Клад
Шрифт:
Шибынтаев, похоже, ничего не слышал, вел свою линию:
— Я давно толкую нашему Илеке: Сериков умнее других… Ваше место, Курманбай Серикович, в конторе объединения. Из вас вышел бы классный заместитель генерального…
— Дурак я, набитый олух! — казнил себя Сериков, не принимая лести. — Другой бы давно… — И он плюнул в угол.
— Куреке, успокойтесь, прошу. Мне уже надоедает ваше нытье. Вы же выполняете распоряжение старших. А раз так — делайте все поаккуратнее. Семь бед — один ответ. Разве впервой нам? Если угодно знать, все это идет с одобрения высокого начальства. Зачем нам с вами, Куреке, поступать всуперечь Кудаю? —
— Как бы не так! — усомнился Сериков. — А вы с ним говорили?
— Зачем мне лезть в вашу кухню, — отмел эту просьбу главный. — Сержанов — ваш выдвиженец, вам с ним работать. Я ведь только даю вам шанс перешагнуть через необязательные трудности. А деньги все ваши.
— И шишки, — подсказал Сериков, отступая к порогу кабинета.
— Покамест бог миловал! — Шибынтаев вильнул глазами. — Впрочем, поговорю с Бакбаем и я, если хотите. К нему подход особый. Сержанова мы ублажим не подачкой. Мы его внесем в список кандидатов на Государственную премию. Думаю, на днях состоится выдвижение. Вот и договорились. Облегчу ваши заботы. Нажму на самолюбие.
Сериков не торопился уходить.
— Не играем ли мы с огнем, Таке?
Шибынтаев поморщился:
— Будем считать, что это в последний раз… Поверьте: не от нас с вами зависит. Для вас, Куреке, я начальник. А другие глядят на меня как на козявку: наступил каблуком и — нету! А жить-то и козявке хочется. Вот и гнешься в дугу, кланяешься налево и направо. Эх, не завидуйте мне, Куреке? Нечему завидовать… Идите и исполняйте. И чтобы мне шито-крыто! Вот поговорили, и вроде никакого разговора не было. Жизнь идет своим чередом. Эх-хе-хе, друг вы мой разлюбезный! Скажите, у кого она, эта жизнь, сейчас легче, чем у нас с вами? То-то!
Сериков тяжело оторвал плечо от дверного косяка. Он уже не слушал причитаний главного.
3
По возвращении в Актас Жаксыбеков занялся делами комбината, требующими его внимания. Едва прикоснувшись к вороху бумаг, он испытывал желание поскорее вырваться на рудники. Но на этот раз директор не спускался под землю, довольствуясь встречами в нарядной. На «Первомайском» он запросился на раскомандировку смены. Это было его давнишней привычкой. Порядок или полное отсутствие его видны как на ладони, когда начальник участка готовит на оперативке людей к спуску в забой. Кричи сколько хочешь, а если некому взять руды на глубине, грош цена всем твоим переживаниям.
Редко на оперативках Жаксыбеков не выступал сам. Сказывалась горняцкая жилка. Запомнил все выработки, будто углы своего дома. Перебрал горизонты за тридцать лет, перепробовал уступы своими руками.
Смена собралась вовремя, не явились лишь двое — крепильщик Суглобов и рабочий с очистки забоя по имени Рахим. Его почему-то называли здесь по имени. Кали Нариманович поморщился, услышав о прогуле двоих. У расторопного начальника смены тут же нашлась замена: одного переместил из соседнего забоя, другого попросил поработать еще полсмены у комплекса.
Не прошло и получаса, люди побригадно отправились к клети. Как часто в прежние годы Жаксыбеков, натянув на себя брезентовую робу, уходил с парнями вглубь, добирался по сырым квершлагам[60] к забою… Любил посмотреть своими глазами: как управляются с новыми машинами горняки, чего недостает, чтобы дело спорилось. Так было,
Едва заглянув в управление, директор вспомнил о Совиной сопке. Там не убывало напряжение. До сопки рукой подать, если смотреть на нее с Ревнюхи. А поднеся бинокль к глазам, можно различать лица людей. И понять можно, сколько их занято полезным делом, а сколько шляется — лишь бы дождаться смены. Добраться на Совиную колесным транспортом почти немыслимо. Вязкая, топкая после дождей дорога превращается в полосу препятствий. Не едешь, а плывешь. Виртуозу в своей профессии, Миколе потребовалось полчаса, пока директорская «Волга» приткнулась к подножию сопки. «Верблюжья скорость», — ворчал Микола, осматривая заляпанную до верха машину.
Бурильщики только сменились. Дизель погудывал себе на малых оборотах на ближней к дороге установке. Второй подозрительно молчал. Не заглядывавший сюда больше недели директор комбината сразу определил: Сардар не везде успевает. Но перемены были. С подстанции на краю города к сопке пролег кабель для тока высокого напряжения. От Кумисты тянули водопровод. Часть канав с трубами засыпана — близились холода… На другой стороне сопки развернули свое хозяйство геофизики.
Жаксыбеков ходил по узким тропам между валунов уже полчаса, а вторая буровая не подавала признаков жизни. Это рассердило директора.
— Сардар, почему не говоришь, что там на второй установке? Авария?
— Нет людей! — Алтынбаев виновато топтался на месте. — Поработали и ушли. Хороших бурильщиков нет, а бичей собирать нет смысла. Еле наскребли на две смены. Сам понимаю: надо бы бурить в четыре. И резервная не помешала бы.
— Все понимаешь! — досадливо махнул рукой Жаксыбеков. — А когда я узнаю о том, что станок бездействует? Пока сам не спрошу? Кажется, обо всем договаривались, когда пошли на автономное бурение!
— Главному инженеру я еще позавчера сказал, а у него что-то не ладилось на руднике, отмахнулся. Говорит: потом!
— Эх, Сардар, Сардар! И телефон под рукой…
— Думал, сам справлюсь.
— Зелен ты, я вижу, парень. Не получается, и мучаешься в одиночку, а дни бегут! За горло нужно любого из нас брать — вот как дело не терпит. Со дня на день ждем приезда Снурникова… Ему керны нужны, свежие пробы. Махнет на нас рукой Сергей Архипович, и всем надеждам конец. Ему не скажешь: людей нет, бурить не умеем… Ты молод, Сардар, и тебе все равно, какое небо над головой — южное или северное. А здесь люди с семьями, обжитые квартиры, садовые домики с клубникой… Ты еще не знаешь, что такое разрыв с корнями. На этой сопке, — притопнул ногой, — решается судьба комбината: быть или не быть. А может, ты и сам не веришь?
Алтынбаев понимающе слушал. Во всяком случае, вид его был серьезен.
— Не ругайте меня, Кали-ага. Я много думал. Может, обязать рудничных, чтобы подбросили людей? Если бы от вас такое распоряжение, нашлись бы желающие.
— Нет, Сардар, это не выход.
Разговаривая на ходу, Жаксыбеков приблизился к работающей установке. Увидев директора, вахтенный шагнул навстречу. Это был молодой худощавый парень с едва наметившимися усиками.
— Глубина шестьсот десять! — четко отозвался бурильщик, мазнув темной от соляра рукой себе по щеке. — Идем по девону[61]. Задание: не глубже девяти сотен. Там и остановимся.