Клевета
Шрифт:
Магдален выглядела приятно удивленной, но смысл этого жеста от нее ускользнул, и она не догадалась даже ответить на поклон юноши реверансом.
— О, как чудно, Эдмунд! Будет что вплести в волосы, — радостно воскликнула она, раздавая цветы подругам. — Нужно еще нарвать в поле, тогда мы сможем сделать себе венки и гирлянды.
Гай с улыбкой наблюдал за этой сценой. Ему понравился поступок Эдмунда — жест молодого человека свидетельствовал, что тот глубоко усвоил правила рыцарства, а реакция Магдален еще раз подтвердила его догадку: девочка еще не дозрела до мысли, что может стать объектом ухаживания со стороны мужчины. От природы
В браке для таких игр вообще не останется места, подумал он, повернувшись лицом к замку. Брак был областью холодного расчета, и романтическая белиберда оставалась привилегией незаконных связей. Продолжая размышлять об этом, он через арку второго двора разглядел леди Гвендолин, беседовавшую с управляющим имением. Ее болезненный вид вновь пронзил его. Оба понимали, что на Гвендолин уже лежит печать смерти, и много ночей подряд он на коленях молился перед алтарем в часовне, прося у Бога сил перенести грядущую утрату.
Они поженились десять лет назад. Ему тогда было шестнадцать, ей — тринадцать. Во время перемирия в затяжном конфликте между Англией и Францией он был послан в Англию в качестве пажа при дворе герцога Ланкастерского. Джон Гонтский Ланкастер преисполнился симпатией к мальчугану и помог ему породниться с могущественным саксонским семейством Редфордов. Этот брак в корне изменил положение молодого француза, возложив на него права сеньора и обязанности вассала; отныне он стал подданным Англии. Гвендолин принесла с собой в качестве приданого земельные владения и огромные богатства, а с богатством пришли могущество и титул графа. Милость и личное покровительство Джона Гонтского распространились с этих пор на весь дом Редфордов, а герцог в лице Гая де Жерве приобрел вассала, которому можно было доверить самые деликатные поручения, не говоря уже о воинской службе на стороне Ланкастера и короля.
Брак оказался бездетным, но с тех пор как детские комнаты его поместья в Хэмптоне заполнились подопечными Гая — так на английский манер произносилось его французское имя Ги, — лорд де Жерве и его жена с головой ушли в заботы о детях. А забот этих было по горло: руководить воспитанием, следить за здоровьем, загодя хлопотать об их выгодном замужестве или женитьбе. И за каждым их шагом незримо следил герцог Ланкастерский: внимание и покровительство детям вассала обещали для него самого обернуться стократной выгодой. В первую очередь это касалось женитьбы племянника де Жерве на Магдален Беллерской.
— Гай? — Гвендолин, оборвав разговор с управляющим, через арку прошла к мужу. Хрупкость и болезненную худобу ее тела еще больше
— Да, возбужденные и галдящие. Бедняга Эдмунд вручил Магдален букетик цветов, но она не оценила его рыцарства и тут же раздала цветы подружкам, так что парнишка оказался в глупом положении.
Гай засмеялся, и как бы случайно, в порыве нежности поймал жену под руку, но оба поняли, что эта рука — для поддержки, хотя ни один не признался бы в этом.
— Интересно, как к ней отнесется герцог? — со вздохом спросила Гвендолин. — Прогуляемся по саду, Гай.
— Сомневаюсь, что он будет особенно переживать из-за ее проблем. — Гай повел жену к воротам. — До сих пор с его стороны не было заметно никакого интереса к ее жизни. Ему удалось уломать папу, и тот готов признать, что между герцогом Ланкастерским до его нынешнего брака и Изольдой де Боргар был заключен брачный контракт, впоследствии расторгнутый, на основании чего все дети, рожденные в этом браке, признаются детьми герцога.
— Но Магдален была зачата уже тогда, когда герцог был женат, — заметила Гвендолин. Тем временем они вышли через калитку в воротах, направляясь к саду.
— Тем не менее в Риме признали Магдален законной дочерью его сиятельства, — ответил ей муж, срывая веточку цветущей яблони. — Деньги затрачены, решение получено.
И он воткнул цветок яблони ей в волосы, видневшиеся из-под белого холщевого чепца.
— Ну вот ты и королева мая, моя драгоценная госпожа, — он нагнулся и поцеловал ее, она нежно прижалась к нему.
— Я знаю, как тебе тяжело, муж мой, — прошептала она ему на ухо. — Мне мучительно лгать тебе, и вся я, видно, преисполнена такого греха, что не могу быть для тебя женой.
— Молчи! Хватит молоть чушь! — она никогда не видела его таким раздраженным и от неожиданности даже отпрянула. — Не надо говорить этого, Гвендолин. Ты жена, о которой я мечтал, и я не потерплю, чтобы ты сомневалась в этом!
— Знаешь, и все же… — она заставила себя произнести вслух то, о чем не решалась говорить долгое время: — Я бы хотела, чтобы ты мог жить, как мужчина. Заведи себе любовницу.
— Молчи! — снова оборвал он ее, ужасаясь как ее словам, так и тому гадкому чувству согласия с ней, которое на мгновение закралось в его душу. Молодой, но уже зрелый мужчина, он последние месяцы безжалостно утруждал свое тело скачками, фехтованием, физической работой, пытаясь отогнать желание близости с женщиной. Долгие месяцы воздержания изнуряли его, хотя он изо всех сил скрывал это от жены, и без того измученной болезнями и угрызениями совести.
— Если ты не хочешь иметь любовницы, — упрямо продолжала она, хотя ее голос упал от чувства беспредельного унижения, — посещай шлюх в развратном доме.
— Я тебе сказал, что не намерен слушать всю эту чушь, — сказал он почти грубо, — и прекрати немедленно!
Осторожно обняв ее, Гай вытер со щек жены горячие слезы.
— Ну хватит, душа моя, хватит! Для меня все эти проблемы не столь уж важны. Они просто ничто в сравнении с твоими мучениями.
— Не так уж и велики мои мучения, — улыбнулась она сквозь слезы. — Я могла бы вполне сносить их, если бы не чувствовала, как страдаешь ты. Но я каждый день молюсь с отцом Бенедиктом, а кроме того, в соседнюю деревню приехала какая-то женщина из Шрузбери, Элфрида говорит, что она просто чудотворица. Завтра я к ней схожу и посоветуюсь.