Клад отца Иоанна
Шрифт:
– Как это, были?!
– насторожилась Прасковья.
– Жена оставила меня, когда я сел в третий раз. А ведь за нее попал-то! Мы тогда пошли в ресторан отмечать 8 Марта, а там к ней один «черный» пристал. Ну я не стерпел и выбросил его в окошко.
– Ух ты! Круто!
– снова присвистнул я.
– Что, прямо через стекла?
– Конечно. А там, все-таки, второй этаж был... Тут за своего еще пятеро кавказцев на меня набросились. Ну и меня кореша поддержали... Короче, пошла потеха. Меня, как «организатора беспорядков на национальной почве», и замели. Семь лет присобачили! А жена больше ждать не захотела. Забрала детишек и скрылась, куда и не знаю. Больше я их никогда не видел.
– А как их звали?
– спросила Пашка.
– Кого?
– не понял сразу вопроса Слон.
– Деток ваших.
– Миша и Маша!
– ответил верзила и улыбнулся, как-то сразу посветлев лицом.
– Я любил подшучивать над ними, называл Машенька и медведь... как в сказке, знаете? Сынок-то у меня тоже такой полненький был, несуразный, в меня весь, ну, прямо медвежонок...
– Здорово!
– рассмеялась Пашка и положила ладонь на руку бандита.
– А вы скучаете по ним?
– Очень! Снятся иногда, когда не пьяный...
– А вы искать их пробовали?
– Нет. Да и зачем? Скорее всего, они меня уже позабыли... восемь лет не виделись... Небось, у них уже давно другой папка имеется... Да и захотят ли они иметь такого отца, с таким «богатым» прошлым? Стыдно будет перед братвой...
– Ну почему же стыдно?! Родителей ведь не выбирают! Вот я, совсем вам чужая, а мне вовсе не стыдно с вами общаться. И вы мне нравитесь! Богатырь, красавец, знаете массу всяких интересных историй, многое умеете, да и добрый вы, несмотря ни на что... Только вот запущенный малость, а если вас помыть, побрить, приодеть...
– Хм! Красивый!
– усмехнулся Слон.
– А вот насчет всего остального ты, пожалуй, права, дочка.
– И он тоже положил свою кинг-конговскую ладонь на пальчики Пашки: - Да, надо было искать... Сволочь я, что ж тут поделаешь... Слон проклятый...
– Как говорится в одном фильме: «Надо жить. Надо бы только умно жить!»[14] - вставил я.
– Да-да, умно...
– согласился охранник.
– А как вы думаете, дети меня поймут?
– Какие же они тогда дети, если отца своего не примут!
– возмутился я.
– Поймут, конечно, и все простят, я уверен. Мы-то вот и то все понимаем и не обижаемся, что держите нас в холодной яме.
– Вы только верьте и надейтесь на лучшее!
– добавила Пашка и положила на ладонь охранника свою вторую руку. Еще немного и, похоже, девчонка растрогала бы бандита до слез, а может быть, даже и уговорила отпустить нас на все четыре стороны, как знать, но только ничего этого не произошло, так как на поляне внезапно возник Ржавый.
– Та-а-ак, - протянул он удивленно.
– Хорошо сидим! Вечеруем?
– Да ладно, Ржа, пусть пацаны малость погреются! Там, в яме, ночью совсем задубеют, - стал как-то жалко оправдываться могучий Слон, вмиг отпрянув от Пашки.
– Они все равно дубари! Пуст дубеют! Меньше вони будет, - процедил сквозь зубы худой.
В руках он держал пластиковую канистру и обрез двустволки. Из кармана куртки торчал большой пучок зеленого лука.
– Ты что, Слон, сдурел?! Забыл, что ль, как у ног его ползал? А если Кривой узнает, как ты тут время с пленниками проводишь?!
– Ты не скажешь - не узнает!
– Эх, Слоняра, сколько я еще буду тебя покрывать! Совсем ты от рук отбился... Одичал тут в лесу.
