Клинки Юга
Шрифт:
– Я помогу тебе одеться, – сказала, улыбаясь. – Не возражаешь?
– Куда уж мне возражать. – Фредерик усмехнулся и, если бы обе руки его работали, развел бы обеими руками, а так получилось – одной. – Я теперь слабак – не то слово.
– Но-но, – погрозила пальцем королева. – Не прикидывайся, – и принялась хозяйничать в гардеробной.
Через полчаса Фредерик, обряженный в свою любимую домашнюю одежду (куртку и штаны из мягкой шерсти песочного цвета), с правой рукой, подвязанной на черную ленту, перебрался в гостиную. Там уже ждал стол, покрытый веселой, клетчатой
– Помидоры! Цыпленок! Вино! – обрадовался король. – Наконец-то! – и без особых церемоний приступил к трапезе.
Фредерик прекрасно понимал, что после вынужденной голодовки живот не следует сильно нагружать, поэтому держал себя в руках. Разве что вина позволил себе больше, чем обычно, и быстро захмелел. Но ему так и хотелось: с помощью винного духа прогнать тяжкие мысли, которые давили голову и не позволяли груди свободно дышать. Хмель не раз уже доказывал свою состоятельность в этом деле.
– Иди ко мне, родная, – позвал он Марту и с огромным удовольствием обхватил здоровой рукой ее тонкую талию, когда она послушно опустилась на его колени. – Я могу ошибаться, но, кажется, я видел тебя во сне, – шепнул Фредерик. – И ты плакала. А я подошел, чтоб тебя утешить, и от этого проснулся.
– Ты в самом деле меня утешил. Когда проснулся. И, пожалуйста, больше не огорчай, – Марта обняла его и поцеловала. – Да и еще кое-что.
– Что же?
– Поскорее набирайся сил. Мне страшновато спать одной…
5
«Брура, Брура, Брура, тебе никогда этого не сделать, – бормотал старик знахарь себе под нос, рассматривая три разноцветных кристалла. – Нужного нет. Вороньего камня нет. И заменить его нечем. Да и с ним вряд ли что получится».
Громкий храп прервал его мысли, и старик сердито покосился на спящего ученика: немой Димус каким-то чудом смог устроиться на узкой скамье возле стены и теперь оглашал комнату-лабораторию раскатистыми руладами. Немудрено: за высокими окнами давно была глубокая ночь.
Брура отхлебнул бодрящего чаю (пил его, чтоб не сморил сон) и еще раз пролистал свои книжицы. Непростые книжицы – старинные, от отца доставшиеся, со страницами из человечьей кожи, из женской, когда-то мягкой и теплой. Именно на такой азарские знахари Круга Семи Камней записывали свои рецепты и формулы. Записывали особыми шифрами (у каждого был свой), чтобы кто-нибудь непосвященный не мог узнать их премудростей. Передавать знания трав и минералов знахарь или знахарка могли лишь своим детям. Когда-то Брура делился всем, что знал, с дочерью. Она делала успехи, особенно хорошо разбиралась в травах и кореньях. Но дочь умерла, и все надежды Бруры погрузились вместе с ней в могилу.
Он долго жил один. Это всегда его тяготило, но под старость одиночество начало язвить все сильней и сильней. И старик взял себе в дом сирот, братьев-близнецов Димуса и Мурина, как бы в ученики. Только обучал он их без особого желания. Так – самым простым и незначительным вещам: как головную или желудочную боли успокаивать, как синяки и бородавки сводить, как раны и
Но многочисленные знания, запертые в голове знахаря, стали пропадать, забываться. Так истлевают, умирают, незаметно, но неотвратимо, на дальних полках библиотек давно забытые книги, никому больше не поверяющие своего содержания. Паутина и плесень становятся украшением для их обложек и корешков, когда-то даже позолоченных; жуки и мыши вместо любопытных читателей тревожат их страницы – грызут и точат бумагу, пергамент, приближая конец.
Поэтому Брура не спал, ворошил свои книги, ворошил свою память, но не мог найти ясного ответа на вопрос, как вернуть здоровье Фредерику. Мешали не только старость и забывчивость – мешал страх: знахарь боялся наказания, которое могло обрушиться на него. Он не сомневался, что король покарает за неудачу. И покарает жестоко. Фредерика Брура волей-неволей приравнивал к князю Хемусу, скорому на суд и расправу.
В лаборатории Линара старику уже многое было знакомо. За несколько дней он перезнакомился со всеми пузырьками, коробочками и баночками многоумного королевского доктора. Только здешние свитки и книги Брура не трогал – он не знал языка, на котором они были написаны. Да и не содержали они в себе ничего необходимого знахарю – за это старик мог поручиться…
Заболело за ребрами, слева.
«Сердце, – подумал Брура, прижимая ладонь к груди. – Ну, ты, старое, еще против меня выступи…»
Он опять взялся за кружку с чаем, но хлебнуть не успел – дверь в лабораторию бесшумно приоткрылась и появилась фигура в длинной темной одежде. Знахарь кашлянул – от неожиданности у него в горле пересохло – не готов он был видеть позднего визитера.
– Доброй ночи, – вполголоса поздоровался Фредерик и, мягко ступая, прошел к столу, за которым сидел Брура. – Простите, если напугал.
– О, совсем не напугали, – ответил старик и испугался еще больше: голос-то предательски сорвался.
– Да ну, не лукавьте, – улыбнулся молодой человек. – Вы так глаза округлили, будто привидение увидали.
Он присел в кресло напротив, скосил глаза на всхрапнувшего Димуса, вздохнул:
– А мне не спится. Потому, видать, что за шесть суток выспался, – сказав, хмыкнул. – Я вот бродил сейчас по парку, увидал свет в окне лаборатории, зашел поговорить с вами.
– А как вы узнали, что это я здесь?
Фредерик пожал плечами:
– А кому еще тут быть? Линар бессонницей не страдает. К тому же он любит свою молодую красивую жену и не допустит, чтоб она спала одна. Ученик Линара – Грег – тоже соня известный. А вы – старик. Старикам всегда плохо спится. Тем более в месте, которое им кажется небезопасным. Я не прав? – Его глаза, посмотревшие в упор на Бруру, были схожи с серой сталью, лгать которой невозможно, и старик признался:
– Правы.
Молодой человек вновь пожал плечами, как бы говоря: «ну, вот видите». И тут же сморщился, как от боли, глухо пробурчал: