Клад отца Иоанна
Шрифт:
– Ну что вы, дедушка Сема!
– обняла Паша хозяина кордона.
– Мы с большим удовольствием поможем вам! Говорите, что надо, мы это сделаем!
– Мы уже многое умеем!
– вставил я.
И после этого работа на хуторе закипела. Первым делом мы занялись банькой: натаскали воды, дров, разожгли печку. Затем прибрались в доме, а в уютной горнице установили большой стол и накрыли его белой праздничной скатертью, которую хозяин использовал только на великие праздники. Я спустился в подвал за угощениями дедушки Семы. Каких там только не было припасов, которые нам, горожанам, и не снились: соленья, варенья, маринады, компоты, копчености. Не стану и перечислять, а то я чувствую, что у меня вновь начинает разыгрываться аппетит. Я извлек на свет Божий: банку вишневого компота, овощную солянку, маринованную капустку, огурчики хрустящие, икорку из кабачков, тушенку
Паша принесла с огорода свежую зелень, лук, редиску, ранние огурчики (из парничка), а дедушка Сема добавил еще ко всему этому изобилию водочку с диким медом и блюдца с земляничным, черничным, голубичным и ежевичным вареньями.
Постепенно мы выяснили, что на кордоне обычно живет много народу: сын хозяина с женой и тремя детьми, да еще семья младшего егеря, состоящая также из пяти человек, ну и одинокий охотовед дядя Витя, который, правда, неделями дома не появляется, занимаясь своими делами и коротая время в лесных заимках или в палатке. Ну, а сейчас так все сложилось, что дедушка Сема остался совсем один: отцы семейств отправили своих жен в город повидаться с родственниками, а сами проверяли порядок на дальних участках хозяйства. Дети их находились в оздоровительных лагерях, так как учились в городе, в интернате. А дядю Витю застать дома летом было архисложным делом.
– Не боязно ли вам тут одному?
– поинтересовался я у старого лесничего.
– В районе орудует шайка расхитителей храмов, браконьеры, поди, шастают...
– Меня Господь бережет, чего же мне бояться!
– усмехнулся хозяин кордона.
– А с разными бандитами да браконьерами приходилось не раз встречаться: и стреляли в меня, и с топором ходили, ножом угрожали и вилами замахивались, и с кулаками кидались, да вот только, как видишь, жив-здоров, не одолела злая сила, трудно ей, видать, идти поперек рожна...
Холодные закуски мы разложили по тарелкам и блюдам и аккуратно расставили на столе. В вазах разместили букеты полевых цветов. Получилось все очень торжественно и красиво. На горячее решили отварить гусиное мясо, да нажарить картошечки с лисичками! А тут подошло и время баньки. Первой мы отправили туда Прасковью, а я, взяв лукошко, пошел в окрестности кордона собирать грибы, ведь мы видели их там в огромном количестве. Дедушка Сема отправился загонять по дворам скотинку.
Когда я возвращался, неся полный короб аппетитных рыжих лисичек, то отметил, что солнце наконец-то пробудилось, засуетилось и как-то поспешно, оттого и неловко, стало уходить из небесного дома. Золотой свет его огненных одежд ярко полился по дремучему лесу, наполняя все кругом какой-то торжественностью. Душа моя тоже сладко затрепетала от предвкушения чего-то величественного и значимого, что скрывала в себе тайна дедушки Семёна и всего этого охотничьего кордона. Я ускорил шаг и вошел во двор в тот самый момент, когда Пашка выходила из баньки. Эх, друзья мои, как же она была хороша в тот момент! Никогда еще я не видел ее такой прекрасной! Чистая, румяная, с распущенными по плечам волосами и окруженная ореолом солнечной радуги, девчонка стояла на порожке бани и, подставив свое милое лицо под живительные струи заходящего светила, чему-то загадочно улыбалась. На ее длинных ресницах озорно бегали разноцветные зайчики... Пораженный, я только и смог выдавить из себя: «С легким паром!»
