Клевета

Фэйзер Джейн

Тем временем лорд де Жерве, сопровождаемый камергером, прошел в приемный покой герцога. Здесь находилось множество людей, жаждущих получить аудиенцию — просители, придворные, торговцы. Но лорд де Жерве ждал всего несколько минут, затем дверь кабинета герцога распахнулась и камергер предложил благородному лорду войти.

В дальнем конце комнаты, в резном дубовом кресле, на помосте сидел Ланкастер. На нем было просторное одеяние с прорезями для рук, надетое поверх красно-золотой рубахи. Рыжеватые волосы Джона Гонтского уже начинали седеть, но сила и энергичность походки, острота и живость голубых глаз оставались прежними.

Де Жерве прошел по мягкому темно-красному ковру и преклонил колено, чтобы

поцеловать руку своего сюзерена.

— Ты вовремя прибыл, Гай, — шутливо-фамильярно сказал герцог и жестом велел де Жерве встать с колен. — Мне до смерти надоела эта толпа. Теперь у меня будет повод уйти и побеседовать с тобой наедине.

Гордой походкой Ланкастер прошел к двери, скрытой в панели стены и незаметной постороннему. Как только дверь за ними захлопнулась, Ланкастер произнес:

— Итак, все, что надо, сделано. Три дня назад папский указ прибыл.

Они уселись за столом, стоявшим в центре этой потайной без окон комнаты, стены которой были увешены гобеленами, а пол покрыт толстым ворсистым ковром. Комнату озаряли одни только восковые свечи, горевшие здесь в любое время суток и бросавшие мрачные тени на темную резную мебель. Как пройти в эту комнату, знали лишь немногие; она соединялась с приемной и со спальней герцога, где тоже была хитроумно замаскированная дверь, выходившая на винтовую лестницу. Оба прохода постоянно охранялись, ибо в комнате в потайных шкафах, было слишком много таких документов Ланкастера, которые отнюдь не предназначались для посторонних глаз.

Герцог протянул Гаю пергамент с папской печатью, встал и начал мерить комнату шагами; по чувству удовлетворения, проскользнувшему в его голосе можно было догадаться, что Джона Гонтского распирает торжество.

— С браком моей дочери и заложника короля Эдмунда де Бресса я получу в союзники дома де Гизов и де Брессов. Имея таких вассалов, мы можем заполучить в свое распоряжение Пикардию и Анжу.

Гай кивнул, не отрывая глаз от пергамента. После смерти отца Эдмунда их владения находились под управлением регента, назначенного королем Франции. Предполагалось, что по достижению Эдмундом совершеннолетия он будет выкуплен у англичан и вступит в права наследования. Но, оставаясь заложником Англии, Эдмунд находился под влиянием короля, а значит, сохранялась угроза перехода его в вассальную зависимость от враждебного Франции государя. Это могло произойти путем брака юного де Бресса с представительницей дома Ланкастеров. Вступив после этого брака в права наследства своими громадными владениями во Франции, он поставил бы в зависимость от англичан де Брессов — по отцовской, и де Гизов — по материнской линиям. Поддержка двух столь могущественных семейств невероятно укрепила бы позиции английского короля в его давней тяжбе за французский престол, и в случае рождения у Эдмунда де Бресса наследников, его обширный лен переходил бы в сферу прямого влияния английской королевской династии Плантагенетов.

«Правда, в такой ситуации мальчугану придется с оружием в руках отвоевывать свои права на управление наследством, — раздумывал Гай. — Едва ли Карл Французский просто так отдаст права наследования вассалу английского короля. Но законность его притязаний — безукоризненна, и в предстоящей кампании юному Эдмунду предоставится блестящая возможность заслужить и надеть рыцарские шпоры. Кроме того, за его спиной — могущественная поддержка Ланкастера, получающего безусловные права поддерживать мужа своей дочери. Это блестящий дипломатический трюк и сорвать его может только либо какая-то случайность, либо смерть дочери Джона Гонтского. Де Боргары, потерпевшие от Ланкастера одиннадцать лет назад поражение при Каркассоне, вполне способны на такого рода месть; от этой клики можно ждать чего угодно.»

