Клеймо Солнца

Пауль Анна

Я не знаю, что сказать. Хватаю ртом воздух, делая вид, что просто пытаюсь что-то ответить, но никак не найду подходящих слов. Тоже плохо, но не хуже, чем признаться, что я в шоке и не могу с собой совладать.

— Если это правда, что будет, когда приёмные родители узнают, что я не только создатель виртуальных миров? — задаёт следующий вопрос Марвин, и в его глазах отражается настоящий страх.

Я хватаюсь за этот вопрос, как за спасательный круг:

— Твои приёмные родители были против, чтобы ты погружался в выдуманную реальность, но разрешили это делать, как только выяснилось, кто ты. Если ты

действительно… — я не готов произнести эти слова, поэтому под проницательным взглядом парня заменяю их более безопасными, — особый ребёнок, они и это примут. Со временем. К счастью, люди умеют долго жить.

Моя последняя фраза звучит до безнадёжности глупо, но это правда: удлинять свою жизнь человечество в буквальном смысле научилось.

— И моя долгая жизнь превратиться в службу кому-то влиятельному… — задумчиво произносит Марвин, обжигая мою душу правдой.

На этот раз мне совсем нечего ответить.

Мы молчим очень долго, а я так и не могу собраться с мыслями.

— Ты ведь уже встречался с такими, как я? — произносит парень так тихо, что смысл его вопроса доходит до меня спустя несколько секунд.

Мой взгляд почти испуганно бродит по худому лицу парнишки, по носу с горбинкой, белёсым волосам, бровям и ресницам, которые делают внешность такой необычной. Как и при первой встрече, большие светлые глаза смотрят на меня с любопытством и проникновенно, пока я вновь и вновь прокручиваю в голове, что виртуальное кресло барахлило с самого начала, да и экран рябил… Как я мог сразу не догадаться?..

Наверняка, моё лицо становится таким же бледным, каким кажется кожа Марвина. Если не ещё белее…

Избранный мальчик. Особый ребёнок, который жил и учился в специальной школе для таких же одарённых, как он. Тот, кто заговорил очень поздно, настолько, что у него успели заподозрить аутизм, тот, кто выводил технику из строя одним только своим присутствием, но умел облегчать боль других людей и был настолько умным не по годам, что оказался причастен к созданию станции… Один из спасителей человечества. Кристальный ребёнок.

— Твой брат, верно?

Я не в силах произнести ответ.

От него, будучи ещё совсем ребёнком, я узнал о предстоящей катастрофе. Он сломал судьбу невинной девушке и, хотя они встречались много лет, не сделал ничего, чтобы помочь ей перебраться на станцию. Он, убитый новостью о том, что наша мама так и не ступила на борт Тальпы, всё-таки остался тем же придурком, каким всегда был…

Я всегда находился в тени его славы, но если бы проблема была в этом… Я восхищался его умом, но презирал — за то, что он безропотно служит нашему отцу и правительству. Забавно, ведь он считал наоборот и не раз повторял мне: «Ты ведь любишь делать только то, что тебе велят. Ты не умеешь никого ни в чём убеждать». Разве он был не прав? Ведь убеждать я и правда не умею…

— В прошлый раз ты сказал, что не видишь сны, — голос Марвина возвращает меня к реальности. — Только воспоминания.

Я резко поднимаю взгляд. Думал, что, когда я произнёс эти слова, юноша уже крепко спал. Не успеваю об этом поразмыслить, как он продолжает:

— Тебя мучает то, что ты делал?

То, что я делал. Моё прошлое. Мои грехи…

Я молча поднимаюсь, дрожащими ладонями беру стакан воды и белую таблетку, протягиваю их Марвину, как и

в прошлый раз.

— Пей, — велю я, и мой собственный голос кажется мне низким и грубым.

Парень сканирует меня большими светлыми глазами, вновь поджимает губы, как уже делал сегодня, но берёт таблетку и стакан из моих дрожащих рук. Он кладёт таблетку в рот и делает несколько больших глотков воды. Наши взгляды встречаются, когда он откидывается на спинку кресла.

— Уверен, сегодня ты увидишь самых страшных существ, живущих в моём сознании, — предупреждает парень спокойно, как ни в чём не бывало. — Они жуткие, намного хуже тех, кого ты уже видел. Неважно, какого цвета моя аура, — горько усмехается парень, а потом зевает, — со временем страхи наверняка любую её съедят.

Его слова, слишком философские для такого юного парнишки, восхищают и пугают меня одновременно.

— Но тебе, чтобы увидеть собственные страхи, даже не нужно пить таблетку и засыпать, — вдруг говорит он, заставляя меня сжать челюсти. — Встреча с прошлым — вот, что пугает тебя сильнее всего остального.

Я прикладываю усилие, чтобы промолчать. В прошлый раз Марвин услышал мой ответ, хотя должен был уже уснуть. А я не готов больше открывать свою душу, какого цвета аура не была бы у человека.

Но правда в том, что парень прав. Встреча с прошлым пугает меня сильнее всего…

ГЛАВА 16 (ДЭННИС). ЗЛОБНЫЙ СМЕХ

Я сказал правду: у разных людей встречаются общие видения — существа с длинными ногами или руками, множественными конечностями и головами. Глубокие детские страхи обычно выражаются в образах более бесформенных, но индивидуальных для каждого человека. Однако только травмы, полученные в подростковом и более взрослом возрасте, получают гораздо более причудливые формы — настолько простые и запутанные одновременно, что в них хочется разбираться, как в головоломке.

Очень редко видения одного человека могут напоминать видения другого. Они выстраиваются почти в таком же порядке и вызывают помимо страха ещё массу других чувств. И если образы, родившиеся в сознании Марвина, я мог бы как-то объяснить, то те, что видел много лет назад совсем у другого человека, который никак не мог в тот момент знать реалии будущего, пугают меня по-настоящему…

Трудно не верить в кристальных детей, когда встречаешь их воочию. «Но я не знаю, что видел», — упрямится внутренний голос, и я понимаю, что не готов с ним спорить, потому что мне тоже так легче — спрятаться от правды, которая всё равно не облегчила бы мою жизнь.

Против собственной воли я думаю о страхах Марвина целый день, до самой ночи, пока занимаюсь текущей работой. Глубокое погружение в вымышленные миры не справляется с тем, чтобы я забыл действительность. Находиться здесь и сейчас — это сегодня не про меня.

К реальности в полной мере меня возвращает момент, когда гаснет свет, электричество исчезает, и виртуальное кресло отключается. Вспышки молнии озаряют кабинет, а затем ударяет гром. Только теперь я наконец замечаю, что на улице стемнело и льёт дождь. Замираю посреди комнаты, наблюдая, как в дверном проёме возникает, подобно привидению, человеческий силуэт. Успеваю подумать только о том, что это, вероятно, плод моего воображения, но тень произносит гудящим голосом: