Клад
Шрифт:
— Коля, не гони в центр, заедем в поликлинику, — попросил Жаксыбеков. — С утра в груди покалывает… Думал: разгуляюсь за тень а оно еще хуже. Попрошусь на укол.
Поликлинника была заперта. Расставаясь с Алтынбаевым возле его дома, Кали Нариманович предупредил:
— Через день-другой махнем с тобою в Ускен, Сардар. Хочу познакомить тебя с тем ученым, который видит у нас не одну, а три структуры… Может, он разбудит твою фантазию. Без мечты об удаче нечего соваться в глубины.
На пороге дома стояла, воздевая руки горе, супруга Жаксыбекова: не приехал на обед, не позвонил…
4
Наступил вечер. Виктор Николаевич, целый день просидевший в библиотеке, возвратился в гостиницу. Сегодня он уже отчетливо ощущал усталость. Какое-то время лежал, распластавшись на кровати, не раздеваясь. Заснуть не смог бы, а полежать
— Хеллоу, Табаров!
— М-м… Здравствуй, Лида!
— Ты один? А где же подруга?
Только она, единственная на свете из всех знакомых, воображала Табарова всегда в окружении поклонниц.
— Лидия Сергеевна, о чем ты? В этом смысле я чист, как стеклышко. В городе, где ты живешь, разве позволительно заниматься пустяками? Нет уж, уволь… А вообще спасибо за веру в мои способности.
— Ха-ха-ха! Не обижайся! Знаешь, Виктор… Хочу тебя видеть.
— Даже так?
Табаров был растерян. Тронул ладонью бородку. За долгий день на щеках обозначилась щетина. Он не любил бриться дважды на дню. Побыть с Лидой наедине — всегда не прочь. Не чужой человек в судьбе. И не очень навязчива. Пусть не часто, но они встречались. Лучше сказать: виделись. Иногда сталкивались в дверях конторы. Виктор Николаевич без ханжества считал эти встречи удачей. В каких бы стесненных обстоятельствах они ни оказались рядом, Лида протягивала ему руку. Виктор Николаевич, слегка краснея и заглядывая женщине в глаза, целовал кончики пальцев. Она не возражала. Как-то он будто невзначай коснулся предплечья. Едва заметным движением она избавилась от такой близости. Больше и не пытался. А хотелось иногда привлечь резким движением, коснуться губами лица. Будто чувствуя его желание, она отстранялась или подносила ладонь к губам в защитительном жесте. Сузив глаза, предупреждала строго, будто расшалившегося мальчишку, одним словом:
— Табаров!
В голосе металл и обида.
«Зачем ей понадобилась встреча? — думал Виктор Николаевич. Сам себя утешил: — Желание женщины — закон для мужчины».
Все прощал ей, потому что был виноват. Возможно, и в том, что она теперь такая нервная и текучая, будто ртуть.
Та самая смешливая и одновременно строгая Лида едет к нему на свидание в гостиницу… Вечер, конечно, пропал, «шарики» после ее визита не скоро соберешь, но согласие дано, отступать некуда. Потери от такого свидания неисчислимы. Одна из них — при беседе с дамой не обойтись без фужера с вином. Значит, на завтрашнее заседание придешь с шумком в голове. А в десять утра предстоит схватка. Помимо просмотра папки, захваченной из фонда на вечер, нужно было сосредоточиться на разногласиях с Кудайбергеновым, чтобы без промедления парировать его уколы и наскоки… Если бы позвонила не Лида, у Табарова любому гостю уготован отказ. Но Лида… «Как ты всегда не вовремя являешься!.. Всегда!»
Трубка продолжала ворковать горлинкой, выпевать нежнейшим голосом, по-женски неотступно добиваться свидания.
— Ну, что, Табаров: не ждал вторжения в твои покои? Зря ты о себе такими интеллигентскими словами: «Чист, как стеклышко»! Ах-ах, так и хочется провести пальчиком по твоему незапятнанному сердцу. Признайся уж честно: с кем-нибудь чаи гоняешь в номере?
— Я же сказал: нет… Работаю. Листаю здесь рапорт начальника партии. А насчет чая — забыл попросить горничную.
На другом конце провода женщина загадочно молчала.
— Почему молчишь? Женские капризы? Не обижайся, Лидок. Завтрашний день — твой, без всяких звонков и предупреждений. Жду!
