Клавдия

Загоскина Валерия

Глава 6.

Пришлось доставать телефон и включать фонарик. В этот самый момент раздался входящий звонок. Клавдия от неожиданности разжала руку и телефон упал на каменный пол. Экран отлетел в одну сторону, задняя стенка и аккумулятор – в другую. «Чёрт!»– только и смогла произнести Клавдия. Да что же это такое? Таким образом она осталась без света и без телефона. Она опустилась на колени и попыталась наощупь собрать детали вместе. Ползая на коленках по каменному полу, Клавдия пыталась нащупать хоть что-то. Но все её усилия были тщетны. Ни аккумулятора и сим-карты нигде не было. Ей удалось нащупать только чехол с задней крышкой и больше ничего. Клавдия стояла, как оглушенная. Кто хоть раз в жизни разбивал телефон, тот понимает, что значит остаться без телефона и без симки. Там были все номера телефонов за всю её жизнь. Прошло наверное минут двадцать, прежде чем Клавдия это осознала и приняла то, что она разбила дорогущий телефон. Симку ей не найти и экран наверняка разбился вдребезги. Надо было выбираться отсюда. В полной темноте она проделала обратный пусть. Сперва пробралась к люку за стеллажом и на ощупь стала протискиваться вперёд по подземному ходу. С трудом выбравшись наружу, она сняла перчатки и костюм, спрятала их в лаз и опустила за собой

барельеф.

Нужно было ехать на смену в порт. Погода была хорошая, и Клавдия домчалась буквально за два часа. Отработав свою смену, Клавдия ехала домой на баркасе, от порта она жила недалеко. Из-за отсутствия телефона она весь день спрашивала у коллег, сколько время, что многие стали проходить мимо неё и по приколу объявляли ей время сами. Ну ничего! Завтра был день зарплаты, и можно было пополнить запасы и купить новый телефон. Клавдия оставила велосипед на парковке и поднялась к себе. У неё ещё оставалась овсянка для завтрака, полпакета риса, немного молока и почти засохший хлеб. Отужинаем по-королевски!

На следующий день в Гамильтоне опять пошёл дождь, и Клавдии пришлось отправиться на работу на автобусе. С самого утра поливало так, как будто копилось целый год. Клавдия залезла в автобус, в котором уже ехали, наверное, человек пятьдесят. Автобус был длинный, с гармошкой посередине, и всё равно все не помещались. Этот маршрут собирал пассажиров с ближней окраины Гамильтона и привозил их в порт. А так как в Гамильтоне все в основном передвигаются на велосипедах, то с сумками через плечо здесь можно встретить разве что пенсионеров. За плечами у каждого пассажира, который резко пересел сегодня на автобус, был мокрый рюкзак, который он не снимал в транспорте, и всё это происходило в переполненном автобусе. Клавдия уже настроилась выслушать какой-нибудь скандал в душном транспорте, но этого не случилось. Все смиренно ехали на работу, уткнувшись в телефоны.

Порой Клавдия думала, почему Гамильтон такой свободный и спокойный город? Ответ был в плохой погоде. Погода здесь и зимой и летом была такая ужасная, что люди не замечали других недостатков. Дожди лили здесь постоянно. Зима представляла из себя белый сырой холодный туман, который накрывал город. Листья покрывались от влажности слизью. Если случайно задеть листочек рукавом, то след на куртке уже было не отстирать. Клавдия на этот раз была во всеоружии: резиновые сапоги, шапка, плащ и зонт. Вечером её ещё ждала зарплата. Только о её приходе она смогла узнать в магазине, скрестив на всякий случай пальцы на кассе. Телефон, на который приходило оповещение, теперь валялся где-то в погребе Хазельдорфа. Чек на 18 евро прошёл, а это означало для Клавдии, что она снова при деньгах. Вечером ей так захотелось есть, что она подогрела в микроволновке яйца и съела их с булочкой и колбасой. Разомлев от такого сытного ужина, Клавдия мигом уснула и проснулась только с будильником, который случайно забыла отключить вчера.

С утра опять похолодало. Вот так всегда в Гамильтоне: С утра ты можешь одеться в сапоги, шапку, куртку и шарф, а вечером придешь домой со всей одеждой в руках и в солнечных очках на носу. В рюкзаке у Клавдии всегда был «набор Гамильтонца»: солнечные очки и зонтик, сложенный дождевик и кепка.

Приехав на работу, она первым делом сделала заход в буфет. Горячий кофе можно было пить неограниченно. Ещё не известно, во сколько она сегодня вернётся домой. Как назло, Моника постоянно давала Клавдии новые указания. То переделать сводки, то пересчитать данные, то посылала на таможню, то в логистику. Обязательно сегодня нужно было проверить все данные сухогрузов на неделю вперёд, созвониться с главным крановщиком. Сама Моника вышла из диспетчерской, оставив Клавдию со всем разбираться самой. Вернувшись под конец смены, Моника сказала:

–Отчитайся, что ты сделала за день?

