, чтобы бульдозеру легче было их подхватить. Шофер некоторое время вздыхал, беспомощно оглядываясь по сторонам, - у него не было лома, - потом поплевал на руки и, упершись огромными, темными от загара руками в большой круглый камень, стал толкать его к обрыву. Солтан и Керемхан с любопытством наблюдали за ним.
– Что твой бульдозер!
– восхищенно заключил Солтан.
– Этак мы за полчаса управимся.
Но прошел час, другой, солнце уже стало спускаться к закату, а работа еще не была окончена. Шофер уже несколько раз лазил в машину за пивом. Наконец достал одну бутылку, смущенно развел руками: "Все! Пиво кончилось, ларек закрыт!"
– Эй, парень!
– крикнул он, подойдя к бульдозеру поближе.
– Слезай давай, отдохни. Я в этой штуке разбираюсь, - он показал на рукоятки.
Гариб отрицательно покачал головой.
– Рекорд решил поставить? Ну и черт с тобой, ворочай!
– махнул шофер рукой.
Гариб не оставлял бульдозера. Пот тек с него ручьями, глаза покраснели, волосы слиплись...
Только к шести часам вечера дорога была расчищена, Шофер влез в кабину, помахал нам рукой и умчался.
– Ты вот что, накройся давай, потный весь, - грубовато сказал Керемхан и набросил Гарибу на плечи свою спецовку.
– Простудишься!
– Ну, Адиль, расчистили, - входя в палатку, сказала я мужу.
– Какая я вся грязная... Пыль там... Гариб работал как зверь!
– Особенно восхищаться тут нечем. Расчистить дорогу - его прямая обязанность.
– Может быть, и обязанность, но ты великолепно знаешь, что он за десять часов сделал то, на что понадобилось бы четыре дня!
Адиль пожал плечами:
– Я предлагал вызватьїї ещеїї бульдозер...її Выпиши ему трехдневную выработку, если считаешь нужным. Я так посмотрела на Адиля, что он замолчал.
– Будет возможность, - сказал он все же, - в конце месяца постараюсь оформить ему премию - получит три-четыре сотни...
– Да не в сотнях дело, неужели ты не понимаешь?! Не интересуют они его!
– А что же его еще интересует здесь, в горах, если не высокие заработки? ехидно спросил Адиль.
– Хорошо! Значит, мы с тобой тоже за высокими заработками сюда приехали?
– Не знаю, как ты, а я хожу по земле. Для меня пока что существует материальная заинтересованность. Не при коммунизме живем.
Спорить с ним я не стала.
К ночи погода снова испортилась. Полил дождь. Я несколько раз просыпалась и слушала, как тяжелые струи воды хлещут по натянутому брезенту.