Клеймо Солнца

Пауль Анна

Платье преображается из чёрного в белое, а когда руки останавливаются и кольцо замирает в воздухе вокруг высокой фигуры, на теле мужчины появляются огромные дыры, в которые видно ряды скамеек за его спиной.

Лишь краем сознания я понимаю, что всё это мне снится. Я не могу пошевелиться, закричать, вдохнуть. Я в состоянии лишь смотреть на мужчину и думать о том, что противостоять такому жуткому чудищу не смог бы даже Мучитель… По его коже текла бы алая жидкость, какую я видела на том символе в руках у мужчины.

При воспоминании о ней меня охватывает

настоящий страх, но я не знаю, почему. Это ведь всего лишь красные капли, но что они значат?..

ГЛАВА 20 (ДЭННИС). ОРАНЖЕВЫЕ КРАПИНКИ

Как только я увидел, для кого именно генерал устроил целое совещание с долгими духоподъёмными речами, сразу стало ясно, о какой такой «команде» Бронсон говорил Ребекке, когда я подслушал их разговор. После мне пришлось спуститься в ненавистный Бункер и продолжить выслушивать грандиозные планы генерала, не лишённые здравого смысла, но в сложившихся обстоятельствах рискованные и порой граничащие с безумием. Пока он изливал мне свою гнилую душу, несколько раз звонил Коди, а потом — ещё лучше… на экране ленты высветилось имя: «Рэй Рилс»…

От шока, в который меня поверг этот звонок, я на несколько секунд потерял над собой всякий контроль и благополучно прослушал всё, что мне говорил Бронсон. Я мог думать только о том, что, когда Рэй Рилс, житель своего любимого Первого крыла, решает появиться в моей жизни, то никогда не даёт ответов — лишь предлагает всё новые и новые вопросы. А я терпеть не могу держать ответ. Тем более перед такими как он.

Когда вопрос генерала: «Тебе всё ясно?!», — вернул меня к реальности, я без угрызений совести сбросил очередные звонки: сначала Коди, а затем и Рэя. В конечном итоге за весь вечер я так и не ответил ни тому, ни другому, а, вырвавшись наконец из Бункера и пытаясь уложить в сознании всё, что Бронсон мне наговорил, отправился к старому другу и перевёл дыхание только когда оказался у него в кабинете.

Ни один из нас за все годы ни разу не произнёс слово «поминки», но я прекрасно помню, что в этот день 28 лет назад Ньют Оутинс узнал, что получит билет на станцию. Только он — не его родственники, не его друзья. Я никогда не знал, кто именно был ему дорог и насколько, однако спустя год после переселения на Тальпу Ньют попросил меня поужинать с ним в память о тех, кого он оставил на планете. Я не задавал вопросов, а он ничего не разъяснял, но в этот день всегда надевал чёрный костюм, как будто вновь носил по кому-то траур.

Вот и сейчас мы едим в тишине не меньше получаса. Я ощущаю на себе внимательный взгляд Ньюта, как будто он чего-то от меня ждёт, но, не зная, что он хочет услышать, решаю просто молчать, время от времени накладывая себе в тарелку еду.

Оутинс всегда щедро накрывал стол в этот день, и я каждый раз говорил ему, что это слишком много, тем более для двоих. Он лишь задумчиво мычал, и на следующий год всё повторялось. Его кабинет, обычно скромный и лаконичный, в этот день выглядел так, как будто здесь собралось не меньше двух десятков гостей, и стол ломился

от блюд. Но сегодня он превзошёл самого себя.

Выбор просто огромный: от бургеров и сэндвичей, сочащихся соусами, до плато овощей, зелени и сыров, а также горячие блюда — курица, запечённая с картофелем, и рис со слабосолёным лососем. В качестве десерта на стол подали чизкейки с ягодами и фрукты — ароматные апельсины и клубнику, а главное — никаких гибридов.

Целый день я почти ничего не ел и набросился на угощение с видом голодавшего несколько месяцев, но теперь, утолив голод, начинаю чувствовать растущее напряжение, возникшее от оценивающего взгляда Ньюта.

Звонок нарушает тишину, и я с едва сдерживаемым раздражением раскатываю ленту по запястью и просматриваю надоедливое сообщение: «Вам звонит Рэй Рилс».

— Брат?

Я поднимаю голову: на меня смотрят светлые зелёные глаза, ясные и мудрые.

Ньюту Оутинсу гораздо больше лет, чем можно было бы предположить, и он — обладатель самой обычной, непримечательной внешности, однако всегда выглядит опрятно и подчёркнуто элегантно. На станции он ответственен за безопасность в Стеклянном доме. Хотя это не единственная его работа — и не самая опасная.

Я коротко киваю, и Ньют спрашивает тем же спокойным тоном:

— Какие-то проблемы?

— Не хочу ни встречаться, ни разговаривать с ним, — признаюсь я. — Вот моя проблема. Врывается в жизнь всегда внезапно, без предупреждений, превращает её в хаос и исчезает.

Оутинс понимающе кивает.

— Сколько вас помню, вы никогда не умели жить мирно, — грустно усмехается мужчина. — Вероятно, ты прав, что не общаешься с ним: твоя работа обязывает избегать конфликтов, — со значимостью добавляет он, и одного красноречивого взгляда достаточно, чтобы понять: Ньют говорит не о разработке виртуальных миров.

Моя начальница — Ребекка Олфорд, но это только официально. У меня есть и более ответственные обязанности — быть глазами и ушами моего отца, ведь только я знаю, где именно в основных районах нашего города установлены камеры динатов, и время от времени я должен отправлять в Эпицентр отчёт о ситуации в Третьем крыле.

— Неизбежное зло, — догадавшись, о чём я думаю, произносит Оутинс. — Необходимо всегда быть начеку.

Кому, как не ему, об этом судить, ведь и у него есть тайны.

— Одно моё неверное слово, и, не сомневаюсь, Рэй сделает всё, чтобы наша встреча с Даной не состоялась. А я не виделся с ней больше года.

Ньют сочувственно смотрит на меня и говорит:

— Тогда тебе нужно быть предельно осторожным, — зелёные глаза смотрят прямо на меня. — А разве ты осторожен?

У меня всё холодеет внутри. Руки сами собой замирают, и я так и не доношу вилку до рта. Опускаю ладонь, и металл со звоном ударяется о тарелку. Но я выдерживаю долгий взгляд человека, чьим сыном я всегда мечтал родиться, и задаю встречный вопрос:

— А разве нет?

Ньют медленно кладёт нож и вилку на тарелку, упирается локтями в стол и смотрит на меня.