— Ты, как всегда, расчетлив. Но завтра — это уже совсем, совсем другой день. Как другая жизнь. А вдруг завтра изменится настроение?
Она продолжала свою игру. Табарова внезапно захватила необъяснимая страсть. Надежда на близость с Лидой то вспыхивала в нем, то угасала, оборачивалась болью. Он уже сам хотел увидеть ее, сейчас же.
Краем глаза покосился на разложенные
— Прошу! — решительным тоном произнес в трубку. — Рад видеть. Жду.
— Наконец-то слышу голос мужчины! Через полчаса встречай в холле, — произнесла Скворцова повелительным тоном.
Виктор Николаевич всполошился. Начал собирать разбросанные по столу бумаги, стаскивать в одно место книги, карты, схемы, убрал с телевизора бритвенный прибор. Пока распихивал все это добро в ящики стола, в тумбочку, в портфель, приблизилось назначенное Лидой время. Набросив покрывало на смятую постель, помчался вниз. Годилась бы для такого случая бутылка шампанского и коробка конфет, да разве успеешь заскочить в ресторан?
В вестибюле — никого! Радуясь минутной задержке визитерши, выглянул на улицу. К его счастью, не ушли те две-три пожилые женщины, которые вечерами сторожили здесь, у подъезда, предлагая прохожим цветы. Букеты на выбор: красные астры, белые ромашки, роскошные гладиолусы с фиолетовым оттенком… Не задумываясь, купил пять роз: три алые и две белые. «Теперь, — подумал он, восторгаясь удачей, — можно встретить не только Лиду — княжескую дочь!.. Алую и белую розу предложу дежурной на этаже. Пусть не напоминает о позднем часе. Мол, одиннадцать: пора провожать гостью… Ах, Лида, Лида!.. Растревожила ты меня, как в прежние годы. А ведь нам за сорок. Три года миновало, как повстречались ненароком в Томске, и нет для тебя и для меня покоя. Давно бы пора забыть обиды, оставить придирочки, не затевать ненужных споров. Еще тогда мы могли бы помириться, успокоиться на том, что оставила для нас обоих судьба. Глядишь, жили бы под одной крышей. А теперь что получается?.. Старый холостяк, которому перевалило на пятый десяток, солидный человек, вознамерившийся перевернуть геологическую службу рудного края, вынужден по давней привычке пялить глаза на каждую встречную женщину. Стою у входа в гостиницу с цветами в руках, жду мимолетной встречи. К лицу ли все это солидному ученому?»
5
После той встречи в Томске Виктор Николаевич и на самом деле почувствовал некий разлад в себе и неопределенность жизни. Что с ним произошло? Вспыхнуло притушенное годами прежнее чувство или сказалось обаяние расцветшей Лидиной красоты, прежде не столь ценимой, как в нынешние годы?.. Пытался освободиться от смешных этих вопросов и сомнений, не смог.
Он всегда отличал ее от других, улавливал особость голоса, улыбки и даже походки. Нелегко расставшись с Лидой в ресторане, не удержав женщину от напрасных упреков, провел ночь без сна, доискиваясь причины их размолвки. Винил во всем себя, обстоятельства, судьбу. Все, только не ее, Лиду. Она и через годы виделась гордой, не опустившейся до мести, преследования, клеветы. Он ждал ее у подъезда Дворца культуры, где шло совещание, чуть не опоздал к началу, но она так и не появилась в тот день. Не пришла на заседание, где полагалось ей выступить с докладом.
Делегатам вдруг объявили, что кандидата геологических наук Скворцовой не будет сегодня, заболела… Никто из участников семинара и не помыслил о том, что причина недомогания докладчицы в нем, в Табарове, который сидит в седьмом ряду зала, удрученный, молчаливый, растерянный.
Пытался забыть Скворцову, выбросить из головы. Обычно хорошим громоотводом для надвигающихся душевных гроз является заурядная работа, если отдаваться ей самозабвенно. Однако на этот раз нахлынувшая волна чувств оказалась сильнее обычной увлеченности делом. И тогда он принялся действовать по пословице, гласящей: «Клин вышибают клином!..» Связался с легкомысленной женщиной, давно пялившей на него глаза. Временная близость с Нелли, ее податливость и готовность раствориться в его желаниях усилила тоску по настоящей любви, предметом которой могла быть для него только Лида. Даже в объятиях Нелли он думал о Скворцовой. Такое состояние еще больше раздваивало Табарова, затуманивало представление о реальностях окружающего мира.