Клинки и крылья
Шрифт:
— Ну, и я тоже приложил сучья, — наполовину заскрипел, наполовину вздохнул Эйдре. — От меня и Эоле совместно — твой дар понимать язык всего живого. Это нужно было, чтобы плотнее связать тебя узами с Обетованным… Говоря так, я и Лэфлиенн тоже имею в виду. Но, согласись, майтэ, это было даже полезно: кентавры, Двуликие, боуги…
— Да, — будто бы издали отозвалась Тааль. Интересно, чего он ждёт — благодарности?… — Да, конечно. Полезно.
— Загадки Хнакки — это, конечно, его собственное изобретение… Как и бдение в Пустыне Смерти, и грифы — всё это уже штучки тауриллиан, — заметил Эоле. — Они хотели перетянуть тебя на свою сторону, да и сейчас
— Но все мы очень хотели этого. Мы верили в тебя, — поспешно прибавила Нэйдре, отирая ладонью травяные ресницы. Тааль была почти уверена, что это фальшивые слёзы: чтобы убедить глупую смертную, что духам не всё равно.
— А ты, о Уллэ? — с замиранием в груди спросила она, потому что воздушный дух до сих пор молчал. — Как ты испытывал меня?
От его ответа её вновь обдало свежим ветром, запахом полуденных облаков — но тем более жестоко звучали слова.
— Отбрось то, что осталось, и получишь правду… Я забрал у тебя то, что принадлежало тебе по праву, Тааль-Шийи. Я запустил магию, даровавшую тебе тело бескрылой — для того, чтобы ты смогла выдержать всё необходимое… Прости, если сумеешь, дочь моего народа. Повелитель Хаоса — бескрылый волшебник, как и все тауриллиан. Чтобы противостоять им, одной маленькой майтэ не хватило бы.
— Так почему же тогда?… — то ли зло, то ли устало выдавила Тааль, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Ей сегодня открылось слишком много печальных истин: столько не вместить в один день. — Почему вы остановились именно на «одной маленькой майтэ»?
— Потому что к тебе стали приходить твои сны, — просто ответил Уллэ. — Потому что именно ты стала замечать неладное в земле и воздухе, летая над Великим лесом… Потому что твоя душа так чиста и бескорыстна, Тааль-Шийи, что ей под силу отстоять свободу Обетованного.
Ей хотелось сделать что-нибудь ужасное, раздражающее — опрокинуть одну за другой статуи драконов, или плюнуть на пол, или развернуться и убежать наверх, чтобы искать защиты у Турия, а потом говорить о тщетности жизни с Мельпоменой…
Преодолев себя, Тааль уточнила:
— Каким образом? То есть… Даже если поверить в мою «чистую и бескорыстную душу», — она старалась, правда старалась произнести это не насмешливо, без неповторимых, подспудно-язвительных ноток Альена, знакомых ей по снам. Кажется, не получилось… — Даже если поверить в неё, я не вижу, как это помешает тауриллиан связаться с Хаосом… Они могут уговорить волшебника, создавшего врата, раскрыть их для них. Это всё, что им нужно. При чём здесь я?
— Ну, вся проблема как раз в том, что это не совсем всё, — с непонятным удовольствием прозвенел Эоле. Он подлетел к куче-Горгину и уселся на него, болтая пухлыми ножками. — Чтобы раскрыть разрыв в Хаос и, таким образом, разрушить барьер, поставленный Порядком и первыми людьми, тауриллиан и Повелителю потребуется длинный и сложный обряд. Ты случаем ничего о нём не слышала?…
В вопросе таилась вкрадчивая хитринка — так лягушки прячутся в прибрежных камышах, а мелкая рыбёшка — под корягами на дне… Всё-таки Эоле лукав, как вода.
— Только то, что этот обряд существует, — честно сказала Тааль. — Боуги под Холмом рассказали мне.
— Боуги под Холмом… — задумчиво повторил Эйдре. — Даже нам без
— Ещё они говорили о Мосте. И что тауриллиан собирают в своих землях смертных со всего Лэфлиенна и освящённую воду, чтобы открыть его…
— Верно, — сказал Эоле. — Мост — это, по сути, и есть открытый до конца разрыв в Хаос… Снятие древних заклятий, которые мы призваны охранять. Снятие оков с тауриллиан, их новая дорога к власти. Их возвышение. Для возведения Моста и нужен обряд.
— Так в чём он заключается, этот обряд?
— Для начала им нужна подготовка — много, очень много живой энергии и волшебства, — Зарнара горячо вздохнула, и цветущая Нэйдре теснее прижалась спиной к своей нише. — Для того, собственно, здесь и собираются якобы «порабощённые» (а на деле — скорее обольщённые тауриллиан…) майтэ и кентавры, русалки, оборотни и боуги… И даже драконы.
— Потом всю эту энергию вкладывают в конструкцию из волшебных зеркал, — продолжил Уллэ. — Да-да, Тааль-Шийи… Увы, когда-то именно мастер Фаэнто предложил им чертёж для такой конструкции — до того, как отвернуться от тэверли, он был рад помогать им.
— И эти зеркала должны располагаться точно так же, как в Центре Мироздания, — уточнил Эоле. — Я, возможно, уже упоминал о нём при тебе. Он создаёт баланс сил в борьбе Цитаделей, удерживает Мироздание на единой оси. И внутри он полон зеркал — по крайней мере, так говорят… Даже нам, природным духам Обетованного, не войти туда без позволения сущностей Хаоса или Порядка.
Тааль вздохнула. Ей становилось всё грустнее.
— И отливают эти зеркала только из особой воды?
— Умница, — похвалил Эоле. Когда-то Тааль, может быть, и польстила бы его похвала, но точно не теперь. — И в Лэфлиенне, на нашем материке, раздобыть её можно лишь на Алмазных водопадах…
— А что ещё? — спросила Тааль, чувствуя, что они как раз подбираются к самому главному — к её месту в этой стройной картине, в этом полёте, выверенном до мелочей. Главным действующим лицом, конечно, должен стать Альен — и это понятно, — но она? Жалкая, глупая майтэ с псевдо-«чистой» душой; майтэ, у которой по воле воздушного духа обрезали крылья?…
— Ещё — Узы Альвеох, — сказал Эоле, и тут в зале повисла почтительная тишина. Оглушительно громко трещали факелы на стенах.
Тааль перевела дыхание. Чем-то древним и немного страшным веяло от этого имени.
— Узы Альвеох?…
— Давным-давно, в одном далёком мире, который зовётся Рагнарат, жило могучее племя, — вдруг нараспев начал Уллэ — тем же размеренным тоном, каким отец Тааль, Ведающий или старики из гнездовья начинали свои истории. Тааль захотелось сесть на ветку и устроиться на ней поудобнее, готовясь слушать; должно быть, Эйдре и Нэйдре не понравились бы её мысли о ветках… — У них было всё, что нужно для жизни — сила оружия, волшебство, красота и ум, удача, а ещё — прекрасные и грозные песни… Племя было счастливо, и правила им царица по имени Альвеох. Она была хорошей, справедливой правительницей. Но однажды случилось горе — от долгой болезни умерла её любимая сестра; ведь весь народ Альвеох был смертным, и каждому из них грозило неизбежное расставание с плотью… Альвеох бесконечно любила сестру, с детства была неразлучна с нею. Она знала, что сестру не вернуть, но всё-таки пошла в лес и взмолилась перед своими богами, чтобы они позволили им воссоединиться — иначе солнце, и звёзды, и ветер не в радость ей, а дикие цветы кажутся хищными и уродливыми.