Клинки Ойкумены
Шрифт:
– Вы все слышали!
– Слышал, – не стал отпираться гематр. – И еще раз приношу свои извинения. Я понимаю ваши опасения, сеньор Пераль. Они вполне логичны. Но поверьте: я рискую ничуть не меньше, чем вы.
«Чем же вы-то рискуете?» – хотел рявкнуть маэстро, но Карни его опередила:
– Я знаю, где найти деньги!
Девушка лихорадочно рылась в походной сумке.
– Очень хорошо, сеньорита де Кастельбро, – поощрил ее мар Фриш. – Я отправляю вам номер счета. Переведите на него сумму, озвученную сеньором Пералем. По подтверждении зачисления денег на указанный счет я пришлю вам сообщение. Там будет
– Мы скоро увидимся? – съязвил Диего.
Гематр остался серьезен:
– Да. Вероятность – восемьдесят семь и четыре процента.
На сей раз Диего с тщательностью параноика проверил, что сеанс связи действительно завершен. Впрочем, он так и не смог избавиться от ощущения слежки. Карни тем временем уже терзала свой уником, набирая чей-то номер. Кому она звонит? Отцу? брату?! Бред, безумие… Самому Диего обратиться было решительно не к кому. Луис Пераль зарабатывал на зависть иным драматургам – поток гонораров не иссякал. Он не отказал бы сыну в критической ситуации. Но Пераль-старший привык жить на широкую ногу. Наряды, застолья, выезды, благотворительность… Женщины, наконец. Любовница «el Monstruo de Naturaleza» – в Эскалоне это считалось прибыльной вакансией. Даже если отец не залез в очередной раз в долги, нужной суммы у него не найдется. Придется занимать, и как Пераль-старший потом сумеет расплатиться – Бог весть…
Он слишком поздно осознал, кому звонит Энкарна.
– Не смей, Карни! Нет!
Девушка вытянула в его сторону свободную руку ладошкой вперед. «Не мешай!» – читалось в жесте. Диего задохнулся от боли: казалось, его саданули кулаком под ложечку. Так натыкаются на стену силового поля. Маэстро больше не владел ситуацией. Размеренная, привычная жизнь рушилась крепостной башней под обстрелом артиллерии. Нет, башня еще стояла, но в ней зияли бреши, пробитые ядрами, а от щербатых зубцов до фундамента змеились трещины. Залп, другой, и крепость рухнет, погребая защитников под собой…
Я дома, подумал Диего. Мои ноги топчут грубую землю, мой корабль пока не взлетел. Но на самом деле я не здесь. Я в Эскалоне? Нет, я в Ойкумене, которую даже не успел повидать. Коммуникаторы, банковские переводы, секторальные визы, регенерационные капсулы, полет на аэромобе, и вот – бегство с планеты при посредстве таинственного гематра. Господи! Чудны дела Твои! Старый добрый контрабандист исчезает, его место занимает инопланетник, хозяйничающий в моем уникоме прямо из госпиталя. Карни, тебе легче. Ты в Ойкумене, как рыба в воде. Это я все время опасаюсь где-нибудь напортачить и опростоволоситься. Это я при каждом удобном случае отдаю тебе бразды правления. Ей-богу, на Дровяном бастионе было легче. Вот свои, вот противник. Задача поставлена, иди выполняй. Стреляй, коли, отражай удары. Карабкайся на стены, глотай едкий дым. Прикрывай спину товарищу и молись, чтоб не зацепило шальной пулей. Господи, верни меня на бастион…
– Дон Васко?
Диего скрипнул зубами. Слышать этот разговор было выше его сил.
– Дон Васко, вы говорили, что любите меня. Что готовы на все…
– Да, – донеслось из коммуникатора. – Говорил.
Так мог бы ответить мертвец – или гематр.
– Мне нужна ваша помощь, дон Васко, – губы Карни затряслись. Справившись с предательской слабостью,
Пауза длилась, выедая душу, как яйцо из скорлупы. Когда молчание сделалось невыносимым, прозвучало:
– Сколько?
«Я вызову его на дуэль! Я убью негодяя!»
Секундой позже до Диего дошло, что в голосе дона Васко не звучало ни презрения, ни насмешки. Донья Энкарна глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, и быстро выпалила сумму.
– Давайте номер счета, – сказал дон Васко.
– Прекрасное вино, дон Луис.
– Я рад, что мое вино понравилось вашему сиятельству.
– Ваше вино?
– Я приобрел виноградники в Кастро-Мадура восемь лет тому назад. Жара и каменистая почва, ваше сиятельство. Лучших крепких вин нет нигде. Я велю отослать вам сотню бутылок.
– Благодарю вас. Я щедро заплачу за ваше вино.
– Я смертельно обижусь, если вы заплатите хотя бы реал.
– У меня для вас две новости, дон Луис.
– Хорошая и плохая?
– Обе плохие.
– Они плохи для меня?
– Они плохи для нас обоих. Поэтому я пришел к вам в дом, как гость, и пью ваше вино. Между нами больше нет вражды, если вы не захотите возродить ее заново. Дон Луис, я собираюсь вернуть мою дочь и убить вашего сына. И поверьте, я приложу для этого все усилия.
– Убить моего сына? Действительно, скверная новость.
– Я предупреждал.
– Впрочем, Диего еще жив, что скрашивает удрученному отцу боль от слов вашего сиятельства. Но вернуть дочь? Что тут плохого?
– Моя дочь опозорена. Она вернется в семью Кастельбро, и позор вернется вместе с ней. Такие повороты сюжета хороши в пьесе.
– Чем же?
– Они позволяют развивать интригу дальше.
– Я весь внимание, ваше сиятельство.
– Например, после смерти оскорбителя можно начать поиски жениха, согласного прикрыть позор своим именем. Приданое – великий стимул. А я, как вам известно, не из тех грандов, у кого за душой – плащ да шпага.
– Вы пришли обсудить со мной тонкости сюжета?
– Нет. Я пришел спросить: почему вы не эмигрировали?
– Вы мне угрожаете? Подталкиваете к отлету с Террафимы?
– Ничуть не бывало. Я имею в виду, почему вы не уехали раньше, в молодости? Вы вернулись в Эскалону человеком Ойкумены. Можно сказать, космополитом. Я напомнил вам, что значит сословная разница. Казалось бы, вот она, веская причина для эмиграции! Вас, доктора философии, с радостью принял бы любой университет от Хиззаца до Ларгитаса. Нет, вы остались. Это был вызов?
– Кому? Вам, ваше сиятельство?
– Значит, вызов. Не имея возможности вызвать меня на дуэль, вы бросили мне перчатку иным способом. Что ж, эту дуэль я проиграл. Вы – больше эскалонец, чем я. Сын ювелира, вы теперь дворянин. Дерзкий пасквилянт, вы – знаменитость. И наконец, ваш сын обесчестил мою дочь. Поздравляю с победой, дон Луис. Я умею проигрывать.
– Пытаясь убить моего сына? Вы и впрямь мастер проигрышей.
– Смерть дона Диего не отменит моего позора. Я отправлю его в могилу без радости и торжества. Это действие необходимое, но не предвкушаемое.