Ржавый
– Надо вставать, когда старшие стоят! А ну бегом на место, сопля!
– и бандит снова саданул ногой по бедру. Я встал и, прихрамывая, пошел к яме.
– Бегом, я сказал!
– рявкнул худой и отвесил мне хорошего пинка.
Я стерпел и это, но шага не прибавил. Пашка вскочила, но Ржавый ее остановил:
– Ладно, ты можешь остаться!
– Я без него не останусь!
– отрезала девчонка и освободилась от опеки худого.
– Ну и катись к своему дружку под бочок, дрожжи продавать!
– хохотнул Ржавый и грубо подтолкнул Пашу в спину, да так, что она наверняка упала бы, если б не натолкнулась на меня.
– Видал, Слон, пигалица-пигалицей, а туда же! Гонор имеет!
– хмыкнул худой бандит и многозначительно добавил: - Любов понимаш!
– и весело загоготал.
Я стерпел и в третий раз. Взглянул лишь на Слона: тот сидел и энергично тыкал палкой в костер и при этом челюсти у него двигались от волнения.
– Давид и Голиаф, блин!
– прошептал я, плюнув в сторону бандитов. Мы быстро спустились в холодную яму. Последнее, что я услышал, был радостный голос Ржавого:
– Видал, сколько первача затарил! Теперь нам ночка нипочем! Готовь закусь...
А Слон ему ответил:
– А ружьишко-то где раздобыл?
В лесу темнеет быстрее, чем на лугу, а в яме и тем паче. Вскоре у нас внизу стало так темно, что мы уже не различали даже друг друга и ориентировались лишь на блеск глаз. Небо сделалось фиолетовым и на нем заиграли первые звездочки. После еды и горячего чая холод нас пока особо не донимал. Мы сидели молча и думали, наверное, об одном и том же: не станет ли эта ночь последней в нашей жизни? И как бы нам ее получше провести? Но мысли теснились, громоздились, никак не могли (да и не хотели) выстроиться в нужный порядок. Было все как-то мерзко, отвратительно, а как думать о том, что нас вот так запросто могут убить, утопить в болоте, что жизнь наша, такая яркая, насыщенная и веселая вдруг разом прервалась в заброшенном храме, что мы уже сутки сидим в «волчьей яме» и никому нет до нас дела! Родители работают, отдыхают, ждут нашего возвращения из лагеря; Людмила Степановна, похоже, сердится даже, что мы так ловко провели ее, сбежав с братом Феодором в дальний монастырь; батюшка удивляется тому, что мы так легко бросили все дела в тот момент, когда он только начал завозить стройматериалы, и наши руки на стройке были вовсе не лишними; «зернышки», поди, грустят из-за странного исчезновения их любимых старосты и бригадира... А ведь мы исчезли, возможно, навсегда, и вместе с нами ушел и клад отца Иоанна, который все так хотели обнаружить... И никто даже не догадывается, что мы нашли его и какой он богатый! Все вышло как-то дико, глупо, нелепо, неестественно... И во всем этом фантастическом нагромождении ужасов было одно утешение: если суждено погибнуть, то уйду я в мир иной вместе с Пашкой, а с ней - нигде не страшно, с ней нигде не соскучишься! И будет тогда, как в сказке: «Жили они счастливо и умерли в один день!» Я вздохнул, встряхнулся, прогнал черные мысли и сказал:
– Ну вот, из-за этого Слона и иголку угробили.
– Это ничего, зато хоть перекусили и погрелись. А у меня еще одна есть, с черной ниткой, - отозвалась Пашка.
– Запасливая ты, староста!
– А как же! Хоть уголка в пути и тяжела, но порой очень бывает нужна!
– Молодец ты, Пятница, просто молодец...
– проговорил я, потирая ушибленную бандитом ногу и морщась от боли.
– Спасибо!
– тихо сказала Пашка, и глаза ее ярче заблестели в сгущающейся тьме.
* * *