Клан Сопрано (The Sopranos). Жгут!
Шрифт:
Не торопись! Важно почувствовать вкус. Это важно в жизни – смаковать.
– Мы из «анонимных алкоголиков».
– Как вас зовут?
– Ну, мы же анонимные!
– Посмотри на этого парня, на сына садовника! Вот его не надо просить мусор вынести.
– Бедность – серьезный мотиватор.
– Насколько мы поняли, она либо сбежала, либо ее убили. Слышал что-нибудь?
– Убили? За что?
– Парня бросила.
– Я слышал, она свалила.
– Куда, не знаешь?
– Мне-то
Что мы можем сказать об этом парне? У древних римлян было для этого слово – «мудак»!
– Мне в больницу надо.
– Ну, это уже от тебя зависит.
– С тех пор как мы нашли этот ресторанчик, у меня постоянно возникают какие-то фантазии.
– У меня тоже, даже во время секса.
– Древние египтяне считали, что у человека семь душ. Первая душа, которая покидает нас в момент смерти это Рэн – тайное имя. Все во власти режиссера, он ставит фильм о вашей жизни, от рождения до смерти. «Тайное имя» – это название фильма. Когда вы умираете, появляется Рэн. Вторая душа, которая покидает тонущий корабль – Секхем. Это энергия, власть, свет. Режиссер дает указания – Секхем нажимает на кнопки. Под номером три – Кху, это ангел-хранитель. Он или она уходят последними. Номер четыре – Ба, часто бывает очень коварен. Номер пять – Ка, двойник. Ка достигает юности в момент смерти тела. Это единственный надежный проводник через царство мертвых. Номер шесть – Кхаибит, тень, память. Ваши воспоминания об этой и прошлых жизнях. Номер семь – Саху, останки.
– Хватит об этом. Маланга уже как шесть лет мертв, я должен его уже откопать.
– Ну, как он?
– Совсем плохо. Страдает паранойей, и даже не помнит, ел он или нет.
Ее брат мне подберет контактные линзы. Я не хочу на суде читать дело в очках, чтобы не выглядеть слабым.
Агент Харрис, куда ты пропал? Полгода вижу какого-то новенького в зеркале заднего вида.
Откуда у него этот хлеб? Из музея? А что это за паста?
Я знал одного парня, ветерана Вьетнама, он пил формальдегид, чтобы словить кайф.
Какое странное совпадение: Лу Гериг умер от болезни Лу Герига.
– Вы посмотрите на него! Ему не дашь больше семидесяти шести!
– Чертов лжец.
– Вчера я остановился на светофоре и увидел темнокожую няню с детской коляской, а с другой стороны шла еще одна няня. Она катила в инвалидном кресле старуху.
– Это цикл жизни.
– Скорее насмешка жизни.
– Если повезет, в конце жизни забываешь о гордости, и позволяешь своим близким заботиться о себе.
– Лучше пусть меня придушат подушкой.
– О, наконец-то! А то у меня из задницы уже начали расти грибы.
– Я живо себе это представил.
Если у вас из носа течет, а от ног воняет – вы созданы вверх тормашками.
– Расскажите
– Здесь? Здесь как в могиле.
Спасибо доктор. Извините, она работала в интенсивной терапии? Он что, рок-звезда?
– Что будем делать с Джуниором?
– Он в тюрьме.
– Старый маразматик, пусть там и гниет. Ничего не будем делать.
– Он стрелял в собственного племянника.
Я знал его дольше других. Может, он был гомиком, и ему было не с кем поговорить?
– Дотенгемский шериф. Полцарства за Мортаделлу, а?
– Здесь делают отличные сэндвичи.
– А как ваша болезнь, которую вы подцепили в Глистостане, или как там его?
– Это сойдет за лекарство.
Невероятно. Когда-то у тебя было столько волос, что женщина могла в них вцепиться обеими руками.
Все будет хорошо, Тони. Твои друзья, твои дети, они все очень любят тебя.
Альцгеймер… это смертный приговор. Лет десять-пятнадцать ты шут, а потом умираешь делая под себя. Я знал людей с болезнью Альцгеймера.
– А как вас зовут?
– Не все ли равно? Скоро я сам это забуду.
– Тебе это не кажется диким?
– Что?
– Наша семья. Отец, которого подстрелил наш чокнутый дядюшка.
Знаешь, что интересно? Это заметила Дженис: когда Эйджей говорит о Тони, он не употребляет слово «папа», он говорит: «Энтони Сопрано не умрет».
Привет, Ахмед. И вы тут? Над этим баром пора шатер ставить.
Дядя Джуниор ответит за это, не беспокойся. Я с детства наблюдал, как ты был добр к нему, он не смел так поступать. Это ему не сойдет с рук. Ты мой отец. Я всажу этому чертовому маразматику пулю в башку. Я обещаю. Я не верю, что мы не будем больше все делать вместе. Потому что будем. Я серьезно.
В какой-то степени все белые люди похожи.
Когда-нибудь мы все умрем, и станем такими как это дерево. Не будет ни меня, ни вас, но пока нам нужно тепло, нам нужен тот, кто возьмет на себя ответственность.
Как писатели, мы все немного помешаны на собственной навязчивой идее, мы мифологизируем нашу внутреннюю сущность.
– Он вроде как еще жив, когда они режут его на куски.
– Он замечает это на следующий день.
– На мое первое свидание он принес нам с матерью по дюжине роз, а отцу электродрель за двести долларов.
– Нетипичная история любви.
– Я даже не знаю, любила ли я его несмотря на это, или за это.
– О, Мадонна! Он ужасно выглядит!
– Дядя Поли, так нельзя говорить, только о хорошем.
Парень пригласил меня позировать для мужского постера. Он был гомик, но мне все равно это польстило. А сейчас? Вот, смотри, в морщинах, как дырка у старухи.