Клеймо Солнца
Шрифт:
Всё исчезает. Я опускаю взгляд и вижу под собой космонавта. Вокруг него шевелится темнота. Она сгущается, превращаясь в десятки и сотни скелетов, которые тянут к человеку свои руки, а космонавт тянет свои — ко мне. Глаза горят во мраке красным светом, челюсти стучат, кости ломаются, когда скелеты толкаются вперёд, пытаясь пробраться к человеку. И вдруг они воспламеняются, сгорают в огне…
Из мрака показывается густая тень, более плотная, чем сама темнота. Сверкают глаза. Она протягивает руки, которые лоснятся, напоминая разорванные рукава, но не достигает меня,
Он достаточно высокий, и когда поворачивается ко мне, наши глаза оказываются на одном уровне, а взгляды встречаются. Не знаю, что выражает мой, но его — старческий, тяжёлый — обещает возмездие за все мои грехи.
— Теперь на работу ты приходишь самым первым, — раздаётся над моим ухом голос Коди, и я медленно поднимаю голову со сложенных рук.
В сознании туман ото всех видений, и он не готов рассеяться так быстро.
Интересно, конечно, в юношеском сознании реалии жизни переплетаются с фантазией. Ньют Оутинс прав: страхи Марвина Вуда пробуждают нечто важное и в моей памяти; приходится напоминать себе, что это его фантазии — не мои. Мне они вспомнились лишь по одной причине: я уже видел их однажды. Но совсем у другого человека. Однако самое ужасное, что один из образов — первый и последний — принадлежит не брату. Он принадлежит мне…
Мы действительно часто редактируем первичные образы людей: всех визуализаторов давно приговорили бы к смертной казни, если бы мы не вычищали чужие сны прежде, чем показать их власть имущим, ведь, бывает, в сновидениях встречаются крамольные образы. И во снах Марвина их тоже можно найти…
Чёрт бы побрал Рэя с его звонками. Чёрт бы побрал Ньюта Оутинса с его разговорами о прошлом.
— А почему бы и нет? — голос Коди возвращает меня к реальности. — Тебя-то генерал жалует, не то что меня. Одно его слово — и мне конец.
— Одно его слово — и нам всем конец, — поправляю я, поперхнувшись, и приходится прокашляться.
— Я бы так не сказал, — ворчит друг, а я возражаю:
— А я бы не сказал иначе.
— Я звонил тебе вчера, — упрекает Коди.
Да, он звонил. А ещё Рэй Рилс.
— Генерал Бронсон и Ньют Оутинс не очень любят делить меня с кем-то, тем более с Практикантом, — откликаюсь я, пытаясь вернуться в реальность после воспоминаний из далёкого, болезненного прошлого.
— Я ждал тебя здесь, в твоём кабинете, до глубокой ночи, пока не начал засыпать, — жалуется Коди, пока я потягиваюсь, разминая мышцы, — а потом… — друг осекается. — Ты что, спал здесь всю ночь?!
Мы встречаемся взглядами. Его глаза кажутся огромными, и я не понимаю, в них больше удивления или страха.
Я почти не спал. Но вслух говорю:
— Похоже на то.
— Что случилось?! — испуганно восклицает Коди.
— Ничего, — отзываюсь сухо и поднимаюсь на ноги, иду заваривать себе кофе. — Просто
— Над чем?
Уже взяв кружку в руки, я смотрю на друга и, подарив ему красноречивый взгляд, отворачиваюсь и продолжаю наливать себе кофе.
— Слишком много вопросов с утра, — бросаю через плечо.
— Что ты исследовал ночью? — не унимается Коди, но, если бы он знал, насколько это бесполезно.
Я исследовал то, что не стоило бы. И о результатах никто не узнает. По крайней мере, пока.
С наслаждением вдыхаю аромат кофе.
— Если ты ещё не заметил, любопытство в последнее время тебя подводит, — игнорируя вопрос, сообщаю я другу и возвращаюсь на своё место, отхлёбывая из чашки напиток.
— Я не буду принимать в этом участие! — вдруг выдаёт Коди, а я могу только усмехнуться.
— Ты уже определись, хочешь ты получить ответы на вопросы или, наоборот, ничего не знать. Мне казалось, ты был очень заинтересован. Ещё несколько секунд назад, — добавляю я, помолчав. — Впрочем, как скажешь, — я снова усмехаюсь, ещё печальнее, чем в прошлый раз, ведь понимаю, что от желания Коди в данном случае совершенно ничего не зависит.
Судя по кислой физиономии, друг это тоже осознаёт.
Он берёт стул и садится рядом со мной, несколько раз смотрит на закрытую дверь, прежде чем сказать:
— Думаешь, генерал Бронсон так легко показал нам светлячка? Человека с планеты?! — произносит Коди едва слышно. — Мы исследуем раны, организм, мозг, откроем тайны? А что потом — все те знания, которые мы получим, сможем ли мы их защитить? К чему они нас приведут? Мы влипли, Дэннис, связались не только с генералом, но и с прошлым, с планетой, которая теперь нам недоступна. Пусть сами решают, как поступить со светлячком. Мы выжившие и ничего не можем с этим поделать. Помнишь? Нам нельзя в этом участвовать!
После погружения в воспоминания я соображаю плохо и, осознав, что друг повторяет мои собственные слова, даже не нахожусь, что сказать, поэтому решаю, что немного откровенного бреда не будет лишним:
— Генерал-лейтенант ясно дал понять, что тебе не стоит много болтать. А ты кричишь, как ненормальный.
Парень испуганно вздрагивает, хотя всё это время он только шептал.
— Я говорю тебе, что я не… — начинает друг, но замолкает на полуслове.
Пока он не начал ныть дальше, я спрашиваю, указывая на свёрток, который он, похоже, принёс с собой:
— Это то, что я думаю?
— Ты должен уговорить её переодеться, — назидательно произносит Коди. — Думаю, в больничном комбинезоне не только не удобно, но для землянки наверняка и некомфортно. Подозреваю, что температура её тела чуть выше, чем у нас, а поскольку её окружают непривычные — неприродные материалы, то можно предположить, что ей должно быть холодно. Я выбрал всё самое удобное и простое, а иначе, боюсь, Алан Джонс задымится от внешности землянки. Ты видел, как он на неё смотрит? — в усмешке парня проскальзывают истерические нотки, в то время как мне хочется оборвать этот смех. — Не думаю, что это по уставу, — добавляет он уже серьёзно и почти испуганно.