Кликун-Камень
Шрифт:
На улице было светло. Взявшись об руку, Малышев и Борчанинов быстро шли к трамваю: надо успеть.
Иван Михайлович произнес:
— Все ясно. Значит, такие главные задачи ставит перед нами партия сегодня: вытеснить меньшевиков и эсеров из всех революционных организаций и готовить вооруженные силы для победы пролетарской революции.
— Знаешь, екатеринбургский большевик, если ты намерен митинговать, я от тебя убегу.
Ехали. Шли пешком. Показался остров, комендантская пристань и высокий шпиль Петропавловского собора. Борчанинов
— Помолчим?
Долго смотрели они на роковой остров, на пристань, на гранитную высокую ограду, на блестевший золотом шпиль.
— Для чего же ключ на шпиле?
— А чтобы все знали, что запоры крепки. Тюрьму эту еще при Петре поставили. Там и «секретный дом» есть. Попадешь в него, выйти не думай. Декабристы там сидели. Софья Перовская, Александр Ульянов… Отсюда только на смерть увозят!
Идя обратно, снова молчали.
Прощаясь, Малышев произнес в раздумье:
— И все-таки мы с тобой больше в тюрьме сидеть не будем. Кончилось. Все равно власть наша будет, пролетарская.
…Школа, вот она, квадратное, одноэтажное помещение. Кровля ограждена низеньким парапетом. По семь окон с трех сторон, два — по обе стороны подъезда.
У двух огромных тополей перед школой стояли рабочие, за углом прятались еще двое: патруль.
Напряжение на съезде не спадало.
Иван Михайлович почти с ненавистью следил за всеми, кто спорил, кто брал под сомнение тезисы ЦК.
Одни требовали, чтобы лозунг «Вся власть Советам» был снят, другие спорили с этим, считая, что партия отказывается от борьбы за Советы совсем. Они не хотели понять, что после июльских событий политическая обстановка в стране изменилась. Нужно бороться с контрреволюцией и за власть пролетариата в союзе с крестьянской беднотой.
«Вот какое дело: путем вооруженного восстания! И как они не понимают, что партия не отказывается от борьбы за власть Советов, а ставит вопрос о борьбе с контрреволюцией и с предательством нынешних Советов».
Все, теперь подведен итог работы партии после апрельской конференции, выражен протест против травли Ленина, намечена политическая линия на новом этапе. Ленин, его указания чувствовались во всем.
То, что изложил Владимир Ильич еще в Апрельских тезисах и что приняла и утвердила конференция, теперь закреплено съездом: власть должна перейти в руки рабочего класса.
И главное, здесь сказали о том, что Малышев чувствовал давно, как, наверное, чувствовали все большевики: социалистическая революция назрела, мирное ее развитие дальше невозможно.
Захотелось немедленно ехать домой и действовать, действовать.
Видимо, все делегаты переживали это же чувство Нетерпеливо кричали они маловерам и спорщикам:
— Оппортунисты!
— Хотите расколоть партию!
— А мы едем домой с ясной целью!
Съезд закончился. Словно по команде, поднялись делегаты. Постояли молча. Каждый взвесил свои силы. Каждый представил себе, что необходимо готовиться к большим и жестоким сражениям.
XXIII
С
В доме Поклевского на втором этаже размещался Совет. На третьем, по широкому коридору налево, комната комитета большевиков. Напротив такая же — эсеров. Эсеры ловили в коридоре людей, уговаривали вступать в их партию.
Малышев смеялся:
— Ах, какой они себе авторитет приобретут! Пусть всех слабаков к себе вербуют, а к нам пусть вступает меньше людей, но по убеждению.
Часто эсеры прямо с крыльца говорили речи. Кобяков размахивал белыми руками. Бойкие слова его прыгали, не задерживая внимания.
Кто-то из членов союза молодежи и в этот раз сообщил о митинге Малышеву, и тот вышел на крыльцо, что привело собравшихся в радостное волнение. Пиджак у Ивана расстегнут, кепка сдвинута на затылок. Из-под нее падала на лоб волна светлых волос.
— Вам тут эсеры забивают мозги, товарищи, призывают профсоюзы к бездеятельности! Не верят в единение! А мы уже знаем, что только при единении можно победить! — Напористые его слова вызвали одобрительный гул толпы.
По Покровскому проспекту беспорядочной толпой шли солдаты, только что приехавшие с фронта и не понявшие того, что происходит. Солдаты следовали в Сибирь. В Екатеринбурге их остановил голод. Измученные, злые, они, горланя, по пути разбивали окна, снимали и топтали вывески с двуглавым орлом.
Все они были на одно лицо, всех единила дикая безудержная злоба.
Люди на их пути бежали прочь, другие судорожно метались, прячась за углы, в подворотни.
Солдат нужно выслушать, убедить, что они попали к друзьям. Приветливо улыбаясь, Иван Михайлович на правился навстречу толпе, дружелюбно спросил:
— Братцы, что это вы? — Голос мягкий, улыбка широкая, взгляд прямой. Он протянул им руки. Все это смутило некоторых из солдат впереди. Сзади же продолжали напирать, оттуда слышались гневные возгласы и брань.
Солдат из первых рядов с финкой в руке обернулся и крикнул охрипшим басом:
— Тихо, вы!
Солдаты стихли. Широко поведя рукой, Малышев сказал:
— Идите к нам, разберемся!
Через час они ушли от него успокоенные, словно их подменили. Некоторые оборачивались, кричали:
— Я напишу обо всем, товарищ Малышев.
— Бедноту мы поднимем… не беспокойся.
В конце дня в комитет вошла молодая женщина, улыбнулась приветливо. Была она плотная, статная, темные волосы причесаны строго, лицо круглое, румяное, застенчивый взгляд таил волю и ум.
Малышев, прочтя ее документы, поднялся.
— Вот к нам и пополнение. Анна Николаевна Бычкова! — объявил он.
Голос у женщины сильный. Она начала рассказывать, как бежала из сибирской ссылки, как жила в эмиграции в Нью-Йорке.