Клавдия начала перечислять, совершенно не понимая, чем она вызвала гнев начальницы. Ничего не сказав, Моника отвернулась к экрану компьютера

Моника никогда не отличалась добротой. Никогда не поздравляла никого с праздником. Могла спокойно уйти с работы, ни сказав никому «до свидания». На последнее рождество Клавдия попросила у Моники пораньше уйти с работы, потому что хотела съездить к тёте и помочь с приготовлениями к празднику. На Рождество Эльза всегда варила чечевичный суп и пекла печенье. Вишнёвый глинтвейн варился в этот же день. Потом Эльза и Клавдия шли в местную церковь на рождественскую службу. Чтобы всё успеть, нужно было уйти пораньше с работы. На робкое Клавдино: «Моника, можно мне уйти сегодня пораньше на часик?» Начальница грубо ответила: «Ты здесь работаешь сегодня до 21.00. Да ещё и деньги за это получаешь» – и отвернулась от Клавдии. Больше она не порывалась разговаривать с начальницей. Зато, когда Монике нужно было сходить к врачу с дочкой, она была сама любезность с главным диспетчером. Интересно, а сама Моника, где весь день провела?

Освободившись в полпятого, первым делом Клавдия взяла в аренду велосипед и отправилась в Хазельдорф. Погода к вечеру потеплела и в сетке багажника была гора вещей. Время было уже семь вечера, когда Клавдия свернула к Хазельдорфу. Первым делом она спрятала велосипед в кусты рододендронов. Дёрнув со всей силы за кольцо, открылся уже знакомый ей лаз. Облачившись в рыбацкие одеяния, Клавдия полезла в открывшееся тёмное пространство. Преодолев уже знакомый путь по узкому кирпичному туннелю, Клавдия пролезла в люк, который ещё с прошлого раза она оставила открытым. Оказавшись в погребе, она решила хорошенько осмотреться. Везде висела паутина, от света свечи пауки разбегались в разные стороны. Клавдия поднесла свечу к одной из полок с вином, и на одной из бутылок увидела надпись 1892 год. Эти бутылки стояли тут не менее ста лет. Всё было покрыто слоем пыли с палец. Клавдия чихнула несколько раз и свеча погасла. Снова пришлось лезть за зажигалкой. До верхнего люка Клавдии не хватало где-то полметра. Клавдия отошла в сторону и решила немного передохнуть. В углу погреба висели всё те же огромные крюки для мяса. И тут Клавдию осенило! Ну конечно, крюки! Клавдия схватила один из изогнутых прутьев и стала толкать крышку люка наверх. С трудом открывшийся люк с грохотом отвалился в сторону. В открывшемся проёме было почти также темно, как и в погребе. Нужно было придумать способ попасть наверх. Как ни пыталась Клавдия зацепиться за края люка, ничего не получалось. Она просто болталась несколько секунд, а потом спрыгивала. С её хилыми руками

у неё так ничего не получится. Ну что же делать? Как ей туда залезть? Она проделала такой трудный путь, а залезть в последний лаз она не может. Клавдия беспомощно облокотилась на стену. Ей не хватало буквально каких-то полметра. На что бы такое встать, чтобы залезть? В погребе не было ни ящика, ни подставки. Ни-че-го! Только бутылки и крюки! Выбрав два самых длинных крюка, Клавдия зацепила их за край люка и, вставив ногу в изгиб, как в стремя, поднялась наверх. Ей удалось! В тусклом свете свечи Клавдия могла легко разобрать большую печь, множество столового инвентаря. Даже ложки с вилками здесь были на месте. Это была старинная кухня. Сразу за кухней начиналась столовая. Всё было накрыто белыми простынями. Не было сомнений, что Клавдия оказалась внутри Хазельдорфского замка. Видимо Анна-Лиза была бережливой хозяйкой и, уезжая навсегда, все-таки решила сохранить обстановку. Кое-где осыпалась штукатурка и трещины на стенах и потолке выдавали столетний возраст здания. Следующее помещение была гостиная. В гостиной стояли, висели, были подвешены на нитях, располагались на подставках чучела разных птиц, в основном совы и аисты. Это про эту комнату говорила тётя Эльза. Клавдия не верила своим глазам. Чучела выглядели так натурально, что, казалось, вот-вот взлетят. В тусклом свете свечи она видела, как у птиц поблёскивали живые блестящие глаза. Клавдии стало не по себе. Ей казалось, что сейчас одна из сов взмахнёт крыльями и спикирует к Клавдии, а другая начнёт издавать своё уханье. Клавдия поспешила дальше. В соседнем помещении находилась комнаты прислуги. Просто обставленные, они были поделены на мужские и женские. Туда были свалены тюки с постельным бельём, старые чемоданы, старые детские игрушки. Свет из окон почти не поступал в комнаты из-за плюща, отчего казалось, что за окном ночь. Хотя было только девять вечера. В доме было тихо и пахло затхлостью. Клавдия медленно поднималась на второй этаж по деревянным ступенькам, которые вот-вот могли треснуть. В правой части над кухней была родительская половина. Первая комната была для Анны-Лизы, судя по многочисленным пуфикам и банкеткам. Хозяйка видимо очень любила комфорт и обилие мягких тканей. Портьеры были украшены многочисленными кисточками и бантиками. На стенах преобладал розовый цвет и цветочные мотивы. Следующая комната была спальней Каролайта. На стенах висели многочисленные гербарии и гравюры различных сортов яблок и персиков. Обстановка была простая и в то же время добротная. Кожаный диван, большой резной шкаф и столик с умывальными принадлежностями. Всё сохранилось в целости. Из спальни можно было пройти в кабинет. Видимо для того, чтобы Каролайт мог не встречаться с посетителями в коридоре, а сразу мог из комнаты попадать в кабинет, ему сделали отдельный вход. Как и рассказывала тётя Эльза, обстановка в кабинете действительно не изменилась. Множество книг в шкафах, портрет маленького Эмиля с матерью на стене и огромный дубовый стол с резными ножками, украшенными побегами яблони и вишни. На столе стояло чучело совы- неясыти. Клавдия поднесла свечу и увидела, что глаза у чучела были искусно отлиты из стекла, поэтому и выглядело всё натурально. Клавдия заглянула под белую простынь на стене и увидела на портрете кудрявого мальчика лет трёх с большими голубыми глазами. Это был маленький Эмиль с матерью. Женщина на портрете почти не улыбалась, и смотрела в мир холодными, ничего не выражающими глазами. Её можно было бы назвать красавицей, но всё портил пустой холодный безразличный взгляд.

