Классовый вопрос

Бэлоу Мэри

Какая жалость, что она обречена на замужество с сыном торговца углем.

Реджи, прекрасно осознающий, что на него направлены все взгляды, даже если он находится вне бального зала, смотрел на нее прохладно, даже высокомерно. Он стоял спиной к перилам балкона, она на расстоянии в несколько футов от него, наполовину повернувшись к нему, наполовину к бальному залу, так, словно готова спасаться бегством в любой момент, если он нанесет ей смертельную обиду.

Только что она нанесла смертельную обиду ему. Так она полагала, что вся эта история причинила ей больше страданий, чем ему? Что у нее есть своего

рода исключительное право на страдание?

Гости парами фланировали под руку по бальному залу, ожидая начала следующего танца. Несколько пар вышли на балкон и прогуливались вдоль него. Все, не показывая вида, наблюдали за ними, надеясь на…что?

– Как вы полагаете, – поинтересовался он, – чего все они ожидают?

– От нас? – Она повернула к нему голову, чтобы хорошо рассмотреть. Весь вечер, даже когда она улыбалась, она выглядела холодной и аристократичной. Этакая ледяная дева. Кроме, конечно, того момента, когда он со своим вопросом о девственности вызвал румянец на ее бледных щеках и вспышку негодования в глазах. Ему нравилось выводить ее из себя. – Холодной вежливости, я полагаю.

– И это именно то, что мы собираемся им продемонстрировать? – спросил он. – Как скучно!

– Вы предпочитаете, чтобы я ушла и игнорировала вас весь остаток вечера?

– Это было бы еще более скучным, – скривился он.

Она схватила ручку веера, свисавшего у нее с запястья, раскрыла его и помахала им перед лицом, несмотря на то, что на балконе было довольно прохладно.

– Полагаю, вы не намерены весь вечер продержать меня подле себя? – спросила она. – Люди начнут думать, что мы приветствуемситуацию, в которой оказались.

– С другой стороны, – заметил он, – они могут подумать, что я слеп и глуп, если не даю понять, что высоко ценю красоту, купленную мне за деньги моего отца. Вы сделали смелый шаг, надев сегодня вечером именно это платье, даже если оно девственно-белое. Оно, скорее… провокационное, не так ли?

Ее веер с треском захлопнулся.

– Значит, вы бы предпочли, чтобы я облачилась в черный саван? – спросила она. – Или надела власяницу и посыпала голову пеплом?

– Она могла бы вызвать зуд, – возразил он. – Я имею в виду власяницу. А пепел заставил бы меня кашлять во время танца с вами. Черный? Нет, не думаю. Вы должны заметить, что я не жалуюсь на ваш выбор наряда. Чтобы не оценить его по достоинству, у меня в венах должен течь один деготь [9] .

[9]Реджи иронизирует по поводу выражения "мазать дегтем".

– Вы намеренно… – Она чертила веером круги в воздухе, но, казалось, не могла извлечь из него слово, которое было ей нужно.

– Вульгарен? – предположил он. – Неотесан?

– Злите меня, – ножкой в белой туфельке она постукивала по деревянному полу балкона. Потом снова с треском раскрыла веер. – Так, словно все это всего лишь шутка.

Он пожал плечами.

– Я всегда предпочитал комедию трагедии – улыбнулся он.

Оркестр начал играть, выстроившиеся для танца пары соответственно поклонились или сделали реверанс друг другу, и понеслись в энергичном

танце. Это был один из тех народных танцев, которые служат проверкой на выносливость. Многие из не танцующих стояли, как бы случайно, неподалеку от французских окон, повернувшись к балкону одним глазом и одним ухом. Если бы они могли вытянуть свое ухо как руку, они, конечно же, сделали бы это.

– На шаг ближе, – сказал Реджи.

– Что? – она пораженно посмотрела на него и ее веер снова замер.

Он протянул ей руку, несколько секунд она с подозрением смотрела на него, потом положила свободную руку на его ладонь. Он сжал ее пальцы своими. И почувствовал сквозь перчатку ее узенькую теплую ручку.

– Шаг вперед, – повторил он.

– Зачем?

Она с большой осторожностью посмотрела на него, но сделала небольшой шажок в его сторону.

Он вдохнул нежный аромат ландышей.

– Я полагаю, – сказал он, – что свет будет взволнован – шокирован и взволнован, если я украду у вас поцелуй.

Свет освещал ее сзади. Он не мог бы поклясться, что у нее не горят щеки, но догадывался, что это именно так. И, конечно же, она широко раскрыла глаза.

– Вы не посмеете! – воскликнула она.

– Почему бы нет?

Лениво рассматривая ее, он предположил, что большинство гостей, приглашенных на бал, уже были полностью осведомлены, что они были на балконе вдвоем, он и леди Аннабель Эштон, что они держались за руки и стояли непозволительно близко к друг другу. Как же глупо светское общество! Оно готово смотреть сквозь пальцы почти на любой порок, если ему предаются осмотрительно и тайно. Но любой явный признак симпатии между двумя обрученными, вызовет в его рядах возбуждение и негодование.

Особенно у этих двоих, насильно сведенных вместе при таких скандальных обстоятельствах.

– Это было бы непростительно и вульгарно, – ответила леди Аннабель.

– Это именно то, что самые ярые судьи ожидают от меня, – заметил он. – Или даже то, чего им не достает, чтобы можно было разойтись по домам, испытывая удовлетворение от того, что они не потратили впустую вечер сезона на обычный скучный прием.

– Мы должны сейчас же вернуться в зал, – сказала она. – Я замерзла.

– Лгунья – усмехнулся он. Ее ладошка в его руке стала горячей, и было неясно от чего, то ли от замешательства при мысли о поцелуе, то ли от желания, чтобы он ее действительно поцеловал. – У поцелуя был бы и другой положительный результат. Он бы вернул вам хоть часть симпатии общества, особенно если вы сразу после него вернетесь в бальный зал, смело улыбаясь, но будучи явно огорченной. Все бы отметили, что вы ужасно страдаете от последствий своего неблагоразумного поступка.

– Похоже, вы наслаждаетесь всем этим, – процедила она сквозь зубы.

Он обдумал ее предположение. Да, это так.

– А вы не наслаждаетесь? – он пристально всматривался в ее глаза, затененные сумраком ночи.

– Papa ясно дал мне понять, – ответила она, – что если я не хочу навсегда распрощаться с высшим обществом, всю оставшуюся жизнь в моем поведении не должно быть ни малейшего намека на скандал

– Я не вынесу такую скучную жену, – заявил он. – Вам придется выбирать между papa и мной.

– Нет, – она нахмурилась. – Я не буду этого делать. И никогда не хотела этого делать.