Клад монахов. Книга 2. Хозяин Верхотурья
Шрифт:
Раненный в голову офицер, недавно отвесивший тумак молодому подпоручику, подошел к Гришину и отдал честь.
– Вот что, Печников… – Гришин положил руку на плечо капитану. – Ты уж не взыщи…Путь, видно, будет трудным: этим ходом давно никто не ходил… Так что неизвестно, что нас ждет! Не сочти за труд, возьми на себя замыкание колонны. Дело в том, что двери, которые мы откроем, нужно во что бы то ни стало, за собой закрыть! Поэтому мне с Агатой сзади нужен очень надежный человек. Ну, что, согласен?
– Так точно, Николай Сергеевич! – Печников прекрасно понимал, что Гришин хватается
Когда Гришин подошел к Агате, которая скромно сидела на камне у входа в храм и молча ждала, когда все будут готовы к походу.
– Агата, простите меня… – просто и проникновенно произнес Николай Сергеевич, вкладывая в них все то, за что страдал все эти дни и ночи. – Я виноват!
– Николай Сергеевич, и вы простите меня… – она смотрела на него своими большими синими глазами, прекрасно понимая, что уже никогда не сможет больше сказать ему самого главного, а потому вдруг решилась произнести это. – Я ведь вас давно люблю… Поэтому и ушла в монастырь… Да вот, не удержалась! И мне очень, очень стыдно… Говорю вам это сейчас, потому как никогда и нигде… ничего… между нами быть не может! А за то… Я вам очень благодарна!
И слезы одна за другой прокатились по ее щекам.
Буря чувств прокатилась по душе Николая, обжигая и высушивая все, чем дышал. – А может это и к лучшему? Ну, было! Да прошло… Так останемся благодарными друг другу… Останемся? Господи, помоги мне победить самого себя!
И, уже сухим от переживания голосом, сказал. – Значит… Через два часа… Здесь!
– Через два… Здесь! – почти глотая слезы, произнесла она…
Два часа прошли как одна минута.
После того, как закрыла за всеми дверь, Агата пошла впереди, держа в руке факел. Колонна из офицеров и монахов, пожелавших присоединиться к ним, с горящими факелами медленно шла по коридору подземного хода. Часть офицеров несла раненных: они стонали, бредили, нагоняя зловещий страх на остальных. Очень скоро появились и недовольные. И все же пока каждый из них надеялся на лучшее…
Гришин вел счет шагам, после того как ему сообщила их число Агата, которая с факелом в руке шла впереди и внимательно осматривала почти каждый камень в поисках желанного крестика, о котором предупредил их настоятель. Сердце монашки билось от страха то часто-часто, то медленно-медленно, бросая ее в холодный пот. И не будь у нее той ответственности за жизни людей, вверенных ей самой судьбой, давно бы умерла от страха.
Но чем дальше шла она по подземному ходу, тем сильней будоражили светловолосую голову такие мысли. – Господи, дай этим людям выбраться отсюда живыми! Ведь сколько среди них раненных и увечных… И каждому из них хочется жить… А сколько женщин и детей их ждут где-то? Ведь у многих из них есть где-то семьи, любящие их жены и дети… Зачем же ты все так устроил? Почему брат идет на брата, сын на отца, красные на белых… Какие же они враги? И те и другие – люди русские… Так зачем же им убивать друг друга? Жили бы мирно… Ведь каждого где-то ждет мать, или жена, или сестра, или сын…Помоги же им, господи! И мне помоги их вывести… отсюда!
Так шла
Держатель факела, который находился поблизости от камня, повернулся с таким трудом, что скоро Гришину пришлось помогать Агате. И все-таки дверь не открылась до конца: в какой-то момент что-то внутри нее загрохотало, и дверь остановилась, перестав двигаться ни вперед, ни назад.
– Что же теперь делать? – Агате вдруг стало страшно: слезы готовы были брызнуть из глаз.
– Как что? Пойдем через половинку! – без капли сомнения заявил Гришин. – Ты, Агата, пойдешь вперед, а я тебя догоню!
От страха ноги ее подкосились и, если бы не пожилой офицер, поддержавший ее за локоть, могла бы и упасть.
– Иди, дочка, иди! – ласково потрепал он ее локоть второй рукой. – А мы за тобой!
И Агата, легко проскочила через половинку двери вместе со своим факелом. Влажный спертый воздух тут же ударил по ноздрям. Факел заколебался, отбрасывая чудовищные тени на стены подземного хода. По спине Агаты побежали мурашки от страха, зубы застучали, лицо побелело. Ноги задрожали и невольно остановились.
Словно почувствовав то, что испытывает сейчас Агата, из темноты появилось лицо Гришина, которое тут же приблизилось к уху Агаты.
– Да черт с ней, с этой дверью! Потом разберемся… – хоть Гришин и кричал ей изо всей мочи, но Агата плохо его слышала. – Пусти, я первым пойду!
Только когда из темноты дверного проема показался тот самый пожилой офицер, который успокоил ее перед шагом в неизвестное, Агата немного успокоилась. Хоть она и не все поняла из того, что прокричал ей Гришин своим изменившимся голосом, но по глазам и поведению его, быстро догадалась. И тут же уступила дорогу, с ужасом оглядываясь на заклинившую дверь…
Теперь, видя впереди себя широкую спину Николая, стало не так страшно. Она оглядывалась, невольно ища поддержки в тех, кто шел за ней следом. У двери она видела, как раненных переводили через дверь и снова укладывали на носилки. Чувствуя свою полную беспомощность, крестилась и умоляла Всевышнего помочь этим людям…
Ступеньки и свод хода начали ощутимо спускаться вниз: резко увеличилась влажность, дышать стало труднее, пот начал заливать лицо… Даже факел начал гореть меньшим пламенем. С каждым шагом по стенам и потолку все больше и больше капало воды…
– Значит, мы уже идем под рекой… – сказал Гришин Агате и, увидев ее белое от страха лицо, взял за руку.
– Николай Сергеевич, постойте! – Печников дотронулся до плеча Гришина: он тяжело дышал, пот ручьем бежал по его лицу, руки штабс-капитана дрожали. В таком состоянии Гришин никогда не видел Печникова. – Дверь… Дверь никак не закрывается!
– Как не закрывается? – из темноты на него строго смотрели глаза Агаты. – Так-с, неприятности начинаются! Господи, мне только этого еще мне хватало!