Потом настал мой черед идти в баню, смывать всю грязь и груз наших лесных приключений. Прасковья стала готовить ужин, а дедушка Сема продолжал ухаживать за многочисленной скотинкой, ведь ее надо было не только загнать, но еще и попоить, и дать корма на ночь. В такой баньке я еще никогда не парился! Так было здорово! Я нещадно хлестал себя березовым веничком, стонал от сильного жара, обливался холодной водой, черпая ее деревянным ковшиком из огромной бадьи, и чувствовал, как из меня выходят все болячки, все переживания прошлых дней. Исчезали обиды, усталость, разочарования, уныние, злость. Тело обретало чистоту, а сердце наполнялось необъяснимой радостью и уверенностью в том, что все теперь будет только хорошо, что и бандитов обязательно найдут, и клад отца Иоанна вернется к людям. Я будто заново рождался в этой лесной баньке, окруженной высоченным бурьяном и густым шиповником. Мои кожа, мышцы, суставы и кровь пропитывались живительным жаром русской бани, в душе разгоралась любовь ко всему, что меня окружало: к
Поэтому когда я вошел в горницу, наполненную умопомрачительными ароматами пашкиной стряпни, то походил, наверное, на сказочного доброго молодца, только что искупавшегося в котле с кипящим молоком и превратившегося в прекрасного принца! Зеркала в доме не было, и я не мог взглянуть на себя со стороны, чтобы убедиться в правдивости своих предположений, но заметил, как удивленно взглянула на меня Прасковья, да так и замерла на месте, не отводя от меня своих пронзительных глаз. И я остро ощутил в себе неожиданное открытие: кажется, мы с Пашкой стали на год взрослее! Мы стояли, как зачарованные, и с интересом разглядывали друг друга, точно видели впервые! Да, мы здорово изменились и преобразились после той баньки... У меня в руках было мокрое пушистое полотенце, а у Пашки - чашка с салатом, остро пахнувшим чесноком, укропчиком, да свежими огурчиками. Не знаю уж, сколько бы длилось это наше какое-то просто необъяснимое противостояние и чем бы оно закончилось, да только тут в избу вошел хозяин и вывел нас из этого странного оцепенения.
– Ну, ангелочки вы мои, какие же вы красивые у меня! Давайте-ка теперь к столу поближе!
Пашка смущенно улыбнулась, и ее щечки и губки запылали, точно алые бока спелой клубнички. Она поставила чашку на стол и помогла дедушке Семе присесть на лавочку. Я утер влажным полотенцем пот, выступивший на моем пылающем волнением лице, немного успокоился и тоже почему-то заулыбался. Затем Прасковья прочла соответствующие молитвы, мы перекрестились, поклонились образам и уселись за роскошный стол. Аппетит разыгрался отменный, и я вряд ли когда забуду тот вечер, проведенный в домике на глухом кордоне. Сначала дедушка Сема рассказал нам о житье-бытье лесников, потом стал расспрашивать о нашем лагере, о том, как сохранился храм Преображения, о батюшке Григории. Пашка добавила еще новость о том, что мы нашли старое Евангелие и в нем странную записку отца Иоанна. Когда хозяин кордона узнал о содержании этой бумажки, то очень оживился и удивился этому известию:
– Эх, так значит, клад батюшки Иоанна все еще ищут!
– вздохнул дедушка Сема, убирая крошки хлеба со своей бороды. – Ай да отче, ловко же он все устроил!
Когда Паша поведала о том, как мы пытались найти тот клад, я оборвал ее и спросил загадочно улыбающегося хозяина:
– Скажите, дедушка, а как вы считаете, клад отца Иоанна действительно существует?
– Да, ребяточки, отец Иоанн завещал нам все богатства Преображенского храма и часть ценностей из окрестных церквей, которые закрылись еще раньше. Если б вы только видели, каким великолепным было убранство в Преображенском! Много серебра, позолоты, каменьев всяких, икон старинных... Книги-то и те как были украшены! Не то, что нынче стало... Сейчас больше все только одна видимость... И я на все это смотрел своими глазами, когда храм еще служил и тогда, как пришлось все эти богатства превращать в клад!
– Как, вы видели клад отца Иоанна?
– удивленно воскликнул я и даже привстал с места.
Мы с Пашкой переглянулись.
– Скажу вам больше, ребятушки, я даже знаю, где это сокровище схоронено, и помогал отцу Иоанну его запрятывать!
– Вот как?!
– снова изумились мы, а я тут же еще и добавил: - Оно в Никольском храме, верно? Там, как зашифровано в записке! Правда, дедушка Сема?
– В Никольском?!
– хозяин удивленно взглянул на меня.
– Почему в Никольском?
Мы с Пашкой вновь переглянулись.
– Ну, а где же?!
– уже неуверенно произнес я.
– Клад батюшки Иоанна лежит в более надежном месте и вновь вернется к людям, когда откроется Преображенский храм.
– А что же тогда мы...
– сказала Пашка, но я толкнул ее ногой, не дав договорить.
Однако хозяин нас уже, похоже, раскусил. Он улыбнулся и изрек, расправляя усы:
– Ну-ка, внучатки вы мои, расскажите-ка мне, старику, что же вы нашли в Никольском храме? Кажется, я начинаю понимать, что за нелегкая занесла вас в леса дремучие!