Клавдию заинтересовали книжные шкафы. Полки были забиты до самого потолка. Клавдия вытаскивала книги одну за другой. Чего здесь только не было: старые бухгалтерские книги, договора на аренду земли, инвентаря и лошадей, счета молочнику, мяснику и портным, альбомы по орнитологии, гербарии, книги по почвоведению, календари садовода – всё было аккуратно рассортировано и подшито. Клавдия открывала книгу за книгой и удивлялась, как можно было, например, хранить календарь садовода за 1820 год. Клавдия улыбнулась и вспомнила тётю Эльзу: та бы в момент распрощалась со всем ненужным. Её лозунг гласил: «У каждой вещи в доме должно быть своё место; если места для этой вещи нет, то и вещь не нужна». Чего стоил её многочисленный гардероб! Причём тётя каждый сезон его обновляла и лишнее отдавала подругам или в «Красный крест».

Клавдия полезла на самый верх. Множество папок со старыми счетами, гербарии садовых растений, альбомы по орнитологии – всё было пронумеровано и прошито. Можно было только удивляться, какой порядок царил во всех этих бесчисленных классификациях. Между одинаковыми альбомами с гербариями торчала толстая чёрная папка. Клавдия потянула за торчащий уголок. Сверху была одна единственная надпись «Эмиль». Клавдия открыла папку и перед ней оказались пачки старых писем, адресованных Эмилю Каролайту. Под ними лежали два закладных векселя. Как выходило из документов, дом Эмиля Каролайта был заложен некоему О. Тракко под 500 тысяч марок. В другом векселе был заложен один из садов близ Хеттлинга под 700 тысяч марок. Дата на обоих векселях стояла 1890 год с разницей в один месяц. Один вексель был подписан в мае, другой в июне. А ровно через год не стало самого Эмиля. При тусклом свете догорающей свечи Клавдия не могла ничего разобрать. Придется брать всю папку с собой. Конечно, совесть Клавдии говорила ей, что нельзя ничего брать из чужого дома. Но все хозяева умерли, и врядли будут искать эти письма. Тем более, если Анна-Лиза не забрала их при отъезде, значит они не представляли для семьи никакой ценности. На полке ниже лежали многочисленные чертежи и старые планы садов. Среди посеревших бумажек Клавдии попались на глаза две тетради, где уже сам Каролайт писал про фермерство и описывал свои эксперименты с птицами. Клавдия пролистала содержимое и поняла, что держит в руках дневники Каролайта. Тоже будет любопытно почитать. Недолго думая, Клавдия взяла и их.

Нужно было выбираться из этого старого дома, пока ничего не загорелось от пламени свечи. Клавдии казалось, что даже пыль в воздухе могла воспламениться, и мог начаться пожар. Пару раз горячий воск уже больно обжигал ей руки она чуть не выронила свечку из рук. Не хватало угореть тут со всеми этими письмами и закладными. Клавдия пробиралась назад в надежде не споткнуться и не упасть. В доме было темно. Свеча время от времени затухала, и Клавдии приходилось доставать зажигалку и поджигать фитиль заново. В погребе Клавдия попробовала поискать остатки своего телефона, но нашлись только экран и симкарта. Видимо аккумулятор улетел под стеллажи с вином, а осколки затерялись между камнями на полу. Их найти Клавдия так и не смогла.