Клоака. Станция потери
Шрифт:
Так спокойнее.
Намного спокойнее.
— Завеса!
Какая еще завеса?..
Трынц… Трынц… Трынц…
Этот звук…
Пш-ш… Пш-ш… Пш-ш…
А-а… Эта завеса…
Восьмая улица — Лазарет
Что там обычно видится людям, приходящим в сознание в больнице? Белый потолок? Доктора? Медсестры? Капельницы? У меня ничего этого нет. Во всяком случае, мне так кажется.
Медсестер с докторами я тоже не замечаю. Впрочем, как и капельницы с ее трубками и иголками.
Кровать жесткая и противно скрипит, стоит только мне перевернуться на другой бок. Перед глазами все размывается, а голова раскалывается на части ровно по тем швам на черепе, про которые нам рассказывали на уроках биологии в старшей школе. Названия я их, конечно, уже не вспомню, но в «голом» виде человеческий череп выглядел прикольно.
— Просыпайся.
Сказавший это человек стоит напротив окна. Из-за этого я могу разглядеть лишь узкий черный силуэт, походивший на тело какого-то вытянутого вверх пришельца. Благо голова уже начинает соображать, а по просмотренным мною космическим операм я точно знаю: пришельцы на нашем языке не разговаривают. Точнее разговаривают, но не все и не сразу.
— Нина, просыпайся. Нельзя столько спать.
Вот именно такую фразу я каждые выходные слышу от папы. «Нина, уже двенадцать, хватит спать!» И что?.. У меня выходные! Что хочу, то и делаю.
Раз я сплю, значит, хочу спать.
— Нина.
Только я знаю, что это не папа. Потому что я не дома и не в своей комнате.
Я еле как принимаю сидячее положение. По затылку будто ударили битой. При каждом движении в висках начинает пульсировать, а во рту пересохло настолько, что мне кажется, будто я способна выпить воду из всего школьного бассейна.
— Отлично. Как ты себя чувствуешь?
— Плохо, — говорю я, разлепляя слипшиеся губы.
Пружины на кровати снова скрипят. Матрас у края продавливается под тяжестью еще одного тела. На моем запястье сжимаются чужие пальцы. Вблизи он уже не был похож на пришельца, поэтому узнать Семена труда не составило. Да и кто бы еще стал «заботиться» о «пострадавших», если не «врач»?
— Я Вас не понимаю.
Семен отвечает только после того, как закончивает отсчитывать мой пульс:
— Что именно ты не понимаешь?
— Вас. Вашего мышления. Ваших поступков.
— Ты это о метро?
— И о нем тоже.
Семен поднимается с кровати и подходит к небольшому столику у стены. Там лежит какой-то чемоданчик. Он достает из него шприц и ампулу с прозрачным раствором.
— Я не дам себя колоть непонятно чем.
— Я не буду спрашивать твоего разрешения, Нина, — говорит Врач. — Но я хочу, чтобы ты поняла одну вещь: я тебе не враг. Хочешь —
— Еще одно наставление? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как из иглы брызгает тоненькая струя раствора.
Что ж… Убивать меня, введя в вену воздух, он точно не собирается.
— Ты доехала до конечной.
Молчу. Семен подходит ко мне, доставая из кармана жгут.
— Ты заметила, я не спрашивал, а утверждал это. Как думаешь, почему я в этом так уверен?
Да откуда мне знать?
Семен кладет на кровать свои «инструменты» и достает из другого кармана мой мешочек с жетонами.
Инстинктивно я поднимаю руку к груди и, сжав одежу, понимаю, что одета я была во что-то другое. Опустив взгляд, я вижу на себе самую обычную больничную рубашку. Семен бросает мне мой «кошелек», и он приземляется прямо на мои колени.
Жетоны внутри него громко звякают.
— Они мне не нужны. Я не хочу отсюда уходить.
Костя говорил об этом… Кажется. О том, что есть душегубы, которым нравится быть душегубами. Вот только я и подумать не могла, что Семен окажется из их числа.
— Почему?
— Потому что из дома не бегут, когда он начинает рушиться.
Еще как бегут, чтоб крыша на голову не упала.
Семен перетягивает жгутом мою руку выше локтя. Я не сопротивляюсь, наблюдая за тем, как тонкая игла безболезненно входит под кожу, выпрыскивая через себя какое-то лекарство.
— Это поможет тебе быстрее прийти в себя.
— Что случилось?
— Наш общий друг решил поиграть в спасителя. Ты что-нибудь об этом слышала?
— О чем именно? В какого спасителя?
Врач долго вглядывается в мое лицо, пытаясь понять, вру я или нет. Надеюсь, что благодаря паршивому самочувствию, моя ложь принимается за правду.
— Пару лет назад его старший брат, так же, как и ты, попал в Клоаку.
— Пару лет назад? — переспрашиваю я. — Почему же спасать его он отправился только сейчас? Не знал где он? Или…не мог сюда попасть?
Как бы то ни было, Тихоня знал, куда шел. Он подготовился к спуску в метро. Раздобыл где-то пистолет, был в курсе о душегубах. А если вспомнить о том, как спокоен он был, находясь в первом вагоне… Тихоня и о «туннельных монстрах» тоже знал.
— А может, он сам уже бывал здесь и смог выбраться?
— Его здесь раньше не было, — уверенно произносит Семен, вновь отходя к окну. — И как он узнал о Клоаке, я могу только догадываться.
Означает ли это, что варианты все-таки есть? Если его здесь не было, но он обо всем откуда-то знал… Кто-то должен был ему рассказать. Но кто? Логично, что варианта только два: душегуб-подстрекатель или выбравшийся из Клоаки везунчик.
— Тогда…если он пришел за братом, то… Он здесь? В лагере? Вы знаете его?