Клинки Юга
Шрифт:
Фредерик на миг потерял дар речи – так потрясла его эта необычная весть.
– М-марта! – обернулся он к подошедшей супруге. – Ты слышала? И сын, и дочь! У меня еще и дочь!
Его лицо сияло таким счастьем (а это происходило нечасто), что Марта отбросила куда подальше заскрежетавшую мелкими зубами ревность и обняла Фредерика и малыша, которого он держал на руках:
– Рада за тебя, милый, – шепнула она королю. – Я прикажу готовить праздничный обед – такие хорошие новости надо достойно отметить. – Затем обратилась к гостям. – Прошу вас отдохнуть в нашем дворце. Здесь у вас ни в чем не будет нужды…
Так у Фредерика появился
Нахмуренный бука Донат в тот же день встретил сводного братца, подсаженного к нему в манеж, возмущенным кряхтением и ударил погремушкой по голове. Эльберт скривился и оглушительно заревел, демонстрируя прекрасные легкие.
– Прекрасный горлопан! – расхохотался Фредерик, протягивая сыну в утешение сахарную палочку. – Вырастешь – дам тебе полк, будешь им командовать. – Затем погрозил развоевавшемуся Донату. – А ты смотри, бука, не обижай младшего. – Вручил точно такую же палочку и ему, так что оба карапуза затихли и зачмокали губами, наслаждаясь вкусненьким.
– Они поладят, – заверила короля Марта, присаживаясь рядом с манежем в мягкое кресло.
– А как насчет тебя? – вдруг спросил Фредерик. – Я вижу: ты подавлена.
– Я устала.
– Неправда, – нахмурился молодой человек. – Ты недовольна тем, что сегодня произошло.
– Сегодня произошло много хорошего, и я всем Довольна, – возразила Марта, чувствуя, что начинается тяжелый разговор, которого она не в силах избежать.
Фредерик понял и решил не усугублять:
– Милая, я прекрасно понимаю: тебе неприятно знать о том, что было между мной и Тайрой в Эрине. Но оно было. И не по моей воле… Но я ни в коей мере не оправдываюсь! – Он поднял вверх руку, предваряя слова супруги о том, что не стоит сейчас виниться (а Марта – Фредерик и это заметил – уже готова была прервать его именно такими речами). – Я просто представляю тебе факты, от которых не отмахнешься и на которые глупо обижаться. Тайра – это мое прошлое, и я его принимаю, целиком и полностью, как принимаю и своего сына от Тайры, как готов принять, если надо будет, свою дочь. Она в моем сердце уже сейчас. Как и Эльберт, и Гарет, и Донат, и ты. Всем там есть место, поверь. И я бы очень хотел, чтоб там, в моем сердце, меж вами не было раздора. Это нужно не только мне – это нужно нашей семье, королевской семье. Это нужно всему нашему государству. Обстановка в нашем доме влияет на обстановку в Королевстве…
– Ты всегда можешь положиться на меня, – вдруг сказала Марта, прикладывая палец к его красноречивым губам. – Не объясняй мне большего, иначе я стану себя презирать, за глупость.
Фредерик покачал головой, видя, что глаза ее мерцают слезами:
– Прости – я должен был это все сказать.
– Конечно, – кивнула Марта. – Ты король, ты Судья. Я просто на минуту забылась – подумала, что я жена простого человека.
– Это не так.
– Я знаю. И постараюсь больше об этом не забывать.
Фредерик улыбнулся, поцеловал ее руку:
– Мне самому очень часто хочется быть простым человеком…
Тем временем у королевичей рассосались сахарные палочки, и карапузы вновь стали громко воевать – с криками рвать друг у друга забавную деревянную лошадку.
– Да, прибавится шуму во дворце, – засмеялась Марта.
– Будь с парнями построже, – сказал Фредерик. – И нянькам скажи, чтоб не миндальничали, не потакали капризам. Пока они малыши, я не могу заниматься ими так, как должно. Но через три года, господа хорошие… – Он наклонился в манеж и щелкнул по лбу каждого, чтоб привлечь их внимание. –
Марта с удовольствием ему это позволила. Малыши в манеже теперь сидели тихо-тихо – их успокоил строгий голос отца…
Идиллия, счастье, безмятежность, которые, казалось, уже навеки установились в семье короля и во всем дворце, разрушились в среду. После полудня. В парке, на лужайке с изумрудной шелковой травой, залитой солнечным светом.
Фредерик учил Гарета фехтованию. Все проходило как обычно: отец показывал приемы, используя обычную палку, медленно и точно, а сын повторял, стараясь все проделать быстрее, но без потерь в точности и четкости.
– Пусть клинок станет тобою, – шептал король в розовое, мягкое ухо королевича, – твоей рукой, твоей мыслью. Наши мысли часто селятся в наших Руках и потому едины с ними. А мысль быстра – нет ничего и никого быстрее. Но твой клинок должен стать ею – мыслью. Тогда не будет тебе равных.
И Гарет понимал, хоть речи Фредерика и были временами слишком мудреными для пятилетнего мальчика. Тело королевича понимало, что делать с рукой, отяжеленной мечом. В свои юные годы он освоил и отточил сложный удар Южного Ветра и многие другие приемы.
– Не бойся промаха, – учил отец мальчика под сенью древних кленов, что шумели ветвями и листьями – словно рукоплескали успехам юного лорда. – Промах откроет тебе неожиданное преимущество. Главное: увидеть его и правильно использовать. Он также станет неожиданным для твоего врага, и этим тоже принесет тебе пользу. Если подчинишь себе промахи – нет тебе предела, и даже твоя ошибка будет твоей победой.
И Гарет все прописывал в своей голове – это было несложно. Ему казалось: вспоминаются временно забытые знания. Фредерик, глядя, как виртуозно и легко его сын управляется с детским мечом, ощущал себя на небесах: «Вот оно, мое бессмертие – в сыне, что взглядом и движениями похож на меня».
У него в последнее время часто ныло сердце. Так, едва заметно – потягивало что-то с левой стороны груди. Фредерик не обращал внимания. К тому же он считал, что знает причину: когда-то несколько лет назад он был ранен стрелой как раз в левую подмышку, а чуть позже – получил болтом из арбалета под левую ключицу. Так что левая сторона его груди имела полное право ныть время от времени. И молодой человек уже привык к тому, что в сырую погоду старые раны давали о себе знать. В такие моменты он просто пил травяные настои мастера Линара и ограничивал себя в резких движениях: проще говоря, меньше тренировался.
В этот раз все началось именно с этой занудной боли в левой подмышке. И как обычно Фредерик ни капли внимания ей не уделил – встал в позицию, что показать Гарету очередной хитрый удар.
– Этот прием как раз для тебя – он для низкорослых воинов. Называется Злая Коса. Пока ты маленький, он будет твоей коронкой, – сказал сыну. – Будь внимателен.
И Фредерик разогнал палку-меч по дуге, снизу вверх и наискось, подрубая левую ногу воображаемому противнику, но тут его самого словно кто-то ударил в левый бок – резко, сильно, заставив тело переломиться так, как сникает дерево от мощного удара топором. Перехватило дыхание, стало мало света, в глазах все запрыгало, и, словно тающий снег, потекли четкие контуры, сливая все окружающее в один мутный ком. Будто издалека услышал король испуганный крик Гарета: