Клеймо ювелира Перхина
Шрифт:
томик Стивена Кинга. Дед сразу прочитал, что было написано на обложке, обошёлся без очков.
– Это ж его «Сияние»? Где дом с приведениями в горах? Кино такое было. Страшное.
– Да, по его книге.
– Мы такое не читали раньше, – вздохнул дед.
– Я выхожу на следующей, всего вам доброго!
– Ага, – буркнул дед и пожалел, что она так рано выходит.
Начинался вечер. Ещё полчаса, и «офисный планктон» повалит наружу, а пока ещё по
улице гуляли туристы и разные свободные люди. Проснулся мобильный.
– Подъезжай! Завтра улетаю на Бали.
– Буду.
Варя подняла руку и поймала частника. Взяла телефон, чтобы набрать бабушке, но передумала. Не хотелось её ничем расстраивать, и вообще она не знала, куда себя деть. Лучше к девчонкам.
Анжела устроилась лицом к залу. Она была с новой причёской и в умопомрачительном трикотажном платье. Соня страдала вечной болезнью женской зависти и, сидя рядом с мечтой, доставшейся другой, чтобы не сойти с ума, глушила эмоции пирожными.
– Зиновий меня уволил, – сразу выпалила Варя, – сегодня днём.
– Да ты что?! – удивилась Анжела, – ты же классно пишешь! Подстава, сто пудов, – сказала поразмыслив, – или ляпнула что, как оно есть.
– Да ладно тебе, делать из неё героиню старого кино, – фыркнула Соня.
Варя молчала. Пусть говорят. Анжела взяла самое красивое пирожное и положила себе на тарелку.
– Эй, уже второе! – вырвалось у Сони.
– Ничего, мне можно. Это ж ты в вечном поиске. А я – не ты. Могу и расслабиться.
– Что теперь делать будешь, решила? – перевела разговор Соня, обратившись к Варе, – хотя у тебя Виктор есть, не то, что у некоторых, кому не на кого положиться.
– Ох, да чего ж вкусно… – промурлыкала Анжела.
Соня посмотрела на неё не по-доброму.
– Как же ты всех достала со своим ехидством! Вот что ты хочешь от Вари? Ей вообще не до тебя сейчас, разве нет? – напирала Анжела.
– Куда уж мне!
– И я возьму одну штучку. «Наполеон», например, – Варя подыграла Анжеле, совершенно
не соприкасаясь эмоционально с их перебранкой.
– Ой, устроились! Одна неизвестно зачем замуж выходит, дурит честному мужику мозги, другая рога папику наставляет, и всё сходит с рук! Милашки! А я у них ехидна!
И тут Анжела бросила по-настоящему злой взгляд на Соню.
– Ты чё бесишься, озабоченная? Достала со своим мокрым местом! Мы что ли должны искать тебе кошелёк с деньгами?
– А-ну, перестаньте! Что с вами? – прикрикнула Варя.
– Годы идут, а квартиры всё нет. Нервы. Типичный провинциальный синдром.
– Да ты сама на Красной Площади что ли родилась? – распалялась Соня. Она давно мечтала разрядиться. Зависть – тяжёлое бремя.
– Хватит, замолчите уже!
– Ой, подружки! – притворно произнесла Соня и уставилась на Варю, – ты знаешь, что она с твоим Виктором спит? Или тебе пофигу? Всё витаешь в своих литературных фантазиях, а Витёк тихонечко в гости ходит к подружке.
– Что ты несёшь? – завопила Анжела, – совсем свихнулась! Сама перед ним жопой крутишь!
Анжела схватила с тарелки недоеденное пирожное и бросила в Соню, тут же наклонилась, протянула руку и размазала крем по её офисному костюму, кофте,
дотянулась.
– Мерзота!
Соня схватила пирожное с Вариной тарелки и швырнула его в Анжелу.
– Чтобы ты это платье своё в помойку выбросила, гнида! И тебе туда же дорога!
– Не дождёшься! Интриганка офисная!
Варя сидела парализованная и безучастно смотрела на сцепившихся подруг. На редкость насыщенный день. Встала, взяла рюкзак и вышла из ресторана.
17. А разве я не успела?
Опять пешком, куда глаза глядят. Можно ли ни о чём не думать? Забыть всё, что случилось, вычеркнуть день из памяти? Нет, не получится. Слишком много специй в супе, когда пытаешься его спасти. Надо взять кастрюлю и вылить содержимое в унитаз. Потом положить кастрюлю в посудомойку на полтора часа и долго вообще не подходить к плите. Нельзя кривить душой – получается казнь. Компромиссы с собой не проходят бесследно. Компромисс – это оттягивание времени, пирамида вроде финансовой, только вместо потерянных денег уходит внутреннее богатство, часть внутреннего я, которую не восстановишь.
Зашла в магазин за яблоками. Сделала пару кругов по залу с пустой тележкой, забыв вообще, зачем пришла. Остановилась у прилавка с конфетами. Перед глазами пестрел банер: "Шоколадная фабрика "Сказки Пушкина" представляет новый шедевр французских шоколатьеров. Конфеты "Царевна Лебедь". Изысканный вкус, предвкушение любви..." На банере – картина Врубеля "Царевна-Лебедь". Миг между сказкой и реальностью. Сумерки, грусть, перламутр, море, драгоценности и огромные таинственные глаза. Варя остановилась, пораженная и испуганная. Ей показалось, что она смотрит на себя, и та, на картине, улыбается ей и зовёт в волшебную сказку. Выпрямила спину. Вспомнила про яблоки, пошла к фруктам и прихватила шоколадку с прилавка.
Добралась до дома, медленно открыла входную дверь. Темно. Никого нет. Включила свет. Бросила пакет и рюкзак в прихожей и пошла в спальню. Сняла одежду, накинула халат. Кровать с совами молчала, ей не было дела до её чувств. Её захлестнула ярость: она содрала покрывало, огромное, как парус, потом начала стягивать постельное бельё: наволочки летели на пол, пододеяльник трещал по швам, простыня сопротивлялась, но она стащила её, подбегая то к одному углу кровати, то к другому, схватила эту кучу обеими руками и бросилась в ванную комнату.
В дверях наткнулась на Виктора с букетом ромашек, довольного и жизнерадостного.
– Мне нужно две недели, чтобы я нашла себе жильё. Может, меньше.
– Какое жильё? Ты о чём? – встрепенулся Виктор.
– Ты можешь сегодня куда-нибудь свалить? Завтра всё равно выходной, потом выспишься. Сходи в казино, ещё куда-нибудь. Туда, откуда пришёл, например. Сделай мне подарок.
– Никуда я не пойду! Ты о чём вообще говоришь? – Виктор никак не мог взять в толк, как реагировать, – я с Никоноровым встречался. Я же тебе говорил! Ну, поздно пришёл, что тут такого? Первый раз что ли? Ты что?