— Какая она?

Этот вопрос

молчавшего до сих пор герцога, вопрос, заданный необъяснимо злобным тоном, прервал невеселые размышления де Жерве.

— Живая. Нетерпимая к насилию над собой. С характером, но в то же время мягкая, жаждущая ласки и нежная в ответ. Легко схватывает все то, что кажется ей интересным, но учебе предпочитает развлечения.

— Как она сложена? И как вообще выглядит?

— Ясные серые глаза, темно-каштановые волосы, худенькая, еще подросток, но обещает стать очень красивой.

Гай де Жерве понимал, о чем хочет знать Ланкастер: готова ли его дочь стать матерью? Но, поскольку герцог прямо об этом не спросил, Гай не решился обсуждать эту тему.

— Я хочу сам взглянуть на нее, — сказал Джон Гонтский, как бы уловив ход мыслей собеседника. Подойдя к левой стене, он откинул край шелкового полога, и глазам де Жерве представилась потайная дверь. Герцог открыл ее и отдал распоряжение часовому, охранявшему вход в комнату со стороны винтовой лестницы.

Магдален с облегчением вздохнула, когда за ней наконец пришли. Присев в реверансе перед герцогиней, она поблагодарила ее за радушие и последовала за стражником, заранее радуясь, что сейчас снова увидит де Жерве. По коридорам сновали слуги, прохаживались рыцари в боевом снаряжении, пажи и оруженосцы в одеждах самых различных цветов сопровождали придворных и прихлебателей двора герцога Ланкастерского. Если кто-то из них и взглянул на маленькую девочку, семенившую за стражником, то разве что мельком и непременно с усмешкой. Дальше, однако, они пошли не в прихожую, как она думала, а вверх по широкой винтовой лестнице, откуда попали в спальню, стены которой были обиты красной парчой, а на балдахине, занавесках, на ковре, на обивке стульев — везде была выткана красная роза Ланкастеров.

— Сюда, — стражник нажал какую-то ручку в стене и Магдален с удивлением увидела, как стена раздвинулась и открылся проход к узкой винтовой лестнице, ведущей куда-то вниз. Стражник снял со стены факел, поднял его над головой и освещая путь, стал спускаться по ступенькам.

Совершенно ошеломленная, девочка последовала за ним. Внизу они уперлись в почти незаметный в каменной кладке стены дверной проем. Стражник ударил в дверь деревянной колотушкой, которая висела у него на ремне, и звук от этого удара эхом разнесся по подземелью. Через минуту в ответ послышался чей-то голос изнутри и дверь открылась. Девочка увидела часового, который сделал ей знак, что она может войти.

Магдален шагнула в тусклую темную духоту. Дверь за ее спиной тут же захлопнулась. Часовой открыл еще одну дверь и откинул полог. За длинным столом с кубками в руках сидели де Жерве и еще кто-то. Этот человек при ее появлении поставил кубок на стол, и по стене пробежала гигантская тень от его руки. У девочки волосы встали дыбом от страха, а по спине забегали мурашки. Почему де Жерве не скажет ни слова? Почему он сидит здесь такой безучастный и неподвижный?

— Подойди сюда, — мрачно сказал незнакомец, вставая из-за стола и выходя на более освещенное место около жарко полыхающего, несмотря на майскую теплынь, камина.

Магдален неуверенно пересекла комнату и подошла к нему. Она искоса кидала умоляющие взгляды на де Жерве, но лицо Гая оставалось бесстрастным: не имея права слова в этой сцене, он, и сам, преисполнившись беспричинного страха, даже отвернулся.

Герцог двумя руками обхватил голову дочери и повернул ее лицом к свету. Его пальцы были мозолистыми, как у всякого, кому приходится фехтовать, и горячими, но от прикосновения к щеке холодного перстня-печатки девочка вздрогнула. И все же она решилась взглянуть на него и увидела лишенное всякого выражения лицо с глазами, пристально изучающими ее.