Клеймо. Листопад. Мельница
Шрифт:
Я чувствовал себя совершенно спокойным, голова была ясна, — опасность только заставила меня собрать все свои силы и волю воедино. Я готов был к борьбе.
Путь к отступлению отрезан. Бежать бессмысленно, через несколько минут меня всё равно поймают. Но о себе я не думал. Главное: во что бы то ни стало спасти её!
Я вспомнил старую легенду об Исмаиле. Конечно, будь тут река, я, не задумываясь, бросился бы в воду.
На тахте Ведия билась в нервном припадке.
— Ради Бога, Ведия, оставь меня одного. Иди к себе наверх, закройся в комнате! Торопись, они сейчас
Она не слышала и не отвечала мне, тело её сотрясалось от приглушённых рыданий.
Я стал растирать кисти её рук, приподнял её лёгкое тело и усадил, пытаясь привести в чувство; потом чуть ли не силой вывел на лестничную площадку.
— Ступай! Оставь меня одного! — умолял я.
Она немного пришла в себя, опустилась на ступеньку лестницы и спросила:
— Что будет с тобой, Иффет?
— Попытаюсь убежать. Не выйдет, — ну что ж, пускай арестовывают.
— Мы пропали!
— Нет! Они найдут меня одного. Почему я оказался здесь, зачем пришёл, этого они никогда не узнают.
— Всё равно мы пропали!.
— Я спасу тебя, Ведия! Я выдам себя за вора, за обыкновенного воришку. Да, да, скажу, что залез в дом, чтобы украсть.
Слова эти непроизвольно сорвались у меня с губ, и тут меня осенило: «Конечно, выход найден! Я выдам себя за вора. Разве это не геройский поступок?!»
Я едва не плакал от радости и волнения. Осыпая поцелуями руки и лицо Ведии, я стал её умолять, чтобы она согласилась принять мою жертву.
Её первым естественным чувством было возмущение, она даже слушать не хотела о таком позоре.
Но я уже решился. Я говорил спокойно и уверенно:
— Ну хорошо, а если они узнают правду, ты думаешь, это будет меньшим позором? Любить чужую жену, отнять её у человека, который кормит тебя, — неужели это лучше, чем украсть какие-то жалкие гроши?
На улице послышались полицейские свистки, и это сломило последнее сопротивление Ведии. Ещё раз я поцеловал влажные от слёз глаза моей любимой, потом оттолкнул её от себя и вернулся в кабинет Джемиля Керим-бея.
Нужно ещё приготовиться к встрече с полицией. В секретере Джемиля Керим-бея должны быть большие деньги. Каминными щипцами я взломал ящики, пошарил среди бумаг, рассовал по карманам попавшие мне под руку банкноты, облигации и в последний момент прихватил заодно неисправные золотые часы. Послышался сильный стук в дверь, стёкла окон во всём доме задрожали.
Я решил сам открыть дверь и сдаться на милость полиции. Но на той самой лестничной площадке, где я только что простился с Ведией, силы оставили меня. Я опустился на ступеньку и закрыл лицо руками.
Глава двадцать четвёртая
Я провёл в доме предварительного заключения два дня и две ночи. На третий день, под вечер, Джеляль добился, чтобы меня выпустили под залог.
Джеляль ни за что не хотел оставлять меня этой ночью одного и затащил к себе домой чуть не силой. От усталости, от всех потрясений я чувствовал себя совершенно больным. Мой друг уложил меня в своей комнате.
— Постарайся, Иффет, сразу же уснуть. Завтра утром обо всём подробно
Джеляль поставил на ночном столике рядом с кроватью свечу в подсвечнике и хотел, было, уйти, но я его задержал.
— И как у тебя, Джеляль, хватило смелости привести меня домой? А вдруг я тебя ограблю и убегу? — спросил я.
Джеляль подошёл ко мне.
— Ты, Иффет, видно, за дурака меня считаешь? Думаешь, я так же глуп, как судебный следователь?
Я опешил:
— Что ты хочешь сказать?
— Лучше оставим сейчас этот разговор. Спи. Завтра я надеру тебе уши.
Он направился к двери, но я схватил его за руку.
— Если ты хочешь, чтоб я и эту ночь провёл без сна, можешь, конечно, идти.
Волей-неволей ему пришлось вернуться, он пристально посмотрел мне в глаза и медленно произнёс:
— Ты сделал ужасную глупость, Иффет. Очертя голову бросился в огонь. Когда я узнал об этой истории, я сразу понял, в чём дело. Вчера я был у судебного следователя, видел твои показания и ещё больше убедился в своей правоте. Ни один порядочный вор не станет себя так вести: бить в грудь, требуя, чтобы его признали виновным. Да и будь у меня малейшее сомнение, оно бы сразу рассеялось, лишь только я, тебя увидел. Я знал, что ты наивен, как ребёнок, но никак не думал, что уж до такой степени.
Я почувствовал, что бледнею.
— Надеюсь, ты не проболтался следователю? — поспешно спросил я.
Джеляль торжествующе рассмеялся.
— Ну вот, ты и сам себя выдал. Успокойся. Был у меня такой соблазн, да я ничего не сказал. Вернее, пока ещё ничего не сказал. Но когда придёт время восстановить истину…
От моей недавней слабости не осталось и следа.
— Ты этого не сделаешь! — в запальчивости вскричал я, перебивая Джеляля. — Я тебя всегда считал настоящим товарищем!
— Я давно понял, что ты любишь эту женщину. — Джеляль тоже начал горячиться. — Не бойся, я никогда не стал бы выпытывать её имя. Хоть на уме у тебя только оно. Последнее время ты словно с ума сошёл. Сколько раз я хотел поговорить с тобой начистоту, предупредить, что ты затеял опасную игру. Расскажи мне хоть сейчас всё, как есть. Может быть, мы и найдём какой-нибудь выход.
Отпираться было бесполезно, Джеляль и так всё знал.
— Послушай, Джеляль! Ты мой самый близкий друг. К тому же ты сам догадывался о моей тайне. Я думаю, ты не хочешь умножать мои муки. Я очень её люблю. У меня не было другого выхода, чтобы спасти её честь. На эту жертву я пошёл с радостью и никогда не буду об этом сожалеть.
— Ну, это мы ещё увидим, Иффет! И скоро увидим! — с нескрываемой иронией возразил Джеляль.
— Повторяю: я никогда об этом не пожалею, — спокойно и убеждённо продолжал я. — Пусть все будут считать меня преступником. Пусть мне вынесут суровый приговор. Какое это имеет значение? Понимаешь, я люблю её! Я сделал всё ради неё! И не жалей меня! Ты даже не можешь себе представить, Джеляль, какое это для меня утешение!
Несмотря на усталость, какое-то исступлённо-восторженное чувство переполняло мою душу. Я говорил о предстоящих страданиях, как о величайшем счастье.