Классическая русская литература в свете Христовой правды
Шрифт:
Главная его задача в это время - это задача пастырская, но пастырство его на этот раз обращено к русскому народу – он становится бессменным автором и руководителем русской религиозной передачи для “Голоса Америки”. На этой религиозной передаче воспитано целое поколение верующих и значительная часть современного русского духовенства.
Комментируя евангельский текст о том, что пастухи, видя происшедшее побежали в город, чтобы рассказать, (Л.8.27-39) Иоанн Шаховской пишет так: “Происшествие для человека есть столь же необходимое в жизни, как хлеб. Извращенная природа человеческая созерцает мир не как отражение небесной
Такие строки, конечно, лучше читать; но даже воспринятые на слух, эти строки действительно ложатся на сердце.
“Тогда гадаринские жители просили Иисуса отойти от пределов их…”. “И просил Его весь народ Гадаринской окрестности удалиться от них”. Кто из нас никогда не был виновен в этом грехе, пусть первый бросит в них камень! Моя совесть мне не позволяет этого сделать, хотя я и чувствую всю страшную греховность поступка гадаринцев. Запретить вход в свои пределы, в свои жилища воплощенному Живому Богу, Творцу неба и земли, - что может быть необычайнее и чудовищнее этого поступка? И, вместе с тем, нет в мире ничего обычнее этого поступка – в нем виновен решительно каждый, живущий на земле”.
Дальше он говорит, как мы не допускаем Господа в наши сердца.
“Не нашим странам европейским осуждать гадаринскую страну. Действительно, гадаринцы просят отойти, а это – слишком богобоязненно для современности, сейчас просто изгоняют Господа из человеческих сердец, из юношеского разума, из святой детской молитвы; грубо не пускают Его войти в человеческое сердце. Сколько лживых теорий о христианстве, сколько неправды о Сыне Божием, как презираем Он во многих учениях человеческих, как искажен лик Его божественный и унижается Его истина!” (“Семь слов о стране Гадаринской”).
Итак, Иоанн Шаховской обращается к слушателю и к читателю в русской жизни; здесь он как-то более почитаем, нежели в Америке, потому что несравненно больше зажег сердец. Для русского человека слово Иоанна Шаховского – это действительно огонь.
Иоанн Шаховской скончался в 1989 году, дождавшись празднования тысячелетия крещения Руси, стал свидетелем того, что отношение Советской власти к Церкви изменилось и уже обратного хода нет. После этого он как бы почувствовал, что его земная жизнь близится к концу. Всю жизнь, по свидетельству людей, его знавших, он практически ничем не болел. Одна из его молитв импровизированных так и говорит – Господи! Дай мне умереть ни от чего, а только от Тебя. Он тихо ждал Божьего призыва, каждая его минута для него срастворялась в вечности, пока в 1989 году он не предал дух свой в руки Господни.
Иоанн Шаховской для русского читателя начался, видимо, в 1992 году, когда вышел в Петрозаводске его однотомник, где было сказано, что это за архиепископ Иоанн Шаховской. Его произведения выдержали три издания.
Заканчивая разговор об эмиграции, хочется дать послесловие. Как бы сказал Иоанн Шаховской – не следует преувеличивать значение культурное и духовное русской эмиграции, но не следует его и преуменьшать. Она – чрезвычайно пёстрая и её следует отбирать, но с той же логикой, как отбирают зерно от шелухи. Говорить о
Лекция №40 (№75).
От “позднего” Брежнева к “раннему” Горбачеву.
1. Становление национального сознания – “умственной и нравственной самостоятельности” [290] . Религиозное самоопределение русской интеллигенции. О. Чухонцев.
2. Лоскуты “советской идеологии”. Устный самиздат. Религиозный ренессанс. Священник Д. Дудко и другие. “Потерянная драхма”.
3. Начало горбачевского царствования (гласность, демократизация и перестройка). “Новая” журналистика (А. Нежный). Попытка нового конкордата с “культурной элитой”. В. Белов, Ю. Кузнецов и другие.
290
Когда-то это выражение принадлежало Аполлону Григорьеву, который скончался в 1864 году.
4. Предверие 1000-летия крещения Руси.
Кризис, собственно, начинается с 80-го года. Когда прошла олимпиада; совершилась смерть Высоцкого и прошли малые процессы религиозных диссидентов: это – Огородников, Пореш, Якунин.
Но всё это были как бы внешние признаки, а болезнь – внутри. В это же время начинаются глухие подземные толчки будущего землетрясения. Начиная с 80-го года начинается медленное перекачивание нефте-долларов за границу. Этими сокровищами впоследствии никто воспользоваться не смог.
Похороны Брежнева сразу отозвались глухим треском. Не просто анекдотом или самиздатом, а неожиданным провалом – с треском. Как писала Виктория Токарева (“Первая попытка”), “Крепкие парни разладили движение, и гроб оборвался в могилу – с треском. Действительно, стало конфузно – пришлось отворачивать телекамеры.
Всё треснуло, и в каждую трещину полезли иглы живой травы. Так бывает всегда, но здесь каждую травинку замечали, и это говорит о чрезвычайной ситуации, когда складывается умственная и нравственная самостоятельность, - то, о чём русская жизнь мечтала и гадала.
Первые годы горбачевского царствования очень похожи на первые годы царствования Александра II: и то и другое привело к эмансипации: в той России - к отмене крепостного права; и в нашей России - к отмене второго крепостного права большевиков” (ВКП(б)). Но, в отличие от XIX-го века, сразу стала вычленяться самостоятельность религиозная, та, о которой в 50-е годы XIX-го века невозможно было даже мечтать.
… Кто нищ, бездомен и гоним,
Он – прах гребущий по дорогам, -
Как Иов, не оставлен Богом,
Но ревностно возлюблен Им.
(О. Чухонцев, 1982 год).
Стихи Чухонцева будут выпущены сразу же, и причем в том же сборнике - стихи явно эсхатологического звучания.
В День воскуренья, взрывая гробы,
Встанем под страшную песню трубы,
С плеч отрясая могильную тьму, -
И в оправданье протянем Ему