Клеймо сводного брата
Шрифт:
— Эй, ты что собираешься сделать?! — паникую я окончательно, заслышав тонкий скрип расстёгиваемой молнии.
Молния на его одежде была только в одном месте.
— Сама подумай! — хмыкнул он, хватая меня за талию.
Я задёргалась, но он был сильнее. Герман без каких-либо проблем развернул меня и поставил перед собой на колени.
Теперь я сидела на полу, спасибо, что хоть чистом и теплом, а перед моим лицом покачивался до предела возбуждённый член.
Крупная головка которого спустя мгновение
— Ты сама виновата. Теперь придется понести наказание, — заявил Герман с шальной улыбкой. – Поймешь наконец, что делать ты теперь будешь то, что хочу я!
Я задохнулась от обиды и помотала головой, плотно сжав челюсти.
Я никогда не позволю ему сделать с собой такое здесь!
Тем более после слов, что он хочет сделать меня, по сути, своей рабыней. Любовь любовью, но у человека должна быть свободна выбора. Просто свобода! Я так к ней стремилась, чтобы снова попасть в лапы тирана?
Но Герман, кажется, имел на это несколько иное мнение. Он держал в руке далеко немаленький член и самым его кончиком поглаживал мои губы. Как только я хочу оттолкнуть его руками, Герман предупреждает.
— Попробуй только, и я свяжу их бинтом.
Вот член скользнул куда-то в сторону, и я ощутила прикосновение бархатной, неимоверно горячей головки к своей щеке.
Герман лёгкими касаниями ласкал мое лицо, похоже, искренне наслаждаясь и видом покорной, коленопреклонённой сестренки.
И ощущениями, заставляющими его едва слышно постанывать.
Я же прикрыла глаза, чтобы не видеть перед собой этот чужеродный… но чем-то манящий меня орган с розовой головкой и тонкими нитями вен, пронизывающих его по всей длине.
Внезапно член его вернулся к губам и требовательно толкнулся.
Засада.
А между ног-то почему опять так мокро?
Я попробовала было отпрянуть, но Герман вцепился в волосы и запрокинул мою голову назад, вырывая вскрик из горла.
Он словно этого и ждал, потому что в следующий миг в рот занырнула крупная головка члена и начала протискиваться дальше.
Я замычала и замотала головой, гневно вглядываясь в казавшиеся белыми в свете неяркой лампы глаза.
Когда член толкнулся чуть глубже, я закашлялась от обилия собственной слюны и всё-таки смогла избавиться от него.
— Сволочь, перестань! Это унизительно! Я не буду! — закричала я громким шепотом, пытаясь вырваться из его захвата.
Я раз за разом пыталась встать с колен, но Герман каждый раз пресекал эти попытки.
В конце концов, он одной рукой надавил мне на плечо, а другой дёрнул за волосы, да так, что показалось, будто искры сыплются из глаз.
— Будешь, — властно сказал он.
— Я не хочу! — уже не пытаясь вырваться, заныла я
— Открой рот по-хорошему, не делай себе больнее.
Я с горькой насмешкой вскинула брови — боль от его
Сделать мне больнее попросту невозможно.
Но я простила его. А теперь он снова возвращается к скотскому поведению.
Видимо, Герман как-то догадался о моих мыслях. В его глазах что-то блеснуло, и он рукой коснулся моей щеки.
Погладил, а потом провел большим пальцем по нежным губам.
— Открой рот, Соня, — повторил он своё требование, но уже гораздо мягче.
Но я только лишь помотала головой, не меняя насмешливого выражения своего лица, пусть и почувствовала приятное тепло от таких лёгких и нежных прикосновений.
Я расслабилась. Но зря. Мне вряд ли кто-то когда-то говорил, что надо во всём слушаться насильника, особенно, если он сам предупреждает о возможной боли.
Тяжело вздохнув и покачав головой, Герман вдруг резко надавил на щёки, выбивая слёзы из глаз и вынуждая рот раскрыться, чтобы в следующий момент вогнать в него твёрдый, как камень, член.
Он крепко держал меня за волосы, создавая дико болезненный дискомфорт, и просто трахал, загоняя немаленький орган всё глубже и глубже.
Его трясло. В какой-то момент этого насилия он глухо застонал, не обращая никакого внимания на мои безмолвные мольбы и слезы, и запрокинул голову назад.
— О, да! Как приятно наконец брать тебя так, как я мечтал. И знать, что тебе это нравится.
Я билась в агонии мощных рвотных позывов, а по щекам беспрестанным потоком текли слёзы. Чувства унижения и собственного бессилия тисками сжимали внутренности, но самым страшным было не это.
Самым страшным оказалось удовольствие от осознания, насколько, наверное, хорошо сейчас Герману. Ведь именно к этому я и стремилась с самой первой встречи.
Быть к нему поближе. Угождать и радовать…
Стоп, что?!
Ну, нет! Я не стану мазохисткой!
Это неправильно!
Челюсти пришли в движение, и зубы сильно сжали его член.
Герман взвыл, словно попавший в капкан зверь, и мощным движением оттолкнул меня от себя.
— С ума сошла?! — завопил он, лихорадочно осматривая пострадавший орган на предмет повреждений.
Я хотела бы многое рассказать ему о безумии, но лишь тяжело дышала и откашливалась, сплёвывая на пол тягучую слюну.
Между делом я посмотрела на Германа, отмечая, что не могу оторвать взгляд от его фигуры. Что мое сопротивление лишь игра. Просто страшно, что он к ней привыкнет. А я не смогу играть ни во что другое.
Герман вдруг поймал мой взгляд, и моя мстительно-игривая улыбочка явно вывела его из себя.
Я поняла, что надо бежать. Я разбудила зверя. Мне стоило рвануть к двери, но она оказалась закрыта. А сзади был он.