Клинки и крылья
Шрифт:
Впрочем, с тем же успехом она могла бы быть купеческой дочуркой, или скромной крестьянкой с сосредоточенно-тупым взглядом, или весёлой служанкой в трактире… Или, например, служительницей богини Льер в струящихся голубых одеждах.
Но Тааль здесь, а не в его части Обетованного, и она не подходит ни для одной из этих ролей. Лучше бы духи оставили её полуптицей — чтобы все эти неуместные сравнения не лезли в голову…
Думать о чём угодно, о ком угодно, кроме Фиенни. Не впускать их в своё сознание.
— Ты
Та неожиданно разозлилась:
— Сдержаннее? А сколько ещё веков ты согласен просидеть здесь, прижатый к морю Пустыней Смерти? Долго ли, стихотворец?… Я, например, не выдержу больше и года.
— А выдержать придётся всего-то вечность… — злорадно пробурчал Ривэн. Все, кроме Альена, сделали вид, что не расслышали.
Поэт томно вздохнул, пошевелив золотыми пальцами. Мельпомена тем временем занялась драконьей кладкой: плотнее обложила мехом яйца, порозовевшие сильнее остальных, с умилением погладила скорлупу одного из них… На её бледном лице появилось то же умиротворённое выражение, которое Альен приметил у озера. Он снова задумался об их с Мельпоменой сходстве: он тоже обычно предпочитал проводить время в обществе чего-то неживого или, по крайней мере, неразумного.
Мало приятного в таком сходстве.
— Я готов ждать столько, сколько потребуется, пока Повелитель Хаоса не примет решение, — льстиво промурлыкал Поэт. — Все мы сейчас в его власти… Ты просто слишком устала, Сен-Ти-Йи. Тебе нелегко дались годы в бренной плоти, дряхлой и не способной к метаморфозам… Я понимаю. Сделанное тобой — это подвиг для всех нас.
— Нет никаких «всех нас», — сурово исправила Мельпомена. — Есть ты, я, она, Цидиус, Варгарат… По отдельности. Так было и будет всегда. Я не желаю барахтаться в толпе и провонять чужим потом.
— Верно, — кивнула старушка. — Я делала то, что делала, потому что считала это нужным. Для себя. Не надеялся же ты на жертву ради всех нас? — трудно было вообразить более колючее ехидство, чем в этих словах.
Казалось, Сен-Ти-Йи ненадолго позабыла о Ривэне и даже об Альене с Тааль на руках; в чёрных глазах под пергаментно-тонкими, морщинистыми веками горели уже не гордыня и змеиная мудрость, как прежде — там был расчёт, ледяной и ничем не прикрытый.
Ривэн нахмурился недоумевающе, а потом с тоскливым видом потёр громко заурчавший живот.
— То есть, вы хотите сказать… У вас нет… одного народа или чего-то подобного? — робко уточнил он. — Вы — только по отдельности?…
Мельпомена зашлась в высоком холодном смехе. На один бредовый миг Альен испугался, что она разбудит Тааль,
— Вот именно, «по отдельности», смертный. В чём может заключаться смысл, если не в жизни для себя, по своим собственным законам?
Теперь Ривэн потёр уже лоб. Спорить с бессмертными он определённо не жаждал — к тому же, судя по затравленным взглядам на них, всё ещё испытывал то желание-наваждение (пасть ниц, подчиниться…), которое настигло Альена при встрече с Поэтом на берегу.
— Ну-у… — с сомнением протянул он, но тут его прервал необычный звук, раздавшийся сверху. Он не был похож на птичье пение, которое доносилось из садов на верхних ярусах Эанвалле, или на шорох загадочных механизмов в других залах. Переливчатый звон — будто разбили что-то из тонкого хрусталя или тронули струну гигантской лиры.
Сен-Ти-Йи запрокинула голову, с жадностью раздувая желтоватые ноздри. Альен тоже ощутил нечто особенное — едва уловимый сдвиг в магическом поле Храма, похожий на чьё-то пробуждение.
— Твоё тело, подруга, — тихо сказал Поэт. — Твоя бессмертная оболочка зовёт тебя. Она готова освободиться от чар.
— Вы перенесли его туда? — прошептала Сен-Ти-Йи. — Я так и думала… Чувствовала, особенно во сне, когда возвращалась.
Туда?… Поэт и Мельпомена упоминали, что разрыв «прямо над ними». Альен в памяти пробежался по их маршруту из подземелья — и понял.
— Там разрыв, не так ли?… В том же зале, где сейчас тело Сен-Ти-Йи?
Бессмертные радостно переглянулись.
— Он зовёт тебя, Альен Тоури? — вкрадчиво спросила Мельпомена. — Да, он там. Точнее, врата в Хаос здесь повсюду: они ведь на изнанке, не в нашей реальности… Но именно в том зале они ощущаются отчётливее всего.
Альен молча двинулся обратно к дверям. Тааль во сне доверчиво прижалась к его груди.
…Там, наверху, тело Сен-Ти-Йи невесомо плавало в воздухе — в золотистых, белых и синих всполохах энергии. Оно было в точности таким же непередаваемо прекрасным, как запомнил Альен по своему видению. И так же не вызывало никаких тёмных чувств — одно бескорыстное восхищение, словно перед статуей, цветущим лугом или грядой гор на закате.
Глаза бессмертной были плотно закрыты, руки сложены на животе. Она лежала навзничь, вытянувшись, и от этого казалась почти такой же беспомощно-хрупкой, как Тааль — несмотря на гигантский, в полтора человеческих, рост.
Сен-Ти-Йи-старуха, шаркая, приблизилась и, как заворожённая, протянула руку к собственному неподвижному лицу. Интересно, что она сейчас чувствует? Поэт, видимо задавшись тем же вопросом, полез за своим пером.
— Рога? — прошептал Ривэн, приподняв голову к самому уху Альена. — И третий глаз во лбу?… Знаешь, она даже в образе миншийской бабки пугает меня меньше.