Клинки Ойкумены
Шрифт:
«Коллективный антис, сокр. коллант (термин введен Адольфом Штильнером, д.т. к/б.) – межрасовый микро-социум, обладающий способностью переходить в волновое состояние «большого тела», аналогично природному антису. Для создания полноценного колланта необходимы представители основных рас Ойкумены в достаточном количестве, а также невропаст. Возможны определенные вариации; в частности, известен случай вхождения в коллант близнецов-гематров, киноидного модификанта и т. д.
Невропаст, обученный
Вся эта «трансперсональная психо-энергетика» вызывала у маэстро головную боль, мутную и гадкую, как похмелье от дрянного вина. Не меньше голова болела от восторгов Карни. Опасения? Какие опасения, мой ястреб? Радуйся и благодари Господа за чудо. Разумеется, чудо! А что еще? Чудо из чудес – помнишь, что сказала та женщина? Дитя мое, без слов отвечал Диего. Всем сердцем я хочу поверить тебе. Но скажи, дитя, что происходит с бессмертной душой, когда тело по велению чужой воли превращается в свет? Когда огненные змеи обвивают нас, вгрызаясь в разум и плоть…
Вирт жрал время, как свинья – помои. Статьи и интерактивные ролики, анимированные демонстрации, аудио-справки, клубы по интересам… Диего хватался за соломинку – повсюду мелькала знакомая ему фамилия профессора Штильнера. Д.т. к/б – безумное сокращение означало, как выяснилось, трижды безумное «доктор теоретической космобестиологии». Барахтаясь в волнах информации, взбивая пену, рискуя каждую секунду захлебнуться, маэстро вывалился на островок, обжитый фанатами знаменитого космобестиолога.
Объемный портрет напоминал голову бунтовщика, водруженную на копье. Разве что глаза еще не выклевало воронье. На Диего хитро щурился пожилой сеньор – толстый, обрюзгший, со встрепанными, как у дворового постреленка, вихрами. Виски, пышные бакенбарды и борода были седыми. Даже с сединой, спутницей мудрости, доверия профессор не вызывал. Куда больше впечатлял список его работ: «Теория энерговзаимодействий внутри колланта», «Особенности невропастической инициализации», «Координирующая роль помпилианца», «Сравнительный анализ волновых структур колланта и природного антиса»…
Сунув нос в «Сравнительный анализ», Диего сбежал на третьем абзаце – мозги закипели от высокоученой тарабарщины. В надежде отыскать что-нибудь более доступное для «махровой деревенщины», маэстро принялся бродить по островку, заглядывая во все разделы подряд. «Происхождение флуктуаций континуума», «Волновые аспекты межрасовой генетики» – Господи, помилуй…
А это еще кто?!
Господь не помиловал. На снимке, стоя бок о бок с профессором, ухмылялся в объектив высокий парень лет двадцати с небольшим. Оба мужчины торчали голышом у кромки прибоя. Ну хорошо, не голышом – в трусах, больше похожих на шнурки с гульфиком. Самым неприличным образом маэстро ткнул пальцем в гульфик профессора. Из макушки д.т. к/б радостно всплыл комментарий: «Адольф Штильнер с сыном Давидом». Диего мысленно сбрил Штильнеру-младшему длинные, до плеч, вьющиеся кудри. Сомнений
Девушка, возразила память. Парень, отрезало зрение. Девушка! Парень! Боже праведный, взмолился Пераль. Что со мной? Я уже не могу парня от девушки отличить?! От личной палаты в сумасшедшем доме маэстро спас следующий кадр: бритая наголо девица со шпагой подмышкой. Она! Боже праведный, она! «Джессика Штильнер…»
Близнецы!
Маэстро вытер холодный пот со лба. По правде говоря, он до одури боялся, что от прикосновения ладони ко лбу над его теменем взовьется что-нибудь вроде: «Диего Пераль, болван дубовый». Могу, пробормотал он. Девушку от парня – могу…
– Конечно, можешь!
Руки Карни обвили его шею. Юная донья втиснулась в сферу, прижалась щекой к колючей щеке Пераля.
– Еще как можешь! Это твоя любовница?
Маэстро лишился дара речи.
– Ты с ней уже спал? – упорствовала Карни. – Ну и как?
Диего, человек чести, вздохнул:
– Не спал. Обнимались, это да…
– У нас с тобой тоже все началось с объятий. Когда переспите, расскажешь мне. Понял?! Если что, я подучусь, я талантливая. Все, отключайся! Ужинать пора.
Ты талантливая, подумал Диего. А я – бездарность.
– Добрый вечер, сеньорита.
– Здравствуйте…
– Добрый вечер, сеньор.
– Присаживайтесь, инспектор. Выпьете лимонаду?
– Не откажусь…
Инспектор выглядел сущим мальчишкой. Даже официоз одежды – черные шорты, белая рубашка-безрукавка, шейный платок с эмблемой службы надзора – не добавляли ему ни возраста, ни солидности. Тощенький, сутулый, точь-в-точь привиденьевый веточник, он пил лимонад, шумно фыркая. Диего молча следил, как гость пьет. Скверный актер, маэстро изо всех сил старался не выказать осуждение чужим, пусть и дурным манерам. «Сеньора» и «сеньориту», пришедших на смену более привычным для Хиззаца обращениям, Пераль-младший оценил по достоинству, как и тот факт, что инспектор явился к ним домой, а не вызвал повесткой в контору.
Похоже, намечалась какая-то пакость.
– Не стану отнимать у вас время, – инспектор вытер губы влажной салфеткой и скомкал пористую бумажонку в кулаке. Взглядом поискав утилизатор, он без промаха запустил комком в приоткрытую пасть устройства. Утилизатор чавкнул: его манеры также оставляли желать лучшего. – Сеньорита Кастельбро на родине подана в розыск. Наша служба получила соответствующую ориентировку. Мы обязаны реагировать.
– Вот же я! – Карни ослепительно улыбнулась. – Зачем меня разыскивать?
– Рад знакомству, сеньорита. Завидую вашему… э-э… вашему…
– Спутнику, – подсказал Диего.
– Да, завидую, – инспектор гнул свое. В беседке, несмотря на вечер, было душно. Гость вспотел, лимонад сразу выступил на шее и лице, усеяв кожу искрящимися капельками. Чувствовалось, что комплимент дался инспектору нелегко. – Увы, судейские крючки вряд ли примут во внимание мою зависть и вашу прелесть. По законам Ойкумены вы несовершеннолетняя. Вам, если не ошибаюсь, семнадцать?
– Восемнадцать! – по-детски обиделась девушка. – Ну, почти. У меня скоро день рождения! Очень скоро!