Клиническая архитектура ревности
Шрифт:
Ученый пытался подойти к ревности объективно и посмотреть, в каком отношении эта страсть может быть достойна уважения, а в каком – порицания. В итоге он пришел к выводу, что оправдать ревность можно, если некто стремится к тому, чтобы сохранить более значительные блага, пожертвовав менее важными. Так, женщину уважают в том случае, если она ревниво оберегает собственную честь – тогда она не только не ведет себя недостойно, но даже не подает малейших поводов к злословию. Нравственного порицания же достойна зависть, которая ставит нечто менее ценное выше действительно важных благ. Таков, например, скупец, который, отказывая себе в самом необходимом, ревниво относится к своим сокровищам. Подобное поведение неоправданно, поскольку никакие деньги не стоят таких жертв и такой траты душевных сил. Таков смысл и супружеской
В отличие от других теоретиков Р. Декарт разграничивал ревность и любовь: «Пренебрежительно относятся также к человеку, который ревнует свою жену, так как это свидетельствует о том, что он ее по-настоящему не любит и что он дурного мнения о себе или о ней. Я говорю, что он ее по-настоящему не любит, потому что если бы он питал к ней настоящую любовь, то у него не было бы и малейшей склонности не доверять ей. И, собственно говоря, он любит не ее, а только то благо, которое он видит в обладании ею. Он и не боялся бы потерять это благо, если бы не считал, что он этого не заслужил или что жена ему неверна. Одним словом, эта страсть связана только с подозрениями и недоверием, потому что ревность – это, собственно, только стремление избежать какого-нибудь зла, когда действительно есть причина его опасаться» (там же, с. 594).
Напротив, Томас Гоббс тесно связывал ревность с любовью, помещая ревность в раздел «любовная страсть»: «Любовь к одному лицу, сопровождаемая желанием быть единственным предметом его любви, называется любовной страстью. То же самое, сопровождаемое боязнью, что любовь невзаимная, называется ревностью» (Гоббс, 1991, т. 2, с. 544). С другой стороны, если страсть и ревность переступают определенные границы, они меняются качественно, и не всегда можно назвать эту страсть любовью: «Чрезмерная любовь, соединенная с ревностью, переходит… в неистовство» (там же, с. 545).
Бенедикт Спиноза также пытался дать исчерпывающее описание ревности и предложить рациональное объяснение ее причин. По его мнению, чем большую любовь некто питает к человеку, тем сильнее будет он гордиться и большее удовольствие от этого получать. Поэтому будет стремиться, насколько это возможно, и в своих мыслях связывать любимый предмет с собой, а не с другим. Однако естественным будет вообразить, что если предмет настолько ценен, то его могут желать и другие. Отсюда возникает неудовольствие, опасение (или осознание) того, что любимый теснее связан с кем-то другим: такое неудовольствие легко перерастает в ненависть как к сопернику, так и к партнеру.
«Такая ненависть к любимому предмету, – писал Бенедикт Спиноза, – соединенная с завистью, называется ревностью, которая, следовательно, есть не что иное, как колебание души, возникшее вместе и из любви и ненависти, сопровождаемое идеей другого, кому завидуют. Эта ненависть к любимому предмету будет тем больше, чем больше было то удовольствие, которое ревнивец обыкновенно получал от взаимной любви любимого им предмета, а также чем сильнее был тот аффект, который он питал к тому, кто, по его воображению, вступает в связь с любимым предметом. Если он его ненавидел, то он будет ненавидеть и любимый предмет, так как он будет воображать, что он доставляет удовольствие тому, кого он ненавидит; а также потому, что он будет принужден соединять образ любимого им предмета с образом того, кого он ненавидит, что большей частью имеет место в любви к женщине» (Спиноза, 1984, с. 216). Определение ревности у Спинозы последовательно и логично – все выделенные мотивы действия у него подобны пружинам, неизменно и в соответствии со всеми причинно-следственными закономерностями, приводящими человека к чувству ревности. Философ также считал, что зависть и ненависть – звенья одной морально-нравственной цепи: тихая и не обнаруживающая себя зависть при виде чужого счастья легко превращается в лютую ненависть и приближается в своем проявлении к выраженному аффекту. Основываясь на данной теории, Б. Спиноза доказывал тождественность зависти и ненависти следующим образом: «Зависть есть ненависть, поскольку она действует на человека таким образом, что он чувствует неудовольствие при виде чужого счастья, и наоборот, находит удовольствие в чужом несчастье?» (Спиноза, 1957, т. 1, с. 537).
