Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Коллектив авторов

* * *

Над головой хмурые тучи нависли. [208] Млея от страсти, пляшут павлины в горах. Цветом опавшим деревья усеяли землю. Странник, на чем ты остановишь свой взор? Нечем тебе сердце свое успокоить!

* * *

Слепящих молний блеск, Раскаты громовые. К танцующим павлинам Взывают нежно павы, И кетака [209] струит Свое благоуханье. Возможно ль дивноглазым, Глядящим сквозь ресницы, Разлуку

пережить, Когда весь мир охвачен Любовной лихорадкой?

208

Над головой хмурые тучи нависли. — Традиционная для индийской поэзии тема: страдания странника, разлученного с возлюбленной. К началу муссонных дождей путешествующие обычно возвращаются по домам.

209

Кетака— панданус, растение, цветущее душистыми цветами в период дождей.

* * *

Когда низвергается ливень Из туч, горделиво грохочущих, Когда в черноте непроглядной Сверкнет златозарная молния, Пронзают блаженство и страх Сердца своевольных красавиц, Во мраке спешащих к любовнику.

* * *

Ливни мешают уходу любимой. Чем холодней, тем объятья теснее! Ветер, несущий дожди и туманы, Свежесть сулит изнемогшим от ласк. Эти счастливцы, в объятьях возлюбленной, Дни бесконечных дождей превращают В дни бесконечных услад.

* * *

Когда, под осенней луной, На верхней террасе дома Пройдет в наслажденьях любовных Половина пленительной ночи,— Тот, кто, охваченный жаждой, Не пьет из лианоподобной, Прохладной руки подруги, Изнемогшей от пылких услад, Воду, в которой дробится Сиянье ночного светила,— Тот неудачник, друзья!

* * *

Белоснежный, прекраснодушистый, Распустился жасмин, и нектаром Упиваются жадные пчелы. Если, страсти огонь разжигая, Дивноокая, хоть на мгновенье, Не обнимет хозяина дома, Осененного мандарой красной, От студеного ветра дрожащей, Будет зимняя ночь для него Нескончаемо тягостной, длинной, Как великого Ямы [210] дворец.

210

Яма— бог смерти.

* * *

Опрятный дом, что блещет чистотой, Златосиянный месяц в небесах И лотос дивного лица любимой, Сандал благоуханный, изобилье Венков, приятных сердцу и очам,— Всё обжигает пламенем соблазна Мужей, обуреваемых страстями, Но не того, кто бренный мир отверг.

* * *

С ухватками наглого виты [211] Неистовый ветер зимой Красавицам щеки целует. То, свистнув, размечет прическу, Закроет кудрями лицо, То сдернет с грудей покрывало, Пушок поднимая на коже Озябшей испуганной девы, То юбку с бегущей сорвет, Заставив дрожать пышнобедрую.

211

Вита— шут.

* * *

Он

ей растреплет волосы, заставит Прикрыть глаза, как бы в порыве страсти; Сорвет с нее одежды силой, так, Что волоски поднимутся на коже; Ее походку сделает неверной, А пылкое дыханье — участиться Принудит, поцелуями своими Пронизывая губы до зубов. Не так ли каждой женщине — супруга Изображает буйный зимний ветер?

Из «Ста стихотворений об отрешенности»

* * *

Не насладились мы желанным наслажденьем — Желанье наслажденья нас пожрало. Не истязали мы подвижничеством плоть — Подвижничество истязало нас. Не мы беспечно проводили время, Но время нас, беспечных, провело! Желанья наши не увяли, Но из-за них увяли мы!

* * *

Я в суетной жизни с опаской великим дивлюсь добродетелям, Приносящим великие блага своим добросклонным владетелям, Оттого, что великие блага, уподобясь великим врагам, Великими путами вяжут их по рукам и ногам.

* * *

В каждом лесу плодоносных деревьев обилье. В реках священных вдоволь прохладной воды. Всюду найдется мягкое ложе из листьев. Трудно понять, зачем обездоленным людям Горькие муки терпеть у дверей богача?

* * *

Душевного довольства неистощима радость, И ненасытна алчность взыскующих богатства. Зачем же сотворил создатель гору Меру, Вместилище сокровищ, вобравшее в себя Все злато трех миров? Не по нутру мне это!

* * *

Тигрицу, что зовется старостью, Не в силах мы преобороть. И, недругам подобно, с яростью Болезни ранят нашу плоть. И жизнь уходит нечувствительно, Как из горшка худого — влага, А люди — вот что удивительно! — Охотней зло творят, чем благо.

* * *

Твое величье славлю, Время! По изволенью твоему, ушли в страну воспоминаний Блистающий столичный град, и царь могучий, и вельможи,— Владетели земель обширных, — совета мудрые мужи И сонмы луноликих дев, кичливые князья, поэты И выспренние славословья.

* * *

В обиталище целого рода Одинокий остался жилец. Опустели дома, где семьи Разрослись от единого корня. День да Ночь, две кости игральных, Забавляясь, бросает Время. Наше племя людское — пешки Перед ним на игральной доске.

* * *

Рассветы и закаты уносят нашу жизнь! Благодаря тревогам и бремени забот Бег времени для нас почти неощутим. Без страха созерцает рожденье, старость, смерть, Хмель заблужденья пьющий, безумный этот мир!

Из «Разговоров подвижника и царя»

* * *

Из шелка тебе одеяние любо, А я утешаюсь одеждой из луба. С богатым сравняется нищий бездольный, Когда одинаково оба довольны. Но если желанья твои безграничны, Тогда ты и вправду бедняк горемычный.

* * *

Кто я — льстец иль певец, лизоблюд или шут, лицедей Иль красотка, что гнется под тяжестью пышных грудей? Не наушнику, не штукарю,— Для чего мне стучаться к царю?