Природу зависти Б. Спиноза постулировал в теореме 24 следующим образом: «Если мы воображаем, что кто-либо причиняет
В теореме 35 Б. Спиноза выводит следующее правило: «Если кто воображает, что любимый им предмет находится с кем-либо другим в такой же или еще более тесной связи дружбы, чем та, благодаря которой, он владел им один, то им овладеет ненависть к любимому им предмету и зависть к этому другому», и поясняет, что «такая ненависть к любимому предмету, соединенная с завистью, называется ревностью, которая, следовательно, есть не что иное, как колебание души, возникшее вместе и из любви и ненависти, сопровождаемое идеей другого, кому завидуют. Эта ненависть к любимому предмету будет тем больше, чем больше было бы то удовольствие, которое ревнивец обыкновенно получал от взаимной любви любимого им предмета» (там же, с. 37).
Франсуа де Ларошфуко, внесший огромный вклад в изучение природы зависти и ревности считал, что «зависть продолжается всегда дольше, нежели счастье тех, которым завидуют». В «Максимах» он дает определение зависти как одного из самых распространенных человеческих пороков и отличает ее от ревности: «Ревность до некоторой степени разумна и справедлива, ибо она хочет сохранить нам наше достояние или то, что мы считаем таковым, между тем как зависть слепо негодует на то, что какое-то достояние есть и у наших ближних» (Ларошфуко, 1990, с. 32). «Ревность питается сомнениями… она умирает или переходит в неистовство, как только сомнения превращаются в уверенность» (там же, с. 33). Философ замечает, что о зависти, как о неприличной болезни, говорить не принято: «Часто люди похваляются самыми преступными страстями, но в зависти, страсти робкой и стыдливой, никто не смеет признаться… Люди не прочь тщеславиться самыми нелепыми страстями; зависть же есть такая низкая и трусливая страсть, что в ней признаться не смеет никто» (там же, с. 32).
Философ был уверен в том, что добродетели – это чаще всего искусно «переряженные» пороки, поскольку «они входят в состав добродетелей, как яды в состав лекарств», и «как бы мы ни старались скрыть наши страсти под личиной благочестия и добродетели, они всегда проглядывают сквозь этот покров» (там же, с. 58).
Этика Нового времени характеризуется рационализмом, когда философы опираются на человеческий разум – основное средство поиска истины. По своей природе человек – эгоист. Идет ли речь о скрытности и притворстве, о доброте или зависти, на первом месте всегда польза. Понимание зависти и ревности философами Нового времени основывалось как на диалектических традициях Древней Греции, так и «греховной мысли» христианства. Фрэнсис Бэкон утверждал, что зависть носит деструктивный характер: «Кто не надеется сравняться с ближним в достоинствах, старается сквитаться с ним, нанося ущерб его благополучию. В зависти всегда таится сравнение, а где невозможно сравнение, нет и зависти» (Бэкон, 1978, с. 369). «Из всех страстей зависть самая упорная и неугомонная», она постоянна и неизменна, гнуснейшая из страстей, принадлежащая дьяволу, «который между пшеницей посеял плевла, когда люди спали, и ушел», а зависть «не исчезала после убийства того, кому завидовали» (там же, с. 370–372).
Зависти подвержены люди, «которые не в силах помочь собственной беде» и, следовательно, направляющие свою энергию на то, чтобы навредить другому. К этой группе философ причислял уродов, евнухов, незаконнорожденных и пр. Но особенно завистливы люди, «желающие преуспеть во всем сразу», потому, что им кажется «будто они сами идут назад, потому только, что другие ушли вперед» (там же, с. 369). Позже Р. Декарт указывал на агрессивно-деструктивный компонент в интерпретации зависти: «Нет ни одного порока, который так вредил бы благополучию людей, как зависть, ибо те, кто им заражен, не только огорчаются сами, но и, как только могут, омрачают радость других» (Декарт, 1